В связи с празднованием 65-ой годовщины Великой Победы обращает на себя внимание тот факт, что первые лица Российского государства испытывают неловкость, когда им приходиться отвечать на вопросы относительно роли и места И.В. Сталина в победе союзников во Второй мировой войне. В этом проявляется как бы инерция недавнего прошлого, когда было хорошим тоном утверждать, что победа Советского Союза над врагом – это одно дело, а Сталин – это совсем другое, что народ победил бы и без Сталина и чуть ли не вопреки ему.

Неудивительно и даже закономерно, что на таком антисталинском фоне в мире активно действуют силы, которые отрицают решающую роль СССР в разгроме фашизма, принижают и умаляют достижения Красной Армии в деле освобождения Европы от нацизма, ставят Сталина на одну доску Гитлером. Логика здесь такова: Гитлер был плохой и потому Германия стала «империей зла», Сталин был плохой и потому Советский Союз не мог сделать ничего хорошего ни для себя, ни для других народов по определению. Развивая далее эту тему, недруги России уже не ограничиваются фальсификацией истории, а требуют от России отвечать своей территорией и национальными богатствами за «преступления тоталитарного сталинского режима».

Ясно, что недруги у России всегда были, есть и будут просто потому, что Россия – очень большая и потенциально богатая страна с независимой внешней политикой и ядерным щитом. Ясно также, что в жизни надо поддерживать друзей, а не ублажать врагов, ибо последние после достижения определённых уступок сразу выдвигают новые требования. Вместе с тем следует признать, что истоки фальсификации берут начало именно в Советском Союзе во времена правления Хрущёва, а затем они постоянно подпитывались его последователями и единомышленниками. Критика Сталина со стороны Хрущёва преследовала цель отстранения от партийной и государственной власти тех лиц, которые могли бы стать его реальными или потенциальными соперниками. Расчищая себе путь к вершинам власти, Хрущёв наметил такую стратегию: если доказать народу, что Сталин был плохой, тогда можно сделать вывод о том, что и его близкие соратники были не намного лучше и потому им не место в руководстве партией и страной. Лично себя к близкому окружению Сталина Хрущёв почему-то не относил.

Свой закрытый доклад на 20-ом съезде КПСС под названием «О культе личности и его последствиях», озвученный в последний день съезда 25 февраля 1956 года, Хрущёв начал с тезиса о том, что «Сталин был слишком груб» и потому изначально не должен был становиться руководителем страны. И это при том, что сам Хрущёв вежливостью не отличался и «тыкал» всем своим подчинённым, в то время как Сталин допускал обращение на «ты» исключительно к близким людям, например, к В.М. Молотову. В большинстве остальных случаев он использовал обращение «товарищ» с добавлением фамилии.

Ну да это – «мелочи». Когда Хрущёв перешёл к теме «Сталин и война», он выдвинул против покойного руководителя СССР ряд тяжких обвинений, должных объяснить тяжёлое положение, в которое попала страна в первые месяцы войны. По мнению докладчика, в то время, когда все вокруг видели и понимали, что война вот-вот начнётся, один Сталин ничего не видел, не слышал и не понимал. Сталин де игнорировал достоверные разведданные о сроках начала войны, и своим бездействием нанёс большой вред государству. Это – большая ложь Хрущёва.

К настоящему времени в печати уже появились работы, раскрывающие масштабы нацистской дезинформации, призванной успокоить руководство СССР и доказать, что концентрация германских войск в восточной Европе не направлена против Советского Союза, а преследует совсем другие цели. Заранее решив использовать фактор внезапности для получения решающего преимущества в приграничном сражении, германский Генштаб сделал всё возможное, чтобы максимально засекретить свои намерения и не насторожить русское командование. Для этого войска вначале концентрировались сравнительно далеко от границы, и сроки их выступления не объявлялись. Что касается поступавших в Москву разведданных, то они носили весьма противоречивый характер. Так, например, называлось 15 мая в качестве первого дня нападения Германии на Советский Союз, однако эта дата подошла, а на границе всё было спокойно. Прошли ещё две недели июня 41-го, и появилась надежда, что всё обойдётся, если продержаться в условиях мира ещё два месяца, поскольку в силу географических, климатических и инфраструктурных особенностей невозможно или нежелательно было начинать и вести войну против СССР осенью, зимой или ранней весной. Кроме того, принималось во внимание то, что Германия уже находилась в состоянии войны с Великобританией, а воевать одновременно на два фронта всегда считалось делом рискованным. Исходя из этого, Сталин делал всё, чтобы прожить эти два летних месяца без войны, после чего страна получала бы ещё почти год передышки, а за это время экономическая и военная мощь СССР укрепятся настолько, что перечеркнут планы любого агрессора.

Поскольку министерство иностранных дел Германии продолжало посылать в Москву успокоительные заверения, обличающие те силы, которые хотели бы поссорить две наши страны, то и советская сторона делала вид, что таким заверениям доверяет, и в своих публичных заявлениях демонстрировала преданность советско-германским мирным договорённостям (речь идёт о сообщении ТАСС от 14 июня 1941 г.).

Советское руководство отдавало себе отчёт в том, что нацисты были мастерами изощрённых провокаций и умелой пропаганды. Им было бы очень выгодно, чтобы советское правительство совершило какие-либо значимые действия, (например, приказ о частичной мобилизации), которые в глазах мирового сообщества можно было бы представить как агрессивные намерения и нарушение Договора о ненападении от 1939 года. Тогда всему миру было бы объявлено о том, что большевики де решили уничтожить западную цивилизацию и что у Германии не остаётся другого выбора, кроме нанесения мощного упреждающего удара с целью сорвать агрессивные планы Советов. Именно такого сценария опасалось больше всего политическое руководство страны, поскольку Германия уже была готова к войне и только ожидала повода, а Советский Союз к войне с таким противником готов не был. Кроме того, Сталин понимал, что в случае, если его страна будет признана агрессором, то это радикально подорвёт престиж СССР и исключит возможность появления дружественных союзников в предстоящей большой войне.

Следует откровенно признать, что в конфликте с Германией Советский Союз был более слабой стороной, и его поведение отражало желание «не злить» более сильного противника. Поэтому не могло быть и речи о том, чтобы продвинуть к границам новые воинские формирования дополнительно к тем, которые уже имели места постоянной дислокации, и о которых хорошо знала немецкая разведка. Избрали другой вариант: в обстановке строгой секретности в центральные районы Украины были срочно переброшены две армии: из Северо-Кавказского военного округа прибыли войска 19-ой армии (командарм И.С. Конев), а из Забайкалья – войска 16-ой армии под командованием М.Ф. Лукина. Вскоре после начала войны эти армии были переброшены на самое опасное направление и вместе с другими формированиями Западного фронта (комфронтом С.К. Тимошенко) сыграли выдающуюся роль в Смоленском сражении, задержав на несколько недель продвижение гитлеровских войск в сторону Москвы.

Между тем, Германия приступила к осуществлению своих планов. За сутки до нападения был отдан приказ, после чего танковые и механизированные соединения врага совершили марш-бросок из удалённых районов к границе и стали занимать исходные боевые позиции для атаки. Вот тогда наши пограничники и зафиксировали шум моторов на немецкой стороне границы. Надежды руководителей СССР на то, чтобы избежать войны и продлить мирную передышку, рухнули.

Наглая и неспровоцированная агрессия Германии вызвала гнев и возмущение прогрессивного человечества, а авторитетные лидеры мировых держав обратились к правительству СССР со словами сочувствия и поддержки. Да, в результате внезапной атаки на Советский Союз Гитлер получил значительные военные и территориальные преимущества, но одновременно он помимо своего желания способствовал созданию мощной антигитлеровской коалиции, которая, в конечном итоге, и победила во Второй мировой войне. Получается, что в битве за умы и симпатии народов Гитлер проиграл, а Сталин выиграл.

Еще одна ложь, представленная Хрущёвым делегатам 20-го съезда КПСС, заключалась в утверждении, что в первые дни германского нашествия Сталин пребывал в таком депрессивном состоянии, что на несколько дней уехал из Москвы, отказался от управления страной и опасался за своё будущее. Только де просьбы членов Политбюро, которые явились к Сталину, вынудили его вернуться к исполнению своих обязанностей. Ложь эта была особенно наглая, если учесть, что ещё были живы и здоровы свидетели, которые в эти дни работали со Сталиным в его кремлёвском кабинете. И первым таким свидетелем мог бы стать бывший начальник Генштаба Г.К. Жуков, но он промолчал, поскольку или боялся мести Хрущёва, или опасался за свою карьеру. Самое удивительное заключается в том, что эту хрущёвскую ложь продолжает тиражировать новое поколение хрущёвцев, несмотря на появление документов и правдивых мемуарных источников по этому вопросу. Как говорится, Хрущёв умер, но дело его живёт.

Факты, однако, таковы. Утром 22-го июня нарком обороны Тимошенко и его заместитель Жуков приехали в Кремль и представили Сталину проект документа о мобилизации. «Прочитав проект Указа о проведении мобилизации и частично сократив её размеры, намеченные Генштабом, И.В. Сталин передал Указ А.Н. Поскрёбышеву для утверждения в Президиуме Верховного Совета. Этим Указом с 23 июня объявлялась мобилизация военнообязанных 1905 – 1918 годов рождения на территории четырнадцати, то есть почти всех военных округов, за исключением Среднеазиатского, Забайкальского и Дальневосточного, а также вводилось военное положение в европейской части страны. Здесь все функции государственной власти в отношении обороны, сохранения общественного порядка и обеспечения государственной безопасности переходили к военным властям. Им предоставлялось право привлекать население и все средства транспорта для оборонных работ и охраны важнейших военных и народнохозяйственных объектов. 22 июня Прибалтийский, Западный и Киевский особые военные округа были преобразованы соответственно в Северо-Западный, Западный и Юго-Западный фронты» (Г.К. Жуков. Воспоминания и размышления).

В 12 часов 22-го июня от имени Советского правительства с Заявлением выступил первый заместитель Сталина по Совнаркому и нарком иностранных дел СССР В.М. Молотов. Ясно, что текст выступления предварительно согласовывался и утверждался на Политбюро. Вряд ли кто будет сомневаться в том, что последние слова Заявления вписаны лично Сталиным и соответствуют его афористичной манере изложения мыслей: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами». Почти сразу после окончания выступления Молотова Сталин снова связывается с Жуковым. «Примерно в 13 часов мне позвонил И.В. Сталин и сказал: «Наши командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск и, видимо, растерялись. Политбюро решило послать вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Верховного Командования. На Западный фронт пошлём Шапошникова и Кулика. Я их вызвал к себе и дал соответствующие указания. Вам надо вылететь немедленно в Киев и оттуда вместе с Хрущёвым выехать в штаб фронта в Тернополь» (Г.К. Жуков. Воспоминания и размышления).

Помимо неотложных дел на фронтах Сталину приходилось также решать срочные хозяйственные задачи. 24 июня Постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР был создан Совет по эвакуации под руководством кандидата в члены Политбюро Н.М. Шверника. Предусматривалось формирование исполнительных комиссий на местах. Ответственность за своевременную эвакуацию военных и народнохозяйственных объектов возлагалась лично на секретарей парткомов всех уровней. Сотни предприятий были эвакуированы на Восток и потом в максимально сжатые сроки возвращены к жизни, чтобы ковать меч Победы.

Описание событий первых дней войны мы находим также в книге воспоминаний наркома ВМФ СССР адмирала Н.Г. Кузнецова: «Поздно вечером 23 июня я был приглашён к Сталину. Это был мой первый вызов с начала войны… В кабинете Сталина кроме членов Политбюро находился Нарком обороны. На столе развёрнуты карты. Как я понял, речь шла о строительстве оборонительных рубежей в районе Вязьмы. Завидев меня, Сталин попросил доложить о положении на флотах. Выслушав, удовлетворённо кивнул: хорошо» (Н.Г. Кузнецов. Курсом к победе). «На совещании в кабинете И.В. Сталина вечером 24 июня я докладывал о полётах финских и немецких самолётов над Ханко, о бомбардировке наших кораблей в Полярном» (Там же).

Поздно вечером 26 июня Жуков возвращается с Юго-Западного фронта и прямо с аэродрома направляется в Кремль. Здесь Сталин поручает ему совместно с Тимошенко и первым заместителем начальника Генштаба Н.Ф. Ватутиным срочно разработать комплекс мер по улучшению ситуации на Западном фронте. «29 июня И.В. Сталин дважды приезжал в Наркомат обороны и Ставку Главного Командования, и оба раза крайне резко реагировал на сложившуюся ситуацию на западном стратегическом направлении. И как он ни обвинял Д.Г. Павлова, всё же казалось, что где-то наедине с собой он чувствовал во всём этом и свои предвоенные ошибки и просчёты» (Г.К. Жуков. Воспоминания и размышления).

Вышеприведённые материалы показывают, чего стоит миф о якобы апатии и бездействии Сталина в начальные дни германского нашествия. Во всей этой текучке неотложных дел, требующих его внимания и решения, Сталин оставлял время для обдумывания вопроса о том, как построить эффективное управление всем народнохозяйственным комплексом в условиях военного положения. В результате 30 июня 41-го появилось Постановление Президиума Верховного Совета СССР, ЦК ВКП(б) и СНК СССР «Об образовании Государственного Комитета Обороны». В руках ГКО сосредотачивалась вся полнота власти в стране. Решения ГКО становились обязательными для выполнения всеми партийными, советскими, военными и комсомольскими органами, а также всеми гражданами СССР. В состав ГКО вошли: И.В. Сталин – председатель, В.М. Молотов – зам. председателя, К.Е. Ворошилов, Г.М. Маленков, Л.П. Берия. Для исполнения решений ГКО создавался институт уполномоченных ГКО.

С подачи Хрущёва в сознание народа настойчиво внедрялась мысль о том, что начавшиеся в 1937 году по инициативе «болезненно подозрительного» Сталина репрессии против честных и преданных партии выдающихся представителей комначполитсостава Вооружённых сил СССР, в значительной степени подорвали боеспособность РККА и привели к тяжёлым поражениям на начальной стадии войны. Однако Хрущёв лгал и на этот раз, поскольку, будучи крупным партийным руководителем, он был в полной мере информирован о том, что заговор военных во главе с Тухачевским против Сталина и его соратников, с целью захвата власти, реально существовал и оформлялся с начала 30-х годов. Нити заговора тянулись также в НКВД, Наркомат внешней торговли, оборонно-промышленные наркоматы и через дипломатические представительства СССР за рубежом – к Троцкому. Кадры заговорщиков лично подбирал первый зам. наркома обороны Тухачевский, склонивший на свою сторону командующих войсками наиболее крупных пограничных округов.

В 1937 году умеренно левый президент Чехословакии Эдвард Бенеш, руководствуясь симпатиями к Советскому Союзу, передал Сталину секретные материалы своей разведки, изобличающие антисоветскую деятельность Тухачевского и других. Впрочем, эти материалы лишь подтверждали уже имеющиеся на этот счёт сведения, добытые как внутри страны, так и по линии внешней разведки. 24 мая 37-го арестованный в Куйбышеве Тухачевский был доставлен в Москву, и на втором допросе 26 мая после очных ставок со своими подельниками согласился дать признательные показания, составившие 143 страницы собственноручно написанного текста. Круг арестованных стал быстро расширяться как за счёт активных участников заговора, так и за счёт тех, кто к заговору примкнуть не захотел, но власти о нём не проинформировал. В последнем случае сработал принцип: недонесение о подготавливаемом преступлении также является преступлением.

Каковы причины того, что часть высокопоставленных военных оказалась нелояльной действующей власти? Можно предположить, что эти военные деятели посчитали себя военной элитой, или военной аристократией с учётом их заслуг в ходе Гражданской войны. Исходя из таких предпосылок, эти люди допускали для себя возможность влиять на политический курс страны, в частности, на принятие кадровых решений. Развитие событий показало их просчёт, поскольку политическое руководство крепко держало ситуацию под контролем и мириться с каким-то особым и привилегированным статусом военной верхушки не собиралось. Во всех странах и во все времена военные или следовали курсом политического руководства, или подавали в отставку. Третий путь – это заговорческая деятельность, расценивая в обществе как измена, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Обязанность органов государственной власти состоит в том, чтобы как можно раньше обезвредить заговорщиков, ибо последние, как учит опыт истории, во время войны работают на поражение своей страны, поскольку в условиях поражения захват власти осуществить легче всего. Заговорщики знали на что шли, и что их ожидает в случае провала, поэтому неудивительно, что начальник Политуправления РККА Гамарник предпочёл застрелиться, когда понял, что его арест по «делу Тухачевского» неизбежен.

Активные заговорщики – это люди авторитетные, облачённые властью, с большим кругом общения. В своём запоздалом раскаянии они стали называть имена сослуживцев, своих друзей и знакомых, но как только их имена попадали в протоколы следователей, они становились подозреваемыми, их сразу же брали в разработку и арестовывали. Среди арестованных были и такие, кто ложно доносил на многие десятки невиновных лиц в надежде облегчить тем самым собственную участь. Пользуясь данными ему полномочиями, нарком внутренних дел Ежов организовал тотальную чистку всех наркоматов. Обычная система судопроизводства не справлялась с потоком обвиняемых, поэтому судебные решения в ускоренном порядке выносили «тройки» уполномоченных лиц.

Масштабы чисток в Вооружённых силах разными исследователями оцениваются по-разному, поскольку убывание личного состава происходило как за счёт увольнения, так и вследствие арестов. В Википедии отмечается, что согласно современным исследованиям из РККА и частично из ВМФ за 1937…39 гг. было уволено по недоверию (не смогли распознать деятельность врагов народа) 28685 человек комначполитсостава; арестовано по политическим мотивам за тот же период 9576 человек. В ВВС арестам подверглись 1590 человек.

К сожалению, статистика не даёт сведений о том, сколько военнослужащих из числа арестованных или осуждённых по «делу Тухачевского» вернулись на свободу в 1939…41 гг., когда после устранения Ежова к руководству НКВД пришёл Берия. Можно только констатировать, что поток таких «возвращенцев» был довольно интенсивным, причём судьбы отдельно взятых лиц удивляют своей загадочностью и непредсказуемостью. Так будущий маршал К.К. Рокоссовский был освобождён из следственной тюрьмы в марте 40-го, так и не дождавшись суда, поскольку за все 30 месяцев его заключения следователи не смогли найти ни одного свидетеля его «преступлений». В конечном итоге прокуратура закрыла дело против Рокоссовского. Он был восстановлен в партии и в звании генерал-майора назначен на должность командира 9-го механизированного корпуса.

Автор книги мемуаров «Годы и войны» генерал А.В. Горбатов описывает драматичный период своей жизни, начавшийся с ареста в сентябре 38-го. Он получил большой срок по приговору суда и был возвращён из колымских лагерей после того, как 20 мая 40-го пленум Верховного суда отменил приговор и направил дело на повторное рассмотрение, которое завершилось полной реабилитацией в марте 41-го. Войну А.В. Горбатов встретил в должности зам. командира корпуса.

В той же своей книге Горбатов рассказывает о ещё одном примере непредсказуемости человеческой судьбы. Речь идёт о начале первого дня на свободе. « Отдохнув часа три, я позавтракал и пошёл отправлять жене телеграмму, в которой сообщал, что вернулся и просил скорее приехать в Москву. Помня обещание, данное когда-то товарищу Б. в Лефортовской тюрьме, сходить к его жене, как только буду на свободе, и рассказать ей, как обстоят дела её мужа, и, будучи уверен, что он страдает где-то в лагере, я немедленно прямо с телеграфа, отправился на розыск. Быстро нашёл нужную квартиру. Позвонил, дверь открылась – и, к моему величайшему изумлению, я увидел его самого в генеральской форме. Это было так неожиданно, что в первый момент я потерял дар речи. Мы, конечно, были рады видеть друг друга на свободе. Он рассказал, что после того как меня взяли из камеры с вещами, его ещё некоторое время подержали в Лефортовской тюрьме, а затем отпустили. Уходя от него, я долго не мог привести свои мысли в должный порядок. Что обвинения против него ложные, в этом я всегда был уверен. Но обстоятельства его освобождения сбивали с толку. Человек когда-то служил офицером в царской армии, напрасно обвинил себя, обвинил других – и вскоре был освобождён из тюрьмы без суда. А меня, бедняка по происхождению, которого выучила и подняла на такую высоту Советская власть, не подписавшего ложных показаний, осудили и сослали на Колыму» (А.В. Горбатов. Годы и войны).

Достоверно известно, что к началу войны в системе ГУЛАГ находилось 2,3 млн. заключённых. Неизвестно, сколько в их числе осталось обвинённых по «делу Тухачевского», но командиры и политработники, реально не имевшие отношения к заговору, к 22 июня 41-го сумели доказать свою невиновность и добиться реабилитации. Когда началась война, в действующую армию были вновь призваны те лица комначсостава, которые ранее были уволены по признаку недоверия. Что касается заговорщиков и их пособников, то этим германофилам не дали реализовать их амбициозные и далеко идущие планы.

Некоторые авторы публикаций на военно-исторические темы любят рассуждать о «катастрофическом поражении» Вооружённых сил СССР в компании 1941 года. Однако, катастрофа, по определению, предполагает необратимые гибельные последствия, между тем как армия, авиация и флот не погибли. Кроме того, может оказаться полезным в плане сравнения посмотреть, как в 41-ом были реализованы военно-политические планы Гитлера. Как известно, последний планировал за три благоприятных месяца, то есть до начала октября (позднее начинаются холода и распутица) захватить все важнейшие политические, экономические и культурные центры СССР, отбросив остатки разбитых советских войск в заволжские степи и предгорья Урала. После этого гитлеровские войска получали бы комфортные зимние квартиры, германская промышленность – огромные источники сырья, немецкий народ – дешёвое продовольствие и даровую рабочую силу. Дальнейшей судьбой советского руководства можно было не интересоваться: даже если где-то в Сибири и сохранились бы верные сторонники большевистского режима, то всё равно у них не оставалось бы шансов на реванш.

Да, приграничное сражение Советский Союз проиграл, и в этом свою роль сыграли как внезапность нападения, так и недостаточная подготовленность войск прикрытия границы. Речь не идёт, конечно, о малочисленных и вооружённых только стрелковым оружием пограничных войсках НКВД СССР, которые геройски сражались с превосходящими силами врага. Военно-морские силы также оказались боеготовыми и не были парализованы внезапностью нападения. Приходится признать, что в одних случаях людей учили воевать и учили хорошо, а в других случаях этого не делали. По этому поводу в воспоминаниях маршала Рокоссовского говорится о «преступной беспечности командования пограничных округов», о том, что «ничего не было сделано местным командованием в пределах их прав и возможностей, чтобы достойно встретить врага».

Главное же признание заключается в том, в оперативно-тактическом отношении германские вооружённые силы значительно превосходили наши войска. Что лежало в основе этого превосходства, благодаря которому крепкие армии континентальной Европы Германия громила в считанные недели? Ответ заключается в том, что вермахт образца 1939…41 гг. был единственной армией нового информационного типа. Именно хорошее информационное взаимодействие всех родов войск и видов вооружённых сил в сочетании с их мобильностью лежало в основе блицкрига и делало вермахт до поры до времени непобедимым противником.

Стратеги Генштаба и творцы германской военной промышленности в противовес «окопному мышлению» Первой мировой войны упор сделали на такую мобильность вооружённых сил, которая опиралась на повсеместное многоуровневое использование радиосвязи для быстрого обмена информацией как в ходе боестолкновения, так и входе его подготовки. Компьютеров тогда не было, и их функции выполняли высококвалифицированные штабы, образуя иерархическую информационную систему, в которой данные селектировались и направлялись либо на вышестоящий уровень, либо реализовывались в виде приказов и указаний исполнителям на поле боя. Первичная информация поступала от самолётов-разведчиков и от оснащённых рациями разведгрупп на земле. После отыскания слабозащищённых мест на стыках частей и соединений дорогу пробивали бомбардировочная авиация и артиллерия, действия которых корректировались по радио либо с земли, либо с борта самолёта-разведчика. Затем бронетанковые силы сходящими ударами замыкали кольцо окружения, отсекая оборонявшихся от их тыловых коммуникаций.

Вот с каким противником вступил в схватку Советский Союз. Были ли его Вооружённые силы реально адекватны возникшей угрозе? К сожалению, на родине Александра Попова для подачи команд танкисты размахивали флажками, а лётчики покачивали крыльями самолётов. Вот такая «война моторов». Авиация не имела ни радиоприводов, ни пеленгаторов, ни систем слепой посадки. Надёжной и устойчивой радиосвязи не было как в низовых армейских звеньях, так и на уровне частей, соединений, объединений и военных округов. Защищённые каналы радиосвязи в войсках и округах не использовались или из-за отсутствия необходимых технических средств, или из-за отсутствия методик их применения. Другими словами, Германия превосходила СССР в сфере высоких военных технологий. В результате, когда в первые часы нападения немецкая авиация и наземные диверсионные группы уничтожили проводную связь, управление войсками было потеряно, и началась хаотичная оборона со всеми вытекающими отсюда последствиями. Образно говоря, Красная Армия была подобна богатырю с повязкой на глазах: в контактном бою может покалечить, но оказывается бессильным при дистанционном воздействии.

Между тем, на снимках даже лёгких немецких танков выпуска 1936 года отчетливо просматривается штыревая антенна радиосвязи. Куда смотрели и о чём думали спецы из Генштаба и Наркомата обороны, в частности, из Управления вооружений РККА? Может быть ждали указаний товарища Сталина? Но Сталин являлся, прежде всего, политическим лидером страны. Только в мае 41-го он стал председателем Совнаркома, в конце июня возглавил ГКО, в июле стал наркомом обороны, а в августе – Верховным Главнокомандующим, сосредоточив в своих руках все нити военного, политического и хозяйственного управления страной. Указанное военно-техническое отставание СССР можно было при желании преодолеть (или уменьшить), поскольку Сталин был восприимчив к новинкам, если они шли на пользу государству. Например, в тяжёлом 42-ом он санкционировал запуск атомного проекта после того, как учёные доказали ему жизненную необходимость этого проекта. К сожалению, командная верхушка Генштаба, Наркомата обороны и военных округов с помощью пышных парадов и показательных войсковых смотров фактически вводила в заблуждение политическое руководство страны, создавая и поддерживая иллюзию непобедимости Вооружённых сил СССР и их готовности сокрушить любого агрессора.

И всё же совершенная немецкая машина войны стала давать сбои перед лицом героизма и самоотверженности бойцов, командиров и политработников Красной Армии. Пусть наша оборона вначале носила во многом хаотичный характер, но всё равно она сковывала действия врага, срывала намеченные сроки его продвижения, давала возможность, подтянув резервы, выстраивать новые рубежи сопротивления. Именно в этот период проявили себя талантливые и инициативные командиры, способные дать отпор врагу в самых неблагоприятных условиях. Например, в 9-ом мехкорпусе Рокоссовского находилось всего несколько десятков лёгких учебных танков и не было ни одного Т-34 и КВ, в отличие, скажем, от 8-го мехкорпуса, в котором их количество измерялось сотнями. Тогда комкор сделал ставку на корпусную артиллерию и с помощью умелого маневрирования проводил успешные боестолкновения. Можно только догадываться, каких локальных побед способен был достигнуть этот корпус, если бы имел положенные по штату 1023 танка и 384 бронеавтомобиля.

В начальный критический период войны нашему верховному командованию очень требовались военачальники, способные добиваться успеха при наличии скромных сил и средств. Поэтому Рокоссовского срочно отзывают в Москву и приказывают сформировать на Западном фронте в районе Ярцево (восточнее Смоленска) группу войск с целью надежно закрыть врагу все дороги, ведущие в сторону Вязьмы и далее в Москву. И это ему успешно удавалось до тех пор, пока гитлеровское командование не отказалось от лобовых атак и не провело крупную стратегическую операцию: пользуясь своим значительным преимуществом в живой силе и технике, немецкие войска осуществили в начале октября широкий охват и в районе Вязьмы замкнули кольцо окружения нескольких армий Западного фронта, которым в это время командовал генерал Конев. Когда Рокоссовский вместе со штабом и управлением 16-ой армии вышел из окружения, его во главе этой заново сформированной армии поставили для защиты столицы на самое опасное Волоколамское направление. Именно здесь командарм и его войска прославились тем, что в смертельной схватке не пропустили врага к Москве.

Год 41-ый заканчивался разгромом немцев под Москвой, освобождением городов Тихвин и Ростов – на Дону. Если употреблять слово «катастрофа», то полная катастрофа постигла планы Гитлера по быстрому разгрому СССР. Германия вынужденно втягивалась в длительную войну на восточном фронте, к которой она не была готова. Оставалось уповать либо на чудо-оружие, либо на дипломатический прорыв, которые могли бы спасти Германию от безоговорочной капитуляции.

Впрочем, в начале 42-го Советскому Союзу до победы было ещё далеко. Чтобы победить Германию, Вооружённые силы СССР должны были, как минимум, не уступать вермахту по важнейшим качественным показателям: мобильности, информационной обеспеченности, управляемости всех войсковых звеньев. Без этого ни толщина танковой брони, ни эффективность систем залпового огня не давали нашим войскам существенных преимуществ. Это наглядно проявилось в мае 42-го на Юго-Западном направлении советско-германского фронта. Руководители этого направления Тимошенко и Хрущёв убедили Сталина в том, что здесь наши войска имеют ощутимое превосходство, поэтому разгром врага на этом участке фронта может стать хорошей прелюдией к летнему наступлению Красной Армии. Как известно, хорошо начавшееся наступление Юго-Западного фронта закончилось трагически: после разгрома наших армий под Харьковом немцы открыли себе дорогу на Сталинград и Северный Кавказ.

Сталин тяжело переживал случившееся, однако он не был восточным деспотом, который сурово карает плохих советчиков. Вот как об этом пишет в своей книге воспоминаний И.Х. Баграмян, занимавший в то время должность начштаба Юго-Западного фронта: «Конечно, Верховный мог бы серьёзно упрекнуть нас за допущенные ошибки, возложить на нас всю тяжесть ответственности за неудачу. Но Сталин, невзирая на случившееся, вел себя с большим достоинством, проявляя завидную твёрдость и спокойствие… Мне представляется, что железное самообладание, исключающее всякую нервозность и неуверенность в руководстве боевыми действиями войск в ходе войны, было одной из самых примечательных черт И.В. Сталина и благотворно отражалось на его военно-политической и полководческой деятельности» (И.Х. Баграмян. Так шли мы к победе).

Статья в Википедии, посвященная маршалу Баграмяну, содержит фантазии на тему о том, как Сталин якобы собирался предать Баграмяна суду военного трибунала, и только личное заступничество Жукова помешало такому развитию событий. Во-первых, в июне 42-го Жуков был «просто командующим фронтом» и влиять на кадровые решения Сталина никак не мог. Другое дело, что в конце августа 42-го Жуков был освобождён от должности комфронтом и назначен заместителем Верховного Главнокомандующего, и с этого времени правомерно говорить о его влиянии на Сталина. Во-вторых, на этот счёт существует свидетельство самого И.Х. Баграмяна, зафиксированное в его вышеупомянутой книге: «26 июня состоялось решение Ставки ВГК об освобождении меня от должности начальника штаба Юго-Западного фронта… Сдав дела прибывшему из Москвы на должность начальника штаба фронта моему самому близкому боевому другу генерал-лейтенанту П.И. Бодину, я постарался осмыслить создавшееся для меня положение и после серьёзного раздумья пришёл к выводу, что мне вряд ли целесообразно продолжать фронтовую деятельность по штабной линии. Я был уверен, что смогу принести несравненно больше пользы, если буду назначен на командную работу, пусть даже самую скромную. Побуждаемый этими соображениями, я, не теряя времени, обратился в тот же день к Верховному Главнокомандующему И.В. Сталину с просьбой назначить меня на любую командную работу. В ответ на это обращение 28 июня в адрес Военного совета фронта была получена из Москвы телеграмма следующего содержания: «Ставка назначила генерал-лейтенанта Баграмяна заместителем командующего 61-ой армией. Немедленно направить тов. Баграмяна в Генштаб».

Дальнейшие события развивались так. Командарм-16 К.К. Рокоссовский был утверждён командующим Брянским фронтом и срочно отбыл к новому месту службы, предварительно согласовав с командующим Западным фронтом Г.К. Жуковым, что в командование армией может вступить начальник её штаба генерал М.С. Малинин. Однако Малинин категорически отказался переходить на командную работу, считая своим призванием именно штабную деятельность. Вот тогда Жуков вспомнил о Баграмяне и предложил его на должность командарма-16. Это предложение Сталин, у которого было чутьё на талантливых людей, утвердил 15 июля 42-го, о чём впоследствии ни разу не пожалел: Баграмян стал одним из самых успешных военачальников сначала на поприще командарма, а затем и на посту командующего фронтом. Что касается Малинина, то вскоре Рокоссовский добился его назначения на должность начштаба Брянского фронта.

Дальнейшая судьба маршала Тимошенко также не стала ни драматичной, ни трагичной: Сталин ценил его организаторский талант, боевой опыт и умение ладить с подчинёнными (можно просто сказать, что в войсках Тимошенко любили). Все эти достоинства маршал лучше всего проявил, будучи в качестве представителя Ставки ВГК координатором действий нескольких фронтов.

В обобщающем плане следует заметить, что благодаря стараниям фальсификаторов военной истории у значительной части общества удалось создать представление о том, что наши военачальники дрожали от страха и постоянно опасались за свою жизнь из-за гнева Сталина. Между тем, любой начинающий историк с удивлением обнаружит, что за исключением случаев предательства и измены Родине Сталин весьма мягко относился к своим провинившимся генералам, предоставляя им каждый раз шанс на исправление. Чтобы не приводить много примеров, возьмём один трагический эпизод ВОВ, нашедший своё отражение в директиве Ставки ВГК от 4 июня 1942 года под названием «О причинах поражения Крымского фронта в Керченской операции». Здесь приводится уничтожающая оценка действий командования Крымфронтом при эвакуации наших войск с Керченского полуострова на Таманский. Тогда из отсутствия должной организации и управления фронт понёс большие невозвратные потери, а техника и тяжёлое вооружение попали в руки врага. По логике фальсификаторов комфронтом генерал-лейтенанту Д.Т. Козлову гарантировано должен быть обеспечен военный трибунал и расстрел, но этого не произошло. Виновные в Крымской трагедии понесли наказание в виде понижения в должности и звании, в частности, Козлов был разжалован в генерал-майоры, и в августе 42-го он оказался в районе Сталинграда в качестве командарма-24. Войну он закончил в должности зам. командующего Забайкальским фронтом в звании генерал-лейтенанта; участвовал в боях с Японией.

К числу фальшивых стереотипов относится также представление о якобы всесилии органов НКВД, когда работник Особого отдела («особист») мог угрожать армейскому офицеру расстрелом или возможностями превратить его в «лагерную пыль». На самом деле органы НКВД играли в войну свою, положенную им довольно скромную роль. Фактическая власть находилась в руках Военных советов армий, фронтов, округов; им было предоставлено право принимать решения либо о награждении, либо о наказании военнослужащих. После упразднения Особых отделов в войсках их функции стала выполнять военная контрразведка СМЕРШ, которая входила в структуру Наркомата обороны и своевольничать тем более не могла.

Александр Бек написал одну из лучших книг о войне под названием «Волоколамское шоссе». Особенностью книги является её почти документальный характер, так как написана она была со слов Б. Момыш-Улы – командира одного из батальонов в дивизии Панфилова из 16-ой армии Западного фронта. О себе автор книги говорит, что он – «добросовестный и прилежный писец». Комбат, в частности, рассказал ему о ЧП в его батальоне, когда сержант-казах прострелил себе руку, чтобы отправиться в тыл. Командир был так возмущён, что немедленно приказал расстрелять самострельщика перед строем батальона, что и было исполнено. Решение своё Момыш-Улы объяснил так: «Я хотел, чтобы каждый боец знал: если струсишь, изменишь – не будешь прощён, как бы не хотелось простить».

Здесь надо сказать несколько слов о работе политорганов в действующей армии, которые в основном выполняли воспитательные функции, но одновременно «присматривали» за комначсоставом, реагируя на случаи начальственного самодурства и беззакония. Для этого политработники располагали собственными каналами информации с выходом на ЦК ВКП(б). В силу своей занятости Сталин поручил руководство партийными делами члену Политбюро Г.М. Маленкову. Поскольку тот являлся ещё и членом ГКО и постоянно встречался со Сталиным, то наиболее важная информация немедленно ему докладывалась. Всё это объясняет, почему, спустя сутки после ЧП в батальоне, в его штаб приехал сам генерал И.В. Панфилов. Ему понравилось, что комбат лично не участвовал в расстреле, но заметил, что для подобных случаев существует военный суд, и командиру не следует подменять его функции. Дело закончилось написанием рапорта, который Панфилов утвердил, а молодой и темпераментный командир получил хороший урок на будущее.

Что же получается? Идёт война, смерть подстерегает на каждом шагу, а комдив откладывает все свои дела и лично приезжает разбираться по факту гибели одного военнослужащего. Может за этим единичным фактом скрывается что-то большее, и речь идёт о принципах, которые никому и никогда не следует нарушать? Так оно и есть. Руководители государства настойчиво претворяли в жизнь мысль о том, что в смертельной схватке с таким сильным врагом выстоять возможно только при условии строжайшей организованности и дисциплины, когда каждый отвечает за свой участок работы и исключаются состояния хаоса и панической бестолковщины под влиянием инстинкта «Хватай мешки, вокзал отходит!».

А вот пример мгновенного личного вмешательства Сталина, приведённый К.К. Рокоссовским: «Вспоминаю один момент, когда после разговора по ВЧ с Жуковым я вынужден был заявить ему, что если он не изменит тона, то я прерву разговор с ним. Допускаемая им в тот день грубость переходила всякие границы. Между тем я не заметил, что в соседней комнате находились два представителя Главного политического управления Красной Армии. По-видимому, они, вернувшись в Москву, сообщили в ЦК об имевшем место случае. Это конечно моё предположение, но как бы там ни было, на следующий день, вызывая меня к ВЧ, Жуков заявил, что ему крепко попало от Сталина. Затем спросил, жаловался ли я Сталину за вчерашний разговор. Я ему ответил, что не в моей привычке жаловаться вообще, а в данном случае тем более» (Военно-исторический журнал, № 6, 1989).

Почти полтора года интенсивных боевых действий привели руководство СССР к выводу о необходимости сделать наши вооружённые силы информационно насыщенными и мобильными, без чего победить врага будет трудно или невозможно. К осени 42-го новые модели самолётов стали оснащать радиостанциями, что позволило наводить авиацию на цели и более эффективно управлять воздушным боем. Постепенно в этом же направлении происходили изменения в танковых войсках. Всё это позитивно сказалось на проведении Сталинградской наступательной операции и, особенно, во время Курской битвы. К лету 44-го информационное взаимодействие всех родов войск, а также внутри воинских формирований достигло такого уровня, что наступательный порыв советских войск уже невозможно стало остановить. Теперь в полной мере появилась возможность воевать «не числом, а умением», поскольку наши вооружённые силы превзошли германские не только количественно, но и качественно. Красная Армия стала сильнейшей армией мира, что подтвердилось, в частности, при молниеносном разгроме японской Квантунской армии, после чего Россия вернула себе Курилы и Южный Сахалин.

На фоне этих побед жалкими и глупыми выглядят попытки Хрущёва принизить роль Сталина, когда с трибуны съезда он заявил делегатам, что Сталин де управлял войсками по глобусу. В этом утверждении правдой было только то, что глобус в кабинете Сталина действительно находился, как, впрочем, и другие вещи: в частности, на отдельном столике под стеклом хранилась посмертная маска Ленина. Что касается глобуса, то его присутствие было необходимо, поскольку шла мировая война, и надо было думать о том, в какие порты (Владивосток, Мурманск, Астрахань или Архангельск) направлять грузопотоки помощи; приходилось планировать операции по переброске части надводных и подводных кораблей с Тихого океана на Северный флот; необходимо было следить за операциями союзников в разных частях мира и т.д. и т.п.

Хрущёву не нужна была правда о Сталине, и он мог позволить себе любую ложь, так как был уверен в том, что при том режиме, который он установил, никто не осмелится ему возразить. Правда, однако, заключается в том, что только великая историческая фигура могла встать и удержаться на гребне великих событий, когда речь шла о сохранении страны и спасении её народов от рабства и истребления. Фигура мелкая, без выдающихся лидерских качеств в таких случаях была бы немедленно отброшена, прежде всего, своим окружением. Так функционируют все человеческие сообщества. Народ верил Сталину и не сомневался в том, что сначала мы выстоим, а потом победим, потому что именно Сталин придал войне с Германией характер войны народной, отечественной, священной.

Рассматривая своё отражение в зеркале, Хрущёв мог быть довольным собой: на его пиджаке сверкали четыре золотых звезды Героя, в то время как на кителе Сталина золотых звёзд Героя было в два раза меньше. Можно не сомневаться в том, что Хрущёв пошёл ещё дальше в этом направлении, если бы его не остановили. И всё-таки, несмотря на признаки внешней успешности, Хрущёв, будучи человеком неглупым, понимал, что в историческом плане масштаб его личности будет оставаться мелким в сравнении с величием Сталина. Из этого понимания и чувства зависти и рождалось у Хрущёва навязчивое и почти патологическое желание найти любой фальшивый повод, чтобы покрепче ударить мёртвого вождя.

Как и другие руководители союзных держав, Сталин думал о послевоенном мироустройстве. Если Черчилль ставил перед собой задачу сохранения в неизменности британской колониальной системы, то в стратегические планы Сталина входило такое послевоенное устройство, при котором СССР в интересах безопасности на всём протяжении своих сухопутных границ был бы окружён поясом дружественных государств как в Европе, так и в Азии. Эта задача была решена, и Советский Союз вышел из войны сильным государством с благоприятным геополитическим окружением. Создание в послевоенные годы ядерного оружия надёжно гарантировало независимость и безопасность страны.

Сталин вёл войну честно, соблюдая правила войны и избегая жертв среди гражданского населения, в то время как западные союзники избрали мирное население в качестве объекта возмездия, считая, что раз немецкий народ добровольно перешёл под власть Гитлера, то он не заслуживает ни жалости, ни сострадания. Разрабатывались и реализовывались специальные проекты по уничтожению как можно большего числа мирных жителей, например, путём подрыва высотных плотин с целью вызвать экологическую катастрофу. Тотальное разрушение Дрездена и многотысячные жертвы его населения – это только один хорошо известный образец «ковровых бомбардировок» жилых кварталов и воплощения в жизнь принципа «выжженной земли».

Однако наиболее изощрённый способ убийства связан всё-таки с атомной бомбардировкой японских городов. Традиционная атака на город могла нарушить «чистоту эксперимента», поскольку после объявления воздушной тревоги жители укрывались в бомбоубежищах. Чтобы это предотвратить, американцы в ходе войны не бомбили Хиросиму. Службы ПВО и жителей города приучили к тому, что появление в небе одиночного самолёта опасности не несёт. Так произошло и с самолётом, несущим на борту ядерную бомбу: женщины с детьми остались дома, ловушка захлопнулась.

Сторонники теории возмездия очень обижаются, когда их упрекают в негуманных методах ведения войны, так как, по их мнению, такая тактика напротив способствует более быстрому прекращению военных действий и минимизирует итоговые потери. Схема их умозаключений такова: мы убьём много мирных жителей, и это вызовет давление на власти противной стороны с целью прекратить сопротивление; если давление окажется недостаточным, то мы уничтожим ещё больше мирных граждан, и так далее либо до полного истребления, либо до полной покорности.

Сталин никогда не придерживался подобной людоедской стратегии. Даже принимая во внимание ужасающие последствия фашистской агрессии и оккупации, он никогда не руководствовался чувством мести, высказываясь и действуя в том духе, что «гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остаётся».

Следует только заметить, что Рузвельт, Трумэн и Черчилль пользуются огромным уважением в своих странах, их считают национальными героями. Что касается Сталина, то можно поздравить последователей Хрущёва с большой проделанной работой.

Не следует наивно полагать, что антисталинская пропаганда – это борьба с культом личности и его последствиями. На самом деле за этим скрывались и скрываются далеко идущие геополитические расчёты. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить, что безобидное на первый взгляд голосование на Съезде народных депутатов СССР с осуждением секретных Протоколов к «Договору о ненападении между Германией и Советским Союзом» оказалось частью технологии по развалу страны, когда сразу после этого три прибалтийские республики вышли из состава Союза как бы на законном основании.

Итоги советско-германских договорённостей 1939 года – излюбленный объект нападок антисталинских и антироссийских сил. Их не устраивает, что Сталин принял немецкое предложение о ненападении и, тем самым, исключил для страны необходимость одновременной обороны на германском и японском фронтах с непредсказуемыми последствиями. Однако наибольшее раздражение обличителей «советско-германского сговора» вызывают секретные приложения к Договору, касающиеся разграничения сфер влияния. Невнятная позиция по этому вопросу внутри страны объективно укрепляет тех, кто требует от России покаяния и возмещения ущерба неизвестно за что. Между тем, пришло время недвусмысленно заявить, что Сталин использовал все возможности советско-германского Договора для спасения страны и мира. Отодвинув свои границы на сотни километров от прежних рубежей, Советский Союз включил географический фактор в дело отражения агрессии.

Гитлеровцы более двух месяцев потратили на то, чтобы пробиться к Ленинграду. За это время в тыл страны были эвакуированы тысячи жителей города и десятки оборонных предприятий, сформированы партизанские отряды, построены оборонные инженерные сооружения. Благодаря всему этому город смог выстоять.

Теперь представим себе, что СССР остался бы в границах 38-го года, а немецкие танковые корпуса уже стояли на границе Ленинградской области где-то в районе Нарвы, а поблизости, в Финском заливе ждали своего часа немецкие надводные и подводные корабли. Быстрый захват Ленинграда и разгром Балтийского флота коренным образом меняли военную обстановку и открывали фашистам путь для атаки на Москву с севера.

Куда более серьёзными представлялись бы политические последствия всего этого, поскольку Япония для вступления в войну ждала убедительной демонстрации мощи германского оружия и слабости советских войск. Весьма вероятным становилось бы вступление в войну также и Турции для раздела советского наследства. В целом, подобное развитие событий изменило бы политическую карту Европы и мира, но стратегическое мышление руководителя СССР не позволило мировым событиям развиваться наихудшим образом.

В антисталинский хор входят исполнители с разными голосами и партитурами. Одни запевалы не могут простить Сталину того, что именно он руководил страной на пути к Победе, поэтому их стратегия – отсечь Сталина от Победы. Другая громкоголосая часть исполнителей маскирует свои планы по ослаблению и расчленению России пассажами на тему прав человека. Эти в ветеранских организациях не состоят, но хорошо знают, что Победа – это по существу единственное, что объединяет народы России и стран СНГ. Значит, надо представить Победу ущербной, а её результаты – сомнительными, потому что во главе страны стоял «плохой» Сталин. По их логике, такой Победой нечего гордиться ни ветеранам войны, ни труженикам тыла, ни их потомкам. Логическим завершением дискредитации Сталина становится набирающий на Западе и в либеральных российских кругах тезис о том, что трагические события 1941…45 гг. – это не Великая отечественная война, а соперничество двух диктаторов за мировое господство. Отсюда естественным образом вытекает вывод, что генерал Власов – не изменник и предатель, а героический борец со сталинским режимом. Как говорится, приехали!

Победители без архитектора Победы, вооружённые силы без Верховного Главнокомандующего – всё это нонсенс и фальсификация истории. Отсутствие на географических картах таких городов-символов, как Ленинград и Сталинград – это также фальсификация истории, ибо города-символы нигде никогда не переименовывают. Названия населённых пунктов изменяют для того, чтобы потомки забыли о славе или бесславии этих поселений. Как после этого молодое поколение в России или за её пределами будет помнить о беспримерной стойкости, мужестве и героизме защитников Ленинграда и Сталинграда, если ни на одной географической карте нет названий этих городов?

Антисталинская коалиция обладает богатым информационным ресурсом и таким влиянием во властных структурах, чтобы всевозможными способами дистанцировать противников фальсификации истории от лиц, принимающих решения. Возможно, что со временем хулители Сталина укрепятся во власти до такой степени, что одно упоминание его имени будет считаться уголовным преступлением. Впрочем, существует надежда, что до этого не дойдёт. В душе народа ещё живут чувства справедливости и благодарности к тому, кто стоял во главе государства в тяжёлые судьбоносные годы. И речь не идёт о реабилитации сталинизма, чем так любят пугать либералы. Речь идёт об исторической правде и попытках её фальсифицировать. Быть может нам пора запустить процесс дефальсификации и начать его, например, с возвращения городу на Волге его покрытого славой и волнительного для всех ветеранов имени – Сталинград.

Сталин выполнил возложенную на него историческую миссию, когда привёл страну к Победе и оставил после себя сильное государство. В этом главный критерий оценки его деятельности. Тем, кто сомневается в правомерности такого подхода, возможно, следует взять за образец поведение РПЦ. В своей книге «От Руси к России» известный историк и этнограф Л. Гумилёв, оценивая деятельность киевского князя Владимира, отмечал, что Владимир, подойдя к Киеву со своей дружиной варягов-язычников, вероломно умертвил своего брата князя Ярополка, возглавлявшего киевскую христианскую общину. «Предал Владимир и своих боевых товарищей – варягов. У этого князя, и тому свидетельство летопись, грехов было достаточно. На его репутацию тяжёлым грехом легла Корсунская авантюра». Однако, все преступления и прегрешения Владимира были забыты после того, как он провёл крещение Руси и объявил православие единственной государственной религией. Этот исторический акт имел такое большое значение, что иерархи РПЦ не только простили Владимиру «Каинов грех братоубийства», но и объявили его святым и равноапостольным.

Сталин не претендует на святое и апостольское достоинство. Просто ему надо оставить то звание, которое принадлежит ему по праву – Генералиссимус Победы.

Калинин Г.А.