Кто же на самом деле организовал убийство Сталина и Берии?

Глава 1. Заговор против Сталина

1.1. О претендентах

Слухи о том, что Сталин умер не «сам по себе», а ему в этом деле очень даже «помогли», появились, прежде всего, в Москве, сразу после похорон вождя. Первым, кто громогласно и при каждом подходящем и неподходящем случае утверждал, что Сталина убили, отравили, был Василий Сталин. Такое поведение сына покойного вождя доставляло властям массу неудобств, и они постарались сделать всё, чтобы либо заставить его замолчать, либо изолировать от общества.

Никто из сменявших друг друга руководителей СССР не был заинтересован в том, чтобы рассматривать другие причины смерти Сталина, кроме естественных. Понятно, что из-за этого публикации на тему убийства Сталина появились вначале за рубежом. Общепринято, что первым об убийстве Сталина обстоятельно написал диссидент А.Авторханов в своей книге «Загадки смерти Сталина: заговор Берии», вышедшей в 1976 году в издательстве «Посев».

То, что именно Берия был назначен на роль убийцы Сталина, мало кого удивило. Как говорят, кто бы сомневался. Стараниями Хрущёва, его сподвижников и последователей Берия был превращён в настоящего изверга, от которого можно было ожидать чего угодно.

Смысл книги Авторханова, по существу, сводится к тому, что один злодей убил другого злодея ради того, чтобы приблизиться к вершине власти, намереваясь со временем эту вершину покорить.

В России трагическая тема гибели Сталина от рук Берии является доминирующей с незначительными вариациями, зависящими от личностных предпочтений исполнителей. Например, в новейшее время версию Авторханова наиболее основательно продолжил отрабатывать Николай Добрюха в своей книге «Как убивали Сталина». Но, в отличие от Авторханова, здесь иначе расставлены акценты: очень плохой человек Берия убил в целом неплохого (при всех имеющихся недостатках) человека и руководителя государства И.В.Сталина, чтобы захватить власть в стране.

Были ли другие мнения и варианты? Да, были, и наша задача заключается в том, чтобы ещё раз всё тщательно проанализировать с целью максимального приближения к истине. Анализ значительно упрощается благодаря тому обстоятельству, что претендентов на роль организаторов и исполнителей такого грандиозного проекта, как убийство Сталина, оказывается совсем немного.

Начать следует с того, что в октябре 1952 года в Москве состоялся 19 съезд партии. Как всегда в таких случаях, были избраны руководящие партийные органы. Вновь избранный Центральный Комитет КПСС в качестве оперативного рабочего органа сформировал Президиум ЦК КПСС в количестве 25 человек. Затем по предложению Сталина из членов Президиума было создано руководящее ядро под названием Бюро Президиума ЦК КПСС. Предполагалось, что все важные вопросы государственной и партийной жизни будут предварительно обсуждаться на Бюро, после чего окончательно утверждаться на Президиуме ЦК.

В состав Бюро вошли 9 человек: Берия Л.П., Булганин Н.А., Ворошилов К.Е., Каганович Л.М., Первухин М.Г., Сабуров М.В., Сталин И.В., Хрущёв Н.С. Как видим, в официальных документах список членов Бюро Президиума даётся вполне демократично, в алфавитном порядке.

Работа Бюро Президиума не была строго формализована: заседания, как правило, не проводились, выступления участников не стенографировались. Решения принимались оперативно, как говорят, «на ногах», или путём телефонного опроса. Возможно, что такая форма работы Бюро была подсказана Сталину опытом его работы в Государственном Комитете обороны и в Ставке ВГК.

Известно, что Сталин работал и принимал посетителей, чаще всего, в Кремле, но ночевать он уезжал в посёлок Кунцево на Ближнюю дачу. Здесь вождь создал для себя благоприятную среду, как в плане работы, так и в плане отдыха. На даче специалистами была создана защищённая система телефонной связи с коммутатором, обеспечивающим соединение с любым ответственным работником и с любым госучреждением.

После съезда Сталин иногда приглашал на Ближнюю дачу для совместного ужина Берию, Булганина, Маленкова и Хрущёва. Считалось, что это была четвёрка наиболее доверенных и приближённых к Сталину руководителей. Думается, что вождь, создавая «четвёрку», мог руководствоваться определёнными арифметическими соображениями. В самом деле, вместе с ним в составе Бюро из девяти человек получалось большинство, способное при солидарном голосовании обеспечить прохождение нужных решений без всяких длительных прений.

За ужином у Сталина в неформальной обстановке продолжалось обсуждение важных для страны вопросов перед их внесением либо на Бюро, либо в Президиум. Указанную четвёрку гостей хорошо знали как офицеры охраны, так и обслуживающий персонал дачи. С другой стороны, любой из «четвёрки» был лучше других осведомлён о режиме работы и отдыха Сталина, его краткосрочных планах, а также о секретах охраны дачи и порядке смены дежурных офицеров МГБ. Исходя из этих соображений, каждый исследователь, пишущий на тему убийства Сталина, вполне обоснованно включал в состав заговорщиков-антисталинистов, по меньшей мере, одного из указанной «четвёрки».

Пожалуй, большинство историков и аналитиков соглашаются с тем, что Маленкова следует исключить из списка претендентов на организацию убийства Сталина. Причина простая: Маленков являлся фаворитом вождя и без всяких кавычек – его верным учеником и соратником. Он был доволен своим положением второго человека в иерархии власти, ему было комфортно работать под руководством Сталина, безупречно выполняя все его поручения.

Кроме того, Маленков был сосредоточен на работе в Секретариате ЦК, плотно занимался вопросами внешней политики СССР и не имел отношения к органам госбезопасности. Последнее обстоятельство дополнительно свидетельствует в пользу Маленкова, поскольку все признают, что «провернуть» такое архисложное дело, как убийство руководителя государства, невозможно без привлечения всесильных и всезнающих спецслужб, призванных охранять этого руководителя государства. Именно поэтому авторы исследований на тему убийства Сталина чуть ли не в первую очередь пытаются доказать, что или Берия, или Хрущёв, или Булганин является куратором МГБ СССР со стороны высшего руководства страны.

1.2. Берия – главный претендент

Итак, первым в списке подозреваемых лиц числится Берия. Н. Добрюха по этой кандидатуре выражается так: «Никто из четверых, допущенных к Нему в дом, не был так заинтересован в Его смерти, как он – товарищ Берия… Булганин – бездарь и трус, Хрущёв – вечный вахлачёк. Маленков (Маланья) – тюфяк, который и при Нём хорошо устроился. И только Берия мог желать Его смерти. И он её дождался.».

Раздать людям клички – ещё не значит что-либо доказать. В чём причина стремления Берии к немедленной смерти Сталина? Может быть, вождь был недоволен его работой и планировал уволить его со всех занимаемых должностей? Нет же, как раз наоборот, Сталин собирался передать под контроль Берии все правоохранительные органы в форме объединённого МВД СССР. Тогда зачем Берия так спешил? Ну, дождался бы он скорой смерти Сталина, а что дальше? Уж не собирался ли он стать Председателем Совета министров СССР?

Кем-кем, а дураком Берия точно не был и потому знал, что назначение на высший государственный пост невозможно без предварительного рассмотрения и одобрения кандидатуры Пленумом ЦК КПСС. Какие шансы были у Берии для того, чтобы успешно пройти эту инстанцию? Ответ: шансы нулевые, как, впрочем, и у Булганина, и у Хрущёва, поскольку только у Маленкова реально не было конкурентов, и он выигрывал бы голосование у любого соперника.

Объясняется это тем, что по поручению Сталина после смерти Жданова Маленков фактически выполнял функцию руководителя аппарата ЦК, поэтому его хорошо знали и положительно оценивали члены ЦК, а также другие партийные работники в центре и на местах. Для них он был справедливым человеком, понятным и предсказуемым в своих действиях руководителем. В обращении Маленков был прост и скромен. Образованный и культурный Маленков не допускал ругательных слов и ненормативных выражений. Совместная работа с таким руководителем – мечта любого подчинённого.

Важным козырем Маленкова было то решающее обстоятельство, что именно его Сталин видел своим преемником, и об этом было хорошо известно и в руководящих сферах и в обществе. В целом можно заключить, что авторитет Маленкова был значительно выше, чем у любого другого руководителя из сталинского окружения. Могут возразить, что больший авторитет был у В.М. Молотова, но его Сталин не считал своим преемником.

Даже зная всё это, сторонники версии «Берия – убийца Сталина» не опускали руки, поскольку у них в запасе был, как они считали, весомый аргумент, подсказанный Хрущёвым. В воспоминаниях последнего есть такая запись:

«После войны, когда я стал часто встречаться со Сталиным, я всё больше и больше чувствовал, что Сталин уже не доверяет Берии. Даже больше, чем не доверяет: он его боится. На чём был основан этот страх, мне тогда было непонятно. Позже, когда вскрылась сталинская машина по уничтожению людей и все средства, брошенные на достижение этой цели, а ведь именно Берия управлял этими средствами, проводил нужные акции по поручению Сталина, я понял, что Сталин видимо сделал вывод: если Берия делает это по его поручению с теми, на кого он указывает пальцем, то может это делать и по своей инициативе, по собственному выбору. Сталин боялся, как бы при случае такой выбор не пал на него. Поэтому он и убоялся Берии. Конечно, он никому об этом не говорил, но это становилось заметным».

Итак, теперь сторонники бериевского заговора, благодаря Хрущёву, вооружились ответом на вопрос: Чем же Сталин так мешал Берии, если последний решился на такое подлое злодейство? Ответ всегда эмоциональный: «Что вы, что вы?! Разве вы не знаете, что Сталин боялся Берии, а Берия боялся Сталина?! Вместе им невозможно было ужиться, поэтому Берия, образно говоря, и выстрелил первым».

Получается, что Хрущёв, а также его единомышленники и последователи делают Берию по силе и возможности, почти равновеликим самому Сталину. Дескать, стоило Берии только захотеть, как он был в состоянии уничтожить великого Сталина, чего последний, якобы, очень опасался. Хотя всё это – полная чушь, но данный тезис так плотно засел в сознании некоторой части общества, что полностью игнорировать его не стоит.

Для начала уместно сделать такое замечание. Хотя, как известно, Хрущёву не хватало образования и знаний в гуманитарной сфере, тем не менее, вряд ли стоит отрицать, что от природы он был весьма умным человеком, наделённым способностями предвидеть некоторые события будущего. Надиктовывая свои воспоминания, отставной политик Хрущёв был в курсе того, что в обществе всё больше укрепляются подозрения в насильственной смерти Сталина. Значит, в скором времени вопрос об убийстве Сталина будет обсуждаться открыто и без помех. Вот почему Хрущёв заранее «переводит стрелки» на Берию. Вам нужен убийца Сталина? Можете долго не искать, вот он во всей своей неприглядности.

Хорошо, допустим на минуту, что Сталин, на самом деле, опасался Берии и ждал подходящего повода, чтобы расправиться с ним (а зачем всесильному Сталину ждать повода?!). Допустим также, что хитрый Берия не стал дожидаться своей очереди на заклание и упредил Сталина, организовав его убийство. Но был ли для этого у Берии необходимый властный ресурс? Ведь он не был военным министром и не имел отношения к органам госбезопасности. Как известно, в конце 1945 года Берия передал свою должность руководителя НКВД С.Н.Круглову — замнаркома Внутренних дел СССР, чтобы самому по поручению Сталина стать руководителем и организатором всех работ по созданию ядерного оружия. Вряд ли в то время в стране была более важная и актуальная задача, чем эта, поскольку речь шла о защите социалистического государства от уничтожения, а его народов – от порабощения.

Сменивший Ф.Рузвельта на посту президента США, Г.Трумэн взял курс на уничтожение СССР путём ядерной бомбардировки. У него перед глазами был пример Японии, правящий класс которой объявил о безоговорочной капитуляции почти сразу после того, как стали известны ужасные последствия двух американских атомных атак на Хиросиму и Нагасаки в августе 1945 года.

Трумэн понимал, что в отличие от Японии, для капитуляции которой хватило двух атомных бомб, для разгрома СССР, с учётом размеров его территории, потребуются многие десятки ядерных зарядов. Ресурсы США позволяли создать необходимый атомный арсенал за несколько лет.

Расчёты американцев показывали, что одновременный ядерный удар по Москве, Ленинграду и другим крупным промышленным и культурным центрам, наряду с уничтожением самих городов, вызовет миллионные человеческие жертвы, а ещё десятки миллионов пострадают от последствий применения атомного оружия. Вот тогда, вновь созданное правительство Советского Союза, будет умолять США о пощаде, и просить мира на любых условиях.

Поручая Берии руководство Атомным проектом, Сталин знал об этих планах США и их британских союзников. Вождь верил, что организаторский талант Берии, его энергия и целеустремлённость помогут, в конечном итоге, создать ядерный щит страны, что послужит фактором сдерживания агрессивных устремлений империалистических хищников.

Берия, в свою очередь, осознавал меру возложенной на него ответственности и работал, не жалея сил. Огромные трудности в этом деле происходили из того факта, что всю атомную индустрию и кадры для её обслуживания приходилось создавать с нуля. Требовалось открывать новые шахты и рудники для добычи сырья, обустраивать их, создавать необходимую инфраструктуру (железные и автомобильные дороги). Для получения оружейного урана и плутония были потребны дорогостоящие обогатительные комбинаты. В целом перед руководством Атомного проекта стояла задача так точно синхронизировать работу многих сотен предприятий и научных коллективов, чтобы на выходе получить для начала прототип ядерного боеприпаса.

Важная роль отводилась подбору руководящих кадров для атомной промышленности, и в этом деле Берии хорошо помогал Маленков, который, будучи секретарём ЦК, вплотную занимался кадровыми вопросами. В своих воспоминаниях Хрущёв сообщает, что при поездках из Москвы на Ближнюю дачу, Берия и Маленков всегда садились в машину Сталина. Разумеется, что во время такой поездки Сталин не дремал. Как раз здесь принимались решения по кадровым назначениям: кого выдвинуть директором и главным инженером предприятия, кого рекомендовать в секретари парткома. Лозунг «Кадры решают всё» действовал и воплощался в жизнь.

О том, что Берия и вместе с ним сотни тысяч управленцев, учёных, инженеров, конструкторов, технологов и рабочих прекрасно справились с поставленной задачей, свидетельствует успешное испытание первой атомной бомбы в августе 1949 года. А вслед за этим необходимо было перейти от опытного образца к серийному производству изделий, что по сложности было не намного легче, чем создание и испытание прототипа. И одновременно с этим, по предложению учёных-ядерщиков разворачивались работы по созданию и испытанию прототипа более мощной водородной бомбы.

Итак, погружённость Берии в решение проблем чрезвычайной государственной важности оставляла немного времени для других дел. Несомненно, в штабе Берии трудились подобранные им талантливые и энергичные помощники, отвечающие за определённые участки работы, но никуда не делись межведомственные барьеры. И вот здесь Берия, пользуясь своим положением и полномочиями зампреда в правительстве Сталина и руководителя Специального комитета при Совете министров СССР, действовал «поверх барьеров», принуждая руководителей министерств и ведомств к эффективной совместной работе. Нередко для преодоления возникших проблем на местах, Берия в своём помятом плаще и пропылённой шляпе лично появлялся на предприятиях и стройках оборонного комплекса.

Понятно, что в своих мемуарах Хрущёв ничего не говорит о том, чем на самом деле занимался Берия. У него он занимался всем, в частности, контролировал МГБ СССР, которым с 4 мая 1946 года руководил генерал-полковник В.С.Абакумов. Хрущёв даёт подсказку, что последний-де находился в полной власти Берии, снабжая его секретной служебной информацией. Более того, Берия, якобы, давал Абакумову указания о том, что и как следует докладывать товарищу Сталину.

Информированный читатель сразу заметит нелогичность в этом утверждении Хрущёва. В самом деле, Сталин умер 5 марта 1953 года, а министр Госбезопасности Абакумов с середины июля 1951 года сидел в тюрьме в ожидании суда, и помогать Берии в его преступных деяниях никак не мог.

МГБ СССР с августа 1951 года возглавлял министр С.Д.Игнатьев, и Хрущёву было бы логично связать имя Берии с именем нового министра, но Хрущёв этого не делает, поскольку у него есть веские основания для того, чтобы всячески экранировать министра Игнатьева.

Это – во-первых. Во-вторых, между Берией и Абакумовым существовали личные неприязненные отношения, сложившиеся ещё в последние военные годы. С точки зрения справедливости, следует признать, что своей карьере Абакумов обязан, прежде всего, Берии. Именно последний выдвинул Абакумова 3 февраля 1941 года на должность замнаркома и начальника Управления особых отделов НКВД СССР (военная контрразведка).

В апреле 1943 года по инициативе Сталина функции военной контрразведки передали Главному управлению контрразведки СМЕРШ при Наркомате обороны, и Абакумов стал начальником этой структуры и замнаркома Обороны СССР. То, что Абакумов стал заместителем самого Сталина, несколько вскружило его молодую голову, и он стал держаться с Берией отстраненно и подчеркнуто независимо.

Фактически, с апреля 1943 года на одной и той же территории стали действовать три силовые структуры. Основная нагрузка падала на НКВД СССР (нарком Л.П.Берия). В подчинении этого наркомата находились Войска по охране тыла действующей Красной Армии. Защита важных оборонных и народно-хозяйственных объектов – это также зона ответственности НКВД.

Деятельность НКГБ СССР (нарком В.Н.Меркулов) была сосредоточена, в частности, на выявлении предателей и пособников фашистов. В этой среде на освобождённых территориях могла проявлять себя немецкая агентура, которую Госбезопасность была обязана обезвредить.

Хотя СМЕРШ являлся фронтовой контрразведкой, однако, случалось, что в ходе преследования диверсантов и агентов Абвера, бойцы-контрразведчики действовали глубоко в тылу наших войск, то есть в зоне ответственности НКВД. Между тем, при таких операциях территориальные органы НКВД, по большей части, в известность не ставились, что было неправильно.

Короче говоря, основания для трений и конфликтов между руководителями-силовиками имели место быть. Если Меркулов относился к Берии уважительно, признавая его профессиональный авторитет, то Абакумов, будучи человеком самолюбивым, «шапку ломать» перед Берией не собирался. Отношения взаимной неприязни между двумя этими руководителями сохранились и в мирное время, что изобличает лживость утверждений Хрущёва об их, якобы, совместной деятельности, при которой Берия, не имея на то полномочий, командовал Абакумовым. Из этого также следует, что при наличии у Сталина каких-либо подозрений относительно Берии, министр Абакумов немедленно арестовал бы последнего.
Впрочем, указанная выше подсказка Хрущёва не пропала даром, а легла на благодатную почву, поскольку для сторонников версии «Берия – убийца Сталина» именно полная вовлечённость Берии в работу МГБ СССР давала ему шанс на организацию убийства вождя. Поэтому А.Авторханов, вопреки сознательной позиции Хрущёва, производит экстраполяцию от Абакумова в будущее и делает министра Игнатьева информатором и помощником Берии. Дескать, с помощью Игнатьева интриган Берия добился удаления от Сталина Власика, Поскрёбышева и других.

Далее у Авторханова речь идёт о широком антисталинском заговоре во главе с Берией: «… Берия заявил, что он и его чекисты могут ручаться только за мертвого Сталина. Это было то, что думал и Хрущёв, но он хотел это услышать от Берии. Искренность Берии была несомненна: ведь и его собственная голова находилась в опасности. Маленков не без колебаний присоединился к Берии и Хрущёву».

Ранее в одном коротком предложении Авторханов даёт понять, что ему известна роль Берии в Атомном проекте. Поневоле хочется спросить, как это при его загруженности Берия ещё успевал руководить «своими чекистами», которых у него не было (кроме личной охраны), а также плести нити интриг и заговоров?!

Продолжая в целом линию Авторханова, Н.Добрюха, однако, более конкретно сообщает: «Главной заботой Берии в послевоенные годы становится организация совершенно новой системы противовоздушной обороны Москвы и создание атомной и водородной бомб. С это задачей он справился настолько успешно, что уже к 29 августа 1949 года неожиданно для Запада и прежде всего Америки, СССР становится обладателем самого грозного оружия. Между тем, Берия успевает проявить себя на сугубо внутреннем фронте».

Многие читатели знают, что «на внутреннем фронте» Берия дополнительно курировал проектирование и строительство «сталинских высоток» и комплекса зданий МГУ на Ленинских горах, но Н.Добрюха имеет в виду другое. В духе сочинения Авторханова, Берия в его книге — вождь антисталинского заговора, поскольку-де тем самым «Берия спасал свою шкуру от объявившего на него охоту Хозяина».

Ранее мы отмечали, что только вовлечённость в работу органов госбезопасности даёт «претенденту» хорошие шансы и возможности для организации убийства Сталина. Н.Добрюха об этом помнит, поэтому по закону жанра в его книге «силовые структуры сверху донизу были укреплены людьми Берии». Дескать, власть Берии простиралась так далеко, что он лично подбирает охрану и прислугу на Ближней даче, и Сталин, мол, об этом знал или догадывался и потому всё больше его боялся.

Да может ли, в конце концов, один человек тянуть столько возложенных на него нагрузок?! Ведь есть же предел физических и психических возможностей. Тем не менее, Н.Добрюха, видимо, полагает, что Берия недорабатывает, ленится, поэтому у него, помимо всего прочего, этот персонаж ещё контролирует средства массовой информации.

Удивительное получается дело. Хрущёв ничего не говорит о загруженности Берии делами, полезными для общества и государства. Поэтому у него он, вполне логично, тратит своё рабочее и внеслужебное время на то, чтобы интриговать, расставлять повсюду своих людей и работать палачом у Сталина.

Казалось бы, Н.Добрюха в курсе того, что Берия был перегружен делами государственной важности и успешно их выполнял, но Берия в его исполнении нелогично имеет ещё запасы времени и сил на создание «сети подпольной бериевской мафии из МВД и МГБ».

Вообще говоря, автор данной книги испытывает чувство неловкости и ощущение того, что он ломится в открытую дверь, приводя доказательства невиновности Берии. Дело в том, что в исследованиях Юрия Мухина, Елены Прудниковой, Сергея Кремлёва и других авторов убедительно доказано: это – не Берия. Поэтому пора переходить к другим подозреваемым, но прежде, чем это сделать, следует признать, что в книге Н.Добрюхи содержится немало полезных, малоизвестных или неизвестных архивных материалов, непосредственно не связанных с темой убийства Сталина.

В значительной (или большей) части этой книги рассказывается: о болезни и смерти Ленина, о взаимоотношениях Сталина и Крупской, о Дзержинском и Горьком, об успехах коллективизации и аграрной науки в СССР (глазами американских специалистов), а также о В.Чкалове, С.П.Королёве, Леониде Хрущёве, Василии Сталине и других.

1.3. О Хрущёве

Сторонники бериевского заговора против Сталина, которые всячески превозносят «могущество» Берии, якобы, дававшее ему возможности контролировать всех и всё, не в состоянии внятно ответить на простой вопрос: Почему этот «могущественный человек» менее чем через четыре месяца после успешной операции по устранению Сталина сам в течение одного дня мгновенно и безвозвратно исчез из политической жизни страны?

А в этот день – 26 июня 1953 года по одной версии Берия был арестован, затем судим и в декабре того же года расстрелян вместе со своими сообщниками. Сторонники другой версии утверждают, что никакого ареста не было, а в указанный летний день Берия был просто убит, а так называемый суд над Берией – это фикция, имитация правосудия и соблюдения юридических процедур.

Невозможность убедительно ответить на поставленный вопрос вместе с другими аргументами фактически вычёркивают Берию из списка вождей антисталинской оппозиции. Закономерно возникает вопрос: Если не Берия, то кто? Весь жизненный опыт подсказывает ответ: тот, кто получил наибольшую выгоду от смерти Сталина. Если так ставить ответ, то следует признать, что конечным выгодополучателем является Хрущёв. Именно последний постепенно сосредоточил в своих руках всю полноту власти для достижения собственных честолюбивых целей.

Значительную часть своей книги «Убийство Сталина и Берии» Ю.Мухин посвятил подробному описанию жизненного пути Берии, его достижениям в начале карьерного роста. В частности, в период руководства Закавказьем организаторский талант Берии позволил добиться значительного увеличения экономики этого региона и на этой основе повысить жизненный уровень и благосостояние проживающих там народов.

Будучи трудоголиком, подобным Сталину, Берия нетерпимо относился к руководящим бездельникам из числа тех, которые позиционировали себя заслуженными борцами за установление Советской власти в Закавказье. Естественно, что многие представители этой «элиты» ненавидели Берию и слали на него жалобы и обвинения в Москву. Впрочем, сам Берия не добивался их благосклонности, полагая, что благодарность простого народа имеет большее значение.

Перевод Берии в Москву и его выход, так сказать, на всесоюзную арену сделали его со временем одним из ближайших сподвижников и единомышленников Сталина. По мнению Ю.Мухина, Сталина и Берию объединяла в послевоенные годы общая мысль о том, чтобы покончить с двоевластием в государстве путём ограничения роли партии вопросами идеологии и воспитания граждан страны в духе служения социалистическому Отечеству.

Предпосылки к этому созрели. Времена, когда действия управленцев контролировали комиссары, прошли. В стране выросли воспитанные Советской властью новые кадры, способные взять на себя ответственность за дальнейшее развитие государства и общества. В условиях укрепления Советской цивилизации дала себя знать острая потребность в том, чтобы отказаться от прессинга паразитического класса партийной номенклатуры, привыкшей управлять и контролировать, а собственные неудачи списывать на хозяйственников и госслужащих.

В целом, Ю.Мухин убедительно доказывает, что Л.П.Берия не был замешан в антисталинском заговоре ни в качестве ведущего, ни в качестве ведомого.

Согласно Ю.Мухину, именно Хрущев, будучи первым секретарём Московского горкома партии и по совместительству – куратором МГБ СССР по линии ЦК КПСС, имел в своём распоряжении административный ресурс для организации покушения на Сталина. Как выражается Ю.Мухин, «партийным начальником чекистов был Хрущёв». Эта последняя его должность позволяла-де ему управлять министром Госбезопасности С.Игнатьевым. Последний, как будто, имел мотив желать смерти Сталина, поскольку вождь планировал заменить его Берией. Этим, дескать, и воспользовался Хрущев для осуществления своих собственных властных амбиций.

А вот каковы личные мотивы Хрущёва, взявшего на себя осуществление авантюрного и смертельно опасного плана убийства Сталина, в книге не раскрыты. Тем не менее, дело было сделано: «…Сталина убили, убили хотя бы тем, что около 30 часов не то что не оказывали ему медицинскую помощь, но ему даже воды никто не подавал». Вывод: «Итак, убийцы Сталина – Игнатьев, Хрущёв и пока неизвестный нам врач».

Таким образом, Ю.Мухин в принципе допускает такой вариант: у Сталина ночью по естественным причинам случился инсульт, но смерть наступила из-за намеренного неоказания медицинской помощи.

Тогда получается, что заговорщики действовали как бы спонтанно, без чёткого плана и под влиянием сложившихся обстоятельств, поскольку никто из них не мог знать, что именно этой ночью у Сталина случится инсульт. Но тогда возникает огромный риск, связанный с тем, что после перенесённого инсульта больные нередко приходят в себя и продолжают жить. И как после этого некоторые персоны смогут объяснить, почему медпомощь товарищу Сталину преступным образом затягивалась? Это к тому, что данная версия представляется маловероятной.

Похоже на то, что сам Ю.Мухин осознавал шаткость подобной позиции, поскольку, приближаясь к окончанию своего расследования, он приходит к более радикальному выводу о том, что Хрущёв мог быть не только организатором, но даже исполнителем убийства вождя. Вот цитата об этом: «Судя по всему, на ужине в субботу 28 февраля 1953 года Хрущёв как-то исхитрился отравить Сталина. После всего, что мы рассмотрели, такая версия имеет право на жизнь».

Оценивая в общем плане книгу Ю.Мухина, следует признать, что при всех её несомненных достоинствах, в ней присутствуют, по меньшей мере, две существенные неточности: во-первых, Хрущёв не был первым секретарём Московского горкома партии и, во-вторых, он не курировал МГБ СССР.

Интересно будет рассмотреть, как со своей задачей справился Сергей Кремлёв после публикации книги «Зачем убили Сталина? Преступление века».

Автор сразу на первых страницах книги отметает всех известных претендентов на роль организаторов убийства Сталина, кроме одного и главного – Хрущёва. С.Кремлёв правильно называет последнего первым секретарём Московского обкома (а не горкома) партии. Таким образом, Хрущёв отвечал за подъём сельского хозяйства Московского региона, но успехов на этом поприще не достиг. По словам С.Кремлёва, «Хрущёв однозначно обнаружил управленческую некомпетентность» и потому «боялся выпасть из руководящей пятёрки». Вот он – возможный мотив!

С другой стороны, С.Кремлёв и интуитивно, и осознанно понимает, что перемещение высокопоставленного чиновника на более скромную должность ещё не тот повод, чтобы ввязаться в авантюру под названием «Убийство Сталина». Требуется найти что-то «погорячее». И С.Кремлёв находит: «Между прочим, у Хрущёва – единственного из всех его коллег по высшему руководству, был и личный мотив для убийства Сталина – судьба сына Хрущёва. Леонид Хрущёв был то ли сбит в бою, то ли просто не вернулся из боя и оказался в плену».

Историю о нахождении сына Хрущёва в немецком плену придумал не С.Кремлёв, а другие люди, которые никак не могли отыскать походящей причины, по которой Хрущёв до конца своей жизни оставался ярым ненавистником Сталина. Вот и понадобилась не основанная на фактах и документах история о том, что Хрущёв, якобы, умолял вождя вытащить своего сына из плена в обмен на освобождение крупного немецкого генерала, но Сталин категорично и резкой форме отказал. С этого момента Хрущёв, мол, возненавидел его. Кровная месть за погибшего в плену сына – вот он «горячий мотив». Прямо-таки шекспировские страсти!

Однако, вся эта история – полная чепуха. При жизни Сталина не существовало никаких других версий, кроме одной: старший лейтенант Леонид Хрущёв был сбит в воздушном бою и после проведённых безуспешных поисков был объявлен без вести пропавшим. Немало сбитых летчиков постигла такая же участь. Поисковые группы в России до сих пор откапывают из земли обломки самолётов и извлекают останки экипажа.

Если бы Леонид Хрущёв действительно попал в плен к немцам, то последние без промедления и громогласно объявили бы о таком огромном достижении. Это – крупный пропагандистский козырь, ведь речь идёт о сыне руководителя Советской Украины. Пленного сына Хрущёва можно было использовать только в целях пропаганды, а никак иначе.

На территории оккупированной Украины неплохо работала немецкая пропагандистская машина: издавались газеты, печатались и распространялись информационные листки. Поэтому обязательно появилась бы фотография пленного летчика с обобщающим выводом о том, что скоро всем большевикам придет конец, как и их государству.

Гитлеровцы поступали так всегда в случаях пленения знаковых личностей. Например, публиковались фотографии сына Сталина – старшего лейтенанта Якова Джугашвили и советских генералов в ранге командующих армиями. Так что следует прекратить спекуляции, связанные с именем Л.Хрущёва.

О возможных пособниках Хрущёва С.Кремлёв отзывается с большой осторожностью: «Игнатьев мог участвовать в многослойном заговоре против Сталина… Не исключено, что Игнатьева в заговоре против Сталина использовали «втёмную», ловко подсовывая нужных злоумышленникам людей».

Осторожность и недоговоренность присутствуют и при описании позднего ужина на сталинской даче в субботу 28 февраля 1953 года. Вот цитата из книги: «И не так уж существенно, Хрущёв ли влил отраву в чашу Сталина, или это сделал кто-то из персонала или охраны дачи по хрущёвскому кивку. А, возможно, всё было сделано и без Хрущёва – он мог даже не знать, кто из окружающих Сталина, тот. Но то, что такой, или такие на даче есть, Хрущёв, как я понимаю, знал».

Возможно, что некоторые из читателей будут разочарованы после прочтения этой цитаты. Люди жаждут конкретности и определённости, а вместо этого полный сомнений автор совсем уж некстати вопрошает: «Но был ли Сталин лишён жизни насильственно?».

Едва ли стоит предъявлять претензии к С.Кремлёву, который заранее и честно предупредил, что книга его – не криминальное расследование. Цель книги – дать ответ на поставленный в заголовке вопрос: «Зачем убили Сталина?». А убили его затем, чтобы сменить курс страны, затормозить или совсем отбросить запланированные вождём реформы. И сделали это определённые силы как внутри страны, так и за её пределами.

Проведённый С.Кремлёвым анализ выявляет эти силы, которые организованно или стихийно добивались физического уничтожения Сталина. Книга именно об этом и требовать от неё большего мы не в праве.

Хотя версия об участии Хрущёва в организации убийства Сталина является весьма перспективной, но, тем не менее, ей не хватает доказательной базы. В частности, не выдерживает критики предположение о том, что Хрущёв был куратором МГБ и потому, дескать, обладал необходимым админресурсом.

На самом деле, человек, поставленный на такое направление деятельности, как курирование МГБ СССР, обязан был иметь дело с документами высшего уровня секретности. На их основе составлялись затем секретные аналитические записки, адресованные руководителям страны. Мог ли Сталин доверить Хрущёву такую важную аналитическую работу? Ответ категорически отрицательный, поскольку всем было известно, что из-за своей вопиющей безграмотности Хрущёв был не в состоянии собственноручно написать ни одного документа.

Впрочем, Хрущёв компенсировал этот свой недостаток редкой природной памятью, так что вести записи ему было не нужно. Хорошо знавший Хрущёва Д.Шепилов оставил об этом в своей книге воспоминаний такую фразу: «Память у него была феноменальная. Он помнил числа, дни недели события или разговора, которые были 30—40 и более лет назад. Помнил имена и биографии людей, с которыми встречался даже в самые отдалённые годы».

В общем, документы за подписью Хрущёва готовили работники его секретариата после того, как их шеф объяснял, какие вопросы должны быть отражены в исходящем документе.
Об этой стороне хрущёвской деятельности свидетельствует тот же Д.Шепилов в своей книге «Непримкнувший»:
«За два года совместной работы с Хрущёвым в ЦК я видел единственный документ, на котором была его личная подпись. На телеграмме одного из наших послов Хрущёв начертал Суслову и мне: «азнакомица». Резолюция была написана крупными, торчащими во все стороны буквами, рукой человека, который не привык держать перо или карандаш». Шепилов продолжает:

«Когда в корреспонденциях из той или иной страны сообщалось, что Хрущёв, посетив какое-то учреждение, в книге почётных гостей сделал какую-то запись, то здесь допускается неточность: Хрущёв не мог сделать никакой записи. Она делалась помощником, или одним из членов делегации, возглавляемой Хрущёвым, а сам он ставил свои «Хр» или в лучшем случае «Хрущ».

Естественно, что никто в правительстве не стал бы ради удобства Хрущёва расширять круг лиц (технических исполнителей), имеющих доступ к документам государственной важности. Хрущёв знал об этом своём недостатке, поэтому в его воспоминаниях проскальзывает зависть к Сталину и Маленкову, которые документы составляли собственноручно. В целом, в партийно-правительственных кругах Хрущёва считали специалистом по сельскому хозяйству и не более того.

В обобщающем плане следует констатировать слабость мотивировки, побуждающей Хрущёва желать немедленной смерти Сталина. Мотив типа кровной мести за гибель сына в немецком плену следует отбросить, как недостоверный. Отсюда вытекает необходимость заново пройти путь, могущий привести Хрущёва к выводу о необходимости добиваться смерти Сталина.

Карьерный взлёт Хрущёва был стремительным и ярким. Поступил в 1929 году в Промышленную академию, но сама учёба его не увлекла: усвоение учебного материала казалось делом скучным и требовало усидчивости, которой от природы не было. Также сказывалось полное отсутствие интереса к научным познаниям. Хрущёв внутри себя всерьёз полагал, что его природная смекалка, жизненный опыт и здравый смысл окажутся полезнее, чем книжная образованность возможных конкурентов.

Люди подобных убеждений и подобного склада ума в ответ на произнесённые кем-либо правильные слова «век живи – век учись», любят неизменно вставлять своё любимое: «дураком помрёшь».

Кипучая натура Хрущёва жаждала немедленной публичной деятельности. Он находил удовольствие в партийной работе, поэтому был избран секретарём партийного комитета Промакадемии. Выступления, дискуссии, борьба с оппозицией и уклонистими от генеральной линии партии – это была его стихия.

Молодого Хрущёва заметили, о нём стали говорить «в верхах»: выходец из народа (из среды рабочего класса), прирождённый партийный лидер, организатор масс. Способен дорасти до руководителя государственного масштаба.

Своему карьерному росту Хрущёв в огромной степени обязан Сталину, который узнал о нём от своей жены Надежды Аллилуевой, учившейся вместе с Никитой в Промакадемии. Вот как об этом рассказывает сам Хрущёв:

«Когда мы вместе учились и беседовали по партийным вопросам, она ничем не высказывала своей близости со Сталиным, умела себя держать. Когда же я стал секретарём Московского комитета партии, чаще встречался со Сталиным и бывал у него на семейных обедах, то понял, что о жизни Промышленной академии и о моей роли там Алллилуева рассказывала Сталину, который при разговорах со мной иной раз напоминал мне о событиях, о которых я никогда не вспоминал или даже забыл. Тогда-то я понял, что это Надя рассказывала о них мужу. Полагаю, что именно это определило отношение ко мне Сталина не только тогда, но и позднее».

Попав в поле зрения Сталина, Хрущёв быстро продвигался по партийной линии. Сначала — работа первым секретарём некоторых райкомов партии в Москве, а затем переход на городской и областной уровни. В период с 1932 по 1938 годы Хрущёв вначале второй, а затем – первый секретарь Московского горкома и обкома партии (с 1935 года).

В 1938 году Сталин организует перевод партийной активности Хрущёва с уровня регионального на уровень республиканский: в январе этого года Хрущёв избирается первым секретарём ЦК Компартии Украины. Этот должностной рост сопровождался повышением статуса в партийной иерархии: в 1939 году Хрущёв становится членом Политбюро ЦК ВКП(б).

Возвращение в Москву в декабре 1949 года по инициативе Сталина, после 11 лет работы в УССР, самим Хрущёвым в его мемуарах оценивается весьма положительно, поскольку открывало ему новые возможности. Хрущёв к этому времени мечтал выйти на всесоюзную арену, а арена республиканская стала казаться ему слишком тесной.

Чтобы переход с республиканского уровня вновь на должность первого секретаря Московского областного и городского комитетов партии не был расценён, как понижение в должности, Сталин делает Хрущёва по совместительству секретарём ЦК ВКП(б). В окружении вождя членом Политбюро и секретарём ЦК был только Маленков, хотя последний нёс значительно большую нагрузку.

Как секретарь ЦК, Хрущёв курировал Украину. Помощники из его секретариата каждый день просматривали все газеты и общественно-политические издания, выходящие в УССР. В случае признаков «крамолы» или отклонений от генеральной линии партии и правительства, помощники информировали Хрущёва. Последний звонил в Киев, в ЦК и в мягкой форме требовал выправить положение или устранить недостатки. Если на другом конце телефонной линии проявляли несговорчивость, Хрущёв грозил доложить Сталину. Обычно это помогало, и деятельность Хрущёва на посту секретаря ЦК не была обременительной.

В целом, он поддерживал хорошие отношения с украинскими товарищами. Хрущёв хотел, чтобы они рассматривали его в качестве высокопоставленного защитника интересов Украины в Москве. Нередко из Киева звонили ему с просьбой помочь в решении каких-либо вопросов в центральных органах исполнительной власти, и Хрущёв не отказывал, а реально помогал.

Оказывая такие услуги, Хрущёв, со своей стороны, мог рассчитывать на поддержку республиканской партийной организации при проведении Пленумов ЦК и других общепартийных мероприятий.

Через несколько недель после прибытия Хрущёва в Москву, Сталин спросил его о впечатлениях на начальном этапе работы. Хрущёв ответил в том духе, что за прошедшие 11 лет с тех пор, как он покинул Москву, городская и областная партийные организации значительно выросли в численном составе. Из-за этого стало трудно везде успевать, объём работ вырос многократно. В этих условиях было бы желательно иметь две независимые московские партийные организации (городскую и областную) с отдельными партийными комитетами. Сталин обещал подумать.

Во второй половине января 1950 года Сталин признал предложение Хрущёва правильным и объявил решение: Н.С.Хрущёв назначается первым секретарём Московского областного комитета партии, а его заместитель И.И.Румянцев – первым секретарём Московского городского комитета партии.

Хрущёв был в высшей степени разочарован. Он был уверен, что с учетом его высоких партийных регалий, Сталин отдаст Москву ему. Одно дело быть «хозяином» в Москве, заводить полезные связи с руководителями министерств и ведомств в расчёте на перспективу, и совсем другое дело – колесить по ухабистым дорогам Подмосковья.

Сталин пояснил, что молодой товарищ Румянцев не имеет достаточного опыта в аграрных вопросах. В то время как товарищ Хрущёв, как никто другой, обладает ценным и полезным опытом. Москва нуждается в продуктах животноводства, а в области эта отрасль является запущенной и отсталой. ЦК партии и правительство СССР уверены, что товарищ Хрущёв со свойственной ему энергией возьмется за это дело и переведёт сельское хозяйство Московского региона на траекторию устойчивого роста.

В личной беседе вождь заверил Хрущёва, что как только дела в Подмосковье наладятся и пойдут в гору, он освободит его от руководства Московским обкомом партии. Ну что же, такое сталинское условие было вполне приемлемым. От работы Хрущёв никогда не прятался, за порученное дело привык браться с полной отдачей сил, за что его и ценили. Раз его считают знатоком сельского хозяйства, значит надо не отвлекаться на полумеры и частные решения, а предложить перспективный план, подходящий не только для Подмосковья, а для сельского хозяйства всей страны.

Весной 1951 член Политбюро и секретарь ЦК Н.С.Хрущёв публикует в центральной партийной газете «Правда» и других изданиях статью под названием « О строительстве и благоустройстве колхозов». В этой статье автором предлагается под лозунгом организационно-хозяйственного укрепления колхозов провести в масштабах всей страны массовое переселение колхозников и членов их семей в крупные колхозные поселения типа «агрогородов».

Хрущевский глобальный план переустройства колхозов историк С.Кремлёв характеризует такими словами: «… это был, говоря языком современным, «популистский» шаг, рассчитанный на «набор» Хрущёвым «очков» прежде всего у подмосковных колхозников – ведь им обещали городскую жизнь на селе».

Прочитав эту цитату, многие (или некоторые) читатели среднего и молодого возраста могут придти к выводу о том, что Хрущёву, видимо, предстояли совсем скоро какие-то важные выборы, или перевыборы, и потому ему было необходимо обойти возможных конкурентов за счёт популистских обещаний своему потенциальному электорату. Однако, такое предположение неверно.

Хрущёву крепко досталось за эту его ни с кем не согласованную инициативу, но в вину ему ставили не популизм. Главное обвинение состояло в том, что он в своём административном рвении замахнулся на Конституцию СССР. В её Статье 8 имелась такая запись: «Земля, занимаемая колхозами, закрепляется за ними в бесплатное и бессрочное пользование, то есть навечно». Получается, что Хрущёв, как говорили в старину, «бухнул во все колокола, не заглянув в Святцы».

Ну хорошо, скажут некоторые читатели, возможно Хрущёв, сам того не желая, допустил какие-то ошибки. Но, может быть, его предложения сулили реальную пользу сельским жителям? Вот и С.Кремлёв видит преимущество в том, что жителям этим «обещали городскую жизнь на селе».

В действительности, перспектива переселения в «агрогорода» могла обрадовать только сельскую голытьбу, живущую по принципу: «нам, где бы ни работать, лишь бы не работать». Для самой же ценной, укоренённой части крестьянства такие планы не могли восприниматься иначе, как трагическое разрушение привычного жизненного уклада.

Следует напомнить, что к началу 50-х годов жизнь в стране после голодного послевоенного лихолетья начала постепенно налаживаться. Поставленные на мирные рельсы военные заводы стали отгружать МТС разнообразную сельхозтехнику, что в целом благоприятно сказалось на продуктивности аграрного производства, улучшении условий работы и оплаты труда сельских тружеников. Тем не менее, большую часть своего дохода сельская семья по-прежнему получала от ведения личного подсобного хозяйства.

Жизнь потомственного крестьянина была встроена в существующий ландшафт. Здесь с самого детства всё для него было близким и родным. Такой человек берёг выделенную ему приусадебную землю, удобрял её в надежде на хороший урожай и достаток для всей семьи. Сельский житель знал, когда и где косить траву и заготавливать на зиму сено для крупного и мелкого рогатого скота. Знал, где в лесу находятся заповедные грибные и ягодные поляны, где лучше всего обустроить пасеку, на каком участке реки можно ожидать хорошую рыбалку. А где-то поблизости – сельское кладбище с могилами близких и дальних родственников.

И вот представьте себе теперь реакцию человека, которому предлагают бросить обжитые и милые сердцу места, чтобы вместе с семьёй начать с нуля новую жизнь где-то в незнакомой местности, на пустырях и неудобьях. Целинная романтика хороша только для молодых людей, у которых ещё нет собственной семьи и которым нечего терять.

В обобщающем плане можно сделать вывод, что планы и проекты Хрущёва всегда строились на том, чтобы самым грубым, волевым способом «продавить» их, игнорируя желания и устремления тех людей, которых эти планы касались. Из-за такого стиля руководства все масштабные планы Хрущёва обнаруживали свою ущербность и начинали разваливаться уже через непродолжительное время после начала их реализации.

Весной 1951 года прожектёрство Хрущёва подверглось серьёзной критике со стороны высшего руководства страны, которое усмотрело в его предложениях, кроме нарушения Конституции, также намерение вовлечь экономику СССР в непомерные финансовые затраты с непредсказуемыми последствиями.

Лишь после прихода к власти, «знаток» сельского хозяйства Хрущёв развернётся во всю мощь своих фантазий, зная, что рядом с ним не окажется ни одного человека, который мог бы сказать ему: «Уймись, дурак!».

Интересно, что редакция газеты «Правда» обратилась к своим читателям с извинениями: дескать, по причинам технического характера при публикации статьи товарища Хрущёва выпало предваряющее её замечание о том, статья эта отражает личное мнение автора и носит дискуссионный характер.

Извинения, надо полагать, были приняты во внимание, поскольку в издательском деле ошибки иногда встречаются. Рассказывают, например, о таком казусе: в оригинале статьи стояло «пианист Сердюков», но наборщики в типографии что-то напутали, и в газете было напечатано «сионист Пердюков». Бывает…

Хрущёв критику своего грандиозного проекта вынужден был признать справедливой, и обещал впредь осуществлять свою деятельность в практической плоскости, хотя используемый им инструментарий был весьма ограниченным. По складу характера и мировоззрению Хрущёв относился к типу руководителей-напиральщиков, которые исповедовали простой принцип: раз партия поставила меня на высокую руководящую должность, то моя задача – отдавать распоряжения и требовать их исполнения.

Сам Хрущёв считал своим долгом выступать на собраниях трудовых коллективов, объяснять им политику партии и правительства, призывать к трудовым свершениям. Произносить речи он любил, делал это энергично и напористо, чтобы слушатели не дремали. А вот советоваться с народом, выслушивать его мнения Хрущёв не любил, считая такое поведение ненужным либерализмом.

Значительную часть рабочего времени Хрущёва занимали выезды в районы Московской области. Тут и выступления перед трудящимися, и разбор персональных дел руководящих партийцев. Приходилось оформлять и многодневные командировки, когда речь шла об организации и проведении отчетно-выборных партийных конференций. На подбор и расстановку кадров, выдвижение и избрание в новый состав райкомов достойных людей времени было не жалко.

Командировки в районы области Хрущёва не очень тяготили и в определённой степени были даже желательны. Ночевать приходилось в райкомовских гостевых дачах, в которых дорогого Никиту Сергеевича в конце трудового дня ждал хороший совместный ужин. Он любил крепко выпить и хорошо закусить, после чего становился весёлым и находчивым, умел произносить тосты и рассказывать смешные истории. Такой человек – находка для любой компании. Можно сказать, что районные чины Хрущёва любили.

О своих командировках Хрущёв писал отчёты в ЦК, в которых сообщал, какие населённые пункты он посетил, сколько раз выступил на собраниях. География хрущёвских поездок выглядела внушительно и скоро обещала накрыть всю территорию области, хотя от всей этой бурной деятельности столица не получала прибавки ни мяса, ни молока, ни яиц.

Вообще-то, животноводство считается трудной отраслью сельскохозяйственного производства. МТС с помощью своей техники осуществляли обработку земли и уборку урожая в колхозах, но животноводческие фермы в сферу их деятельности не входили. Хозяйства сами выкручивались, как могли, но возможности их были весьма ограничены.

Между тем, в Московской области было много промышленных предприятий, которых можно было бы, например, в порядке шефской помощи, подключить к механизации и электрификации животноводческих ферм. Помощь промышленности могла бы решить главную задачу: устранить жуткие условия содержания животных и облегчить уход за ними, без чего невозможно было привлечь людей для работы на фермах. Освобождение от тяжёлого физического труда, улучшение условий работы и быта животноводов – вторая важная задача. Наконец, было бы полезно через продуманную систему поощрений и вознаграждений заинтересовать работников ферм в росте производительности их труда.

Принятие таких или подобных мер могло бы принести быструю отдачу, но такие мысли в голову Хрущёва не приходили. Он считал, что колхозники способны сами преодолеть все трудности при условии роста политической сознательности. Именно в этом направлении нацеливал он работу областной партийной организации.

Тревожный для Хрущёва звонок прозвенел в январе 1952 года, когда первый секретарь Московского горкома И.И.Румянцев был отстранён от должности, а его место занял не он, а И.В.Капитонов. Это означало, что Хозяин недоволен результатами хрущёвской работы.

Хрущёв был взбешён: Сталин не оценил, проигнорировал два года его неустанных трудов, постоянных разъездов по подмосковным дорогам. Мечта вернуться в столицу в качестве первого секретаря МГК рухнула. Похоже на то, что Сталин издевается над ним: сорвал с Украины и его — члена Политбюро и секретаря ЦК «привязал» к грязным подмосковным коровникам. Ждёт результатов работы? Но результаты могут появиться через несколько лет, а Сталин не станет долго ждать и снимет с работы, как последнего неудачника. Как после такого позора смотреть людям в глаза?!

Ярость бушевала в душе Хрущёва, и он решил – Сталин за всё ответит. Но сначала надо успокоиться, не выдать преждевременно своих чувств, сделать вид, что ничего не изменилось, что всё в порядке.

У Хрущёв за внешностью добродушного Вини-Пуха скрывалась страстная натура, движимая ненасытной жаждой всё большей и большей власти над людьми. Ну, а власть, в свою очередь, давала материальное благополучие и удовлетворение от своей значимости, исключительности.

Сидевшая внутри Хрущёва движущая сила не имела тормоза под названием «совесть», и сила эта толкала Хрущёва на самые неблаговидные и преступные действия. Сталин ошибается, думая, что сможет остановить его успешную карьеру. Если Сталин – препятствие, то это препятствие следует уничтожить.

Своё недовольство Сталиным, ненависть к нему Хрущёв обобщает таким образом, что приписывает подобные чувства и настроения всему руководящему партийному ядру. Рассказывая в своих мемуарах о том, какой Сталин был тиран и деспот, Хрущёв так характеризует настроения членов Бюро Президиума ЦК: «Все мы без какой-либо договорённости ждали естественной развязки дикого положения, которое сложилось. Развязка наступила только со смертью Сталина».

В данной цитате Хрущёв подтверждает своё ожидание смерти вождя. Но Хрущёв не был тем человеком, который стал бы терпеливо и пассивно ожидать «естественной развязки». Да и времени на ожидание у него не было, поскольку Сталин мог в любой момент уволить его и перевести на второстепенную должность. Будучи натурой активной, с огненным темпераментом, Хрущёв не собирался пускать дело на самотёк естественных процессов. Шаткое положение в партийно-государственной верхушке подталкивало Хрущёва к активным и даже авантюрным действиям по насильственному устранению Сталина.

Но, одно дело – желать смерти Сталина, и совсем другое дело – спланировать, организовать и реализовать убийство вождя. У самого Хрущёва властного ресурса для всего этