Глава 6. Кто разбудил Сталина?

Пожалуй, большинство граждан РФ при ответе на поставленный вопрос скажет, что это сделал Г.К.Жуков. Источник такой информации – книга самого маршала Жукова «»Воспоминания и размышления». Обращаемся к главе 10 книги под заголовком «Начало войны». На первой странице читаем:

«Примерно в 24 часа 21 июня командующий Киевским округом М.П.Кирпонос, находившийся на своём командном пункте в Тернополе, доложил по ВЧ, что, кроме перебежчика, о котором сообщил генерал Пуркаев, в наших частях появился ещё один немецкий солдат – 222-го пехотного полка 74-й пехотной дивизии. Он переплыл речку, явился к пограничникам и сообщил, что в 4 часа немецкие войска перейдут в наступление. М.П.Кирпоносу было приказано быстрее передавать директиву в войска о приведении их в боевую готовность.».

Ничего себе – «Начало». Из воспоминаний И.Х.Баграмяна известно, что в это самое время поезд с руководителями КОВО, вышедший из Киева вечером 20 июня, находился в пути, только приближаясь к Тернополю. На всём маршруте никакой связи ни с войсками, ни с Москвой не было. Связь стала налаживаться только после прибытия штабной автоколонны Баграмяна 22 июня после 7 часов утра. Читаем дальше:

«В 3 часа 30 минут начальник штаба Западного округа генерал В.Е.Климовских доложил о налёте немецкой авиации на города Белоруссии. Минуты через три начальник штаба Киевского округа генерал М.А.Пуркаев доложил о налёте авиации на города Украины. В 3 часа 40 минут позвонил командующий Прибалтийским военным округом генерал Ф.И.Кузнецов, который доложил о налёте вражеской авиации на Каунас и другие города.».

А несколько раньше по тексту Жуков утверждает, что в 3 часа 07 минут ему позвонил по ВЧ командующий Черноморским флотом адмирал Ф.С.Октябрьский с сообщением о подходе со стороны моря большого количества неизвестных самолётов. Октябрьский, якобы, просил у Жукова указаний, как ему поступить. Здесь сразу возникает вопрос: может быть, адмирал Октябрьский забыл, где он служит? Почему он позвонил Жукову, а не в свой Главный морской штаб? Ведь адмирал Октябрьский не подчинялся генералу армии Жукову. Наркомат ВМФ имел собственную структуру управления и свои каналы оповещения, которые функционировали автономно и независимо от структур и каналов других ведомств. Кроме того, нарком Н.Г.Кузнецов поздним вечером 21 июня перевёл в оперативную боевую готовность №1 корабельные и береговые соединения трёх флотов, при которой следовало открывать огонь на поражение по нарушителям наших границ без дополнительных указаний и согласований.

Удивительная закономерность: все названные Жуковым собеседники-информаторы рано ушли из жизни и собственных воспоминаний не оставили. Генерал Климовских повторил судьбу генерала Павлова. Генерал армии Пуркаев умер в 1953 году. Генерал-полковник Ф.И.Кузнецов умер в 1961 году. Адмирал Октябрьский (Иванов) скончался в середине 1969 года. Из этого следует, что никто из названных лиц подтвердить или опровергнуть слова Жукова не имел возможности.

Мог ли Жуков получить от них информацию о начале войны? Пуркаева следует сразу исключить, так как он вместе с Кирпоносом ехал в поезде в Тернополь. Что касается Климовских, то на этот счёт имеется свидетельство начштаба 4-й армии Л.М.Сандалова. Некоторые фрагменты из его книги мы ранее цитировали. Вот начало одного из таких фрагментов:

«В 3 часа 30 минут Коробкова вызвал к телефонному аппарату командующий округом и сообщил, что в эту ночь ожидается провокационный налёт фашистских банд на нашу территорию.».
Итак, в Минске, в штабе ЗОВО ни о каких бомбёжках городов Белоруссии не знали, и Павлов затем стал объяснять Коробкову, что тот должен делать в плане боеготовности армейских войск. Значит, Климовских не мог в 3:30 докладывать Жукову о налёте вражеской авиации на белорусские города.

Бросается в глаза ещё одна странность в жуковском сочинении: все, с кем он, якобы, общался, сообщают о немецком воздушном нападении сразу после трёх часов утра. Другими словами, война с Германией началась 22 июня не в четыре часа, как принято считать, а на час раньше. Получается, что Жуков ради каких-то собственных непонятных целей изменил хронологию ВОВ.

О том, что происходило утром 22 июня на самом деле, имеется, в частности, свидетельство выдающегося лётчика, Героя Советского Союза Фёдора Фёдоровича Архипенко, написавшего книгу «Записки лётчика-истребителя». Автор книги в звании младшего лейтенанта служил в 17-м истребительном авиаполку, который базировался на аэродроме вблизи Ковеля. Будучи оперативным дежурным по аэродрому с 21 по 22 июня, Архипенко хорошо запомнил начало войны:

«22 июня в 4 часа 25 минут всё кругом содрогнулось от взрывов, и группа немецких бомбардировщиков до 60 самолётов нанесла сокрушительный удар по аэродрому; один самолёт пролетел так низко, что я увидел стрелка, показавшегося мне женщиной из-за торчавших из-под шлема волос. Не успели опомниться от первого удара, как на аэродром был произведён второй налёт. Противодействовать ударам бомбардировщиков мы не могли: лётный состав находился в Ковеле у своих близких, а зенитной артиллерии возле аэродрома не было – это была одна из тяжелейших оплошностей вышестоящего руководства.».

Молодой лётчик не мог знать, что зенитная артиллерия была заблаговременно отправлена на полигон как бы для учебных целей, поэтому термин «оплошность» здесь не очень-то подходит. Что касается времени и даты начала войны, то они определены в Заявлении Советского правительства, с которым в полдень 22 июня выступил по радио наркоминдел В.М.Молотов. Вот начало этого выступления:

«Граждане и гражданки СССР! Сегодня в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбёжке со своих самолётов наши города …».

Г.К.Жуков продолжает своё повествование:
«Нарком приказал мне звонить И.В.Сталину. Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос дежурного генерала управления охраны.
— Кто говорит?
— Начальник Генштаба Жуков. Прошу срочно соединить меня с товарищем Сталиным.
— Что? Сейчас?! – изумляется начальник охраны. – Товарищ Сталин спит.
— Будите немедля: немцы бомбят наши города!
Несколько мгновений длится молчание. Наконец в трубке глухо ответили:
— Подождите.

Минуты через три к аппарату подошёл И.В.Сталин. Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия. И.В.Сталин молчит. Слышу лишь его дыхание.
— Вы меня поняли?
Опять молчание. Наконец И.В.Сталин спросил:
— Где нарком?
— Говорит по ВЧ с Киевским округом.
— Приезжайте с Тимошенко в Кремль. Скажите Поскрёбышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро.».

Весь приведённый выше фрагмент книги по своему содержанию – чистейшей воды «литературщина», не имеющая никакого отношения к действительности. Во-первых, нарком Тимошенко не мог разговаривать по ВЧ с КОВО по причине отсутствия связи (переезд штаба округа из Киева в Тернополь). Во-вторых, Жуков игнорирует принцип иерархического поведения: «первый разговаривает только с первым». Опытный служака – нарком Тимошенко не мог поручить своему заместителю разговаривать с главой страны, а самому в это время заниматься делами, с которыми справился бы его зам. В-третьих, Жукову хорошо знал номер телефона приёмной Сталина, где трудился Поскрёбышев, но Жуков, как и многие другие, не мог знать номер домашнего телефона начальника сталинского секретариата. Его знали ответственные лица из службы охраны НКГБ СССР.

Продолжаем следовать за мыслью и пером Жукова после того, как он «разбудил» вождя:
«В 4 часа 30 минут утра мы с С.К.Тимошенко приехали в Кремль. Все вызванные члены Политбюро были уже в сборе. Меня с наркомом пригласили в кабинет. И.В.Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руках набитую табаком трубку. Он сказал:
— Надо срочно позвонить в германское посольство.

В посольстве ответили, что посол граф фон Шуленбург просит принять его для срочного сообщения. Принять посла было поручено В.М.Молотову. Тем временем первый заместитель начальника Генерального штаба генерал Н.Ф.Ватутин передал, что сухопутные войска немцев после сильного артиллерийского огня на ряде участков северо- западного и западного направлений перешли в наступление. Через некоторое время в кабинет быстро вошёл В.М.Молотов:
— Германское правительство объявило нам войну.
И.В.Сталин молча опустился на стул и глубоко задумался. Наступила длительная, тягостная пауза.».

Воспользуемся наступившей паузой, чтобы всё осмыслить и представить истинную последовательность событий. Помощь в этом деле окажут записанные Феликсом Чуевым воспоминания В.М.Молотова (книга «Сто сорок бесед с Молотовым»). Оценивая книгу Жукова, бывший нарком иностранных дел сказал:

«У Жукова в книге много спорных положений. И неверные есть. Он говорит, что перед началом войны докладывает Сталину, — я тоже присутствую, — что немцы проводят маневры, создают опасность войны, и я будто задаю ему вопрос: «А что, вы считаете, что нам придётся воевать с немцами?» Такое бессовестное дело. Последним дураком представил, так сказать. Все понимают, только я не понимаю ничего, — Молотов даже стал заикаться от волнения.».

Итак, вторжение вооружённых сил Германии в пределы нашей страны произошло в 4 часа утра 22 июня 41-го. Приблизительно в то же самое время (или чуть раньше) посол Германии в Советском Союзе Шуленбург пытался вручить наркому Молотову ноту германского правительства об объявлении войны. Нацистской Германии было важно соблюсти принятые международные формальности и процедуры, чтобы спустя некоторое время безопасным образом (через нейтральные страны) эвакуировать персоналы посольств из Москвы и Берлина. В.М.Молотов вспоминает: «Германский посол вручил ноту одновременно с нападением. У них всё было согласовано, и, видимо, у посла было указание явиться в такой-то час, ему было известно, когда начнется.».

Молотов в беседе с писателем Ф.Чуевым дополнительно поясняет, что прежде, чем вручить ноту, посол звонил в Наркомат иностранных дел и требовал немедленной встречи с наркомом. В свете всех предшествующих событий, нетрудно было догадаться, для чего поздней ночью германский посол добивается встречи с советским наркомом. Поэтому,
прежде чем отправиться в приёмную своего наркомата, Молотов разбудил Сталина и обо всём его проинформировал. Сделать это было нетрудно: кремлёвская квартира Сталина находилась этажом ниже его кремлёвской приёмной, а Молотов также проживал в Кремле с тех пор, как стал Председателем Совнаркома. К моменту возвращения Молотова в Кремль, Сталин вызвал Берию для доклада. Руководитель НКВД сообщил о масштабном характере германской агрессии и о том, что пограничные войска ведут бои с превосходящими силами противника.

Дальнейшую картину дополняет «Журнал регистрации». Согласно записи от 22.06.41, приём начался в 5:45, когда в кабинет одновременно вошли Молотов, Берия, Тимошенко, Мехлис, Жуков. Как видим, Сталин нарушил традицию раньше всех беседовать наедине с Молотовым. Это означает, что оба партийно-государственных деятеля уже обо всём договорились в кремлёвской квартире вождя.

Наводит на размышление тот факт, что Жуков совсем не упоминает о присутствии на приёме Л.З.Мехлиса, хотя последний – замнаркома обороны (как и Жуков), начальник Главного политического управления. Да и приехали они в Кремль в одной машине вместе с Тимошенко, и вышли одновременно в 8:30. Тем не менее, о Мехлисе – ни гу-гу. Приходится признать, что у Жукова-писателя специфическое видение действительности: он может либо включить в действие отсутствующий персонаж (например, Н.Ф.Ватутина), либо проигнорировать реальный персонаж, как в случае с Мехлисом. И ещё одна нестыковка в «показаниях» Жукова. Члены Политбюро не «были в сборе», а подходили позднее и в разное время: Маленков в 7:30, Микоян в 7:55, Ворошилов и Каганович в 8:00.

В целом можно сделать вывод: Жукову очень хотелось войти в историю в качестве человека, который в трудную для страны минуту разбудил Сталина. Но эта его попытка оказалась несостоятельной, а его версия – это художественно оформленная выдумка. На самом деле, Сталина разбудил В.М.Молотов. Становится понятной и цель, которую преследовал Жуков, объявляя о начале вторжения Германии в советское воздушное пространство на час раньше, то есть в 3 часа утра. Цель эта заключалась в том, чтобы покрепче привязать Сталина к позорному столбу в качестве главного виновника трагедии 22 июня 1941 года.

Логика в этом обвинении такая. Жуков, якобы, звонит Сталину в 3:45, докладывает обстановку и просит «разрешения начать ответные боевые действия». Сталин молчит, разрешения не даёт, а назначает очередное совещание. Между тем, время то идёт, и с ним как бы уходит возможность дать немедленный отпор врагу. По Жукову, если бы вождь сразу одобрил его предложение, то мы бы немцам жару дали (если бы они нас догнали). Жуков по-своему как бы обращается к читателям: «Посмотрите на этого неуверенного и нерешительного руководителя страны. Вот если бы я был на его месте, то …». Как действовал Жуков на своём месте (на своей должности) известно. Старая, как мир, тактика: вор кричит: «Держите вора!».

Повторно обращаемся к «Журналу регистрации». За 22 июня в нём 29 позиций с учётом того, что некоторые лица входили и выходили из кабинета Сталина неоднократно. Так Тимошенко с Жуковым, взяв с собой Ватутина, зашли вновь в 14:00 (выход в 16:00). От утреннего общения со Сталиным у Жукова остались такие воспоминания:

«Наступила длительная, тягостная пуза. Я рискнул нарушить молчание и предложил немедленно обрушиться всеми имеющимися в приграничных округах силами на прорвавшиеся части противника и задержать их дальнейшее продвижение.
— Не задержать, а уничтожить, — уточнил С.К.Тимошенко.
— Давайте директиву, — сказал И.В.Сталин.
В 7 часов 15 минут 22 июня директива №2 наркома обороны была передана в округа. Но по соотношению сил и сложившейся обстановке она оказалась нереальной, а потому и не была проведена в жизнь.».

Активный мозг Жукова-писателя продолжает творить параллельную реальность:
«Около 9 часов утра С.К.Тимошенко позвонил Сталину и просил разрешения снова приехать в Кремль, чтобы доложить проект Указа Президиума Верховного Совета СССР о проведении мобилизации и образовании Ставки Главного Командования, а также ряд других вопросов.».

С учётом того, что Тимошенко с Жуковым покинули приёмную Сталина в 8:30, их повторный визит «около 9 часов утра» — очередная выдумка Жукова. Указ о мобилизации готовили другие люди, а Наркоматы обороны и ВМФ в этом деле – всего лишь исполнители, обязанные обеспечить приём призывников. Но Жуков не прочь записать в свой актив и то, чего он не делал.

Принимая множество посетителей по разным вопросам, Сталин всё спланировал так, чтобы в 11:30, как говорят, «зачистить площадку» для составления текста Заявления Советского правительства о начале войны с Германией. Около 30 минут в кабинете оставались Сталин, Молотов, Ворошилов, Берия и Маленков. В 12:05 Молотов удалился в радиостудию и возвратился в 12:25. Вслед за ним в 12:30 зашёл Микоян, который уже был здесь в 7:55 и в 9:50. Можно предположить, что зампред Совнаркома уходил для выполнения некоторых поручений вождя. Приёмная закрылась в 16:45, когда из неё вместе со Сталиным вышли Молотов, Ворошилов и Берия.

После некоторого размышления приходит понимание того, почему Жуков включил в свою книгу описание вымышленного визита в Кремль «около 9 часов» (вместе с Тимошенко и Ватутиным) и оставил без внимания реальное нахождение у Сталина с 14:00 до 16:00 22 июня. Оказывается, все эти манипуляции со временем необходимы были Жукову для того, чтобы включить в книгу такой фрагмент:

«Примерно в 13 часов мне позвонил И.В.Сталин и сказал:
— Наши командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск и, видимо, несколько растерялись. Политбюро решило послать вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Главного Командования. На Западный фронт пошлём Шапошникова и Кулика. Я их вызвал к себе и дал соответствующие указания. Вам надо вылететь немедленно в Киев и оттуда вместе с Хрущёвым выехать в штаб фронта в Тернополь.
Я спросил:
— А кто же будет осуществлять руководство Генеральным штабом в такой сложной обстановке?
И.В.Сталин ответил:
— Оставьте за себя Ватутина.
Потом несколько раздражённо добавил:
— Не теряйте времени, мы тут как-нибудь обойдёмся.

Я позвонил домой, чтобы меня не ждали, и минут через 40 был уже в воздухе. Тут только вспомнил, что со вчерашнего дня ничего не ел. Выручили лётчики, угостившие меня крепким чаем с бутербродами.».

На самом деле, Сталин Жукову не звонил и эксклюзивно с ним не разговаривал. С 14:00 начальник Генштаба находился в кабинете вождя на совещании, на котором также присутствовали маршалы Шапошников и Кулик. Вышли они, как и Жуков, в 16:00. Таким образом, скоропалительный вылет голодного Жукова в Киев отменяется. Нахождение в кабинете Н.Ф.Ватутина логически объяснимо: ему предстояло временно исполнять обязанности начальника Генштаба вместо Жукова.

Ещё раз зафиксируем: Жуков покинул приёмную Сталина в 8:30, а повторно зашёл в неё в 14:00. Такие временные границы достаточны для того, чтобы основательно подкрепиться. Однако Жуков ищет любой фальшивый повод, чтобы представить Сталина в негативном свете. На этот раз показано, как бездушный вождь с диктаторскими замашками отдаёт распоряжения, полностью игнорирующие интересы подчинённых.

«Журнал регистрации» демонстрирует почти волшебные способности выводить «на чистую воду» недобросовестных информаторов. Приходится признать, что архивные документы – великая сила, которая зачастую проявляет большую эффективность, чем любые «детекторы лжи». Вот и крупный государственный деятель Анастас Иванович Микоян не прошёл испытание на правдивость. В своей книге «Так было» он описывает как бы совещание членов Политбюро днём 22 июня:

«Решили, что надо выступить по радио в связи с началом войны. Конечно, предлагали, чтобы это сделал Сталин. Но Сталин отказался: «Пусть Молотов выступает». Мы все возражали против этого: народ не поймёт, почему в такой ответственный момент услышит обращение к народу не Сталина – Первого секретаря ЦК партии (на самом деле – Генерального секретаря ЦК, — Г.К.), Председателя Правительства, а его заместителя. Нам важно сейчас, чтобы авторитетный голос раздался с призывом к народу – всем подняться на оборону страны. Однако наши уговоры ни к чему не привели. Сталин говорил, что не может выступить сейчас, это сделает в другой раз. Так как Сталин упорно отказывался, то решили, пусть выступит Молотов. Выступление Молотова прозвучало в 12 часов 22 июня. Конечно, это было ошибкой. Но Сталин был в таком подавленном состоянии, что в тот момент не знал, что сказать народу. 23 июня текст выступления Молотова был опубликован в газетах, а рядом дана большая фотография Сталина.».

Всё, о чём сообщил Микоян в этом фрагменте своего сочинения, не имеет отношения к действительности. Из анализа «Журнала регистрации» следует, что во время написания текста «Заявления» в кабинете, кроме Сталина, находились Молотов, Ворошилов, Берия и Маленков, а Микояна там не было, как и не было никакой дискуссии относительно самого выступающего. Тогда было составлено именно «Заявление Советского правительства», и Молотову было поручено огласить его содержание по радио. Поскольку Молотов выступал не от своего имени, то закономерным было появление в газетах портрета главы Советского правительства.

Микоян с таким подходом не согласен: раз по радио выступал Молотов, то газеты были обязаны напечатать его портрет. Если микояновскую логику продолжить дальше, то в случае оглашения текста «Заявления» диктором радио, газетам следовало бы поместить фотографию диктора.

Микоян на страницах своей книги будет и дальше убеждать читателей, что в первые дни войны Сталин находился в подавленном, депрессивном состоянии, и с трудом выполнял свои обязанности. Но записи в «Журнале регистрации» показывают, что, напротив, интенсивность работы Сталина возросла в сравнении с мирным временем. Врёт Микоян.

Иногда в книге Микояна имеют место нестандартные приёмы достижения цели:
«Жуков, когда писал воспоминания, пользовался всеми документами Генерального штаба. Более того, как штабист, он же каждый день все события записывал. Но почему то он не написал о том дне, когда Сталин появился в Наркомате обороны в первый или второй день войны ночью, с ним были Молотов, Берия, Маленков и я, а Жуков в ответ на нападки Сталина разрыдался. Этот факт не компрометирует Жукова ни в какой степени. Зато характеризует Сталина. И всё же Жуков почему-то об этом умолчал.».

В этом фрагменте своей книги Микоян укоряет Жукова за упущенную возможность показать, какой Сталин был плохой, нечуткий человек: грубо обошёлся с ни в чём не повинным начальником Генштаба. Но и Жукова можно понять. Во второй половине дня 22 июня Сталин направил его, а также маршалов Шапошникова и Кулика в штабы Западного и Юго-Западного фронтов. Информация, поступавшая оттуда, была неполной и противоречивой. Вождь рассчитывал получить более полные и достоверные сведения о том, что же фактически происходит на фронтах. Без таких сведений нельзя было планировать дальнейшие действия.

Согласно «Журналу регистрации», Жуков вновь появился у Сталина 26 июня, а в его отсутствие к вождю ходили Тимошенко с Ватутиным. Значит, ни в первый, ни во второй день войны Сталин Жукова ночью не распекал. У Сталина не было потребности лично посещать какие-либо наркоматы. Для получения необходимой информации он мог вызвать в Кремль нужных людей. Именно так всегда и происходило. Упрёки Микояна в адрес Жукова по поводу того, что прославленный полководец, якобы, упускал некоторые случаи хорошенько разоблачить Сталина, несправедливы и безосновательны. Жуков таких возможностей не упускал.

Когда Феликс Чуев попросил В.М.Молотова выразить своё отношение к мемуарам Жукова и Рокоссовского, тот ответил так:
«О книгах Рокоссовского и Жукова. Книга Рокоссовского мне нравится. Хорошая книга. О книге Жукова не могу сказать плохого, но рецензию на эту книгу я писать отказался. В книге Жукова есть не совсем объективные места. Там, где на фронте дела шли хорошо, это, как будто, заслуга Жукова и его предложение. Там, где терпели поражение и допускали ошибки, якобы, виноват Сталин.».

Иллюстрацией того, как Жуков заботился о своих «заслугах», послужит приведённый им эпизод с адмиралом Октябрьским, который, якобы, позвонил ему по ВЧ в 3:07 22 июня. Тогда Жуков разрешил адмиралу сбивать неизвестные самолёты-нарушители.
«В 4 часа я вновь разговаривал с Ф.С.Октябрьским. Он спокойным тоном доложил:
— Вражеский налёт отбит. Попытка удара по нашим кораблям сорвана. Но в городе есть разрушения.
Я хотел бы отметить, что Черноморский флот во главе с адмиралом Ф.С.Октябрьским был одним из первых наших объединений, организованно встретивших вражеское нападение.».

Адмирал Октябрьский, естественно, Жукову не звонил. В случае такой необходимости, он обратился бы к своему руководству по-подчиненности: либо к начальнику Главного морского штаба, либо к наркому ВМФ. Когда по тексту книги Жуков хвалит адмирала, на самом деле он хвалит самого себя. А как же иначе?! По версии маршала, Сталин до последней возможности тянул с приведением части Вооружённых сил СССР в боевую готовность. Но даже после этого он, якобы, не давал разрешение оказывать врагу вооружённый отпор. Только он – Жуков под свою ответственность разрешил адмиралу Октябрьскому сбивать неопознанные самолёты.

Жукову было досадно, что именно на флотах своевременно объявили боеготовность №1, после чего первыми дали отпор врагу. Всё это, конечно, заслуживает похвалы. Плохо, однако, то, что это достижение почему-то не связывают с его именем. И Жуков исправляет «ошибку», переложив чужой успех в собственный карман. Очередная тайна Г.Жукова.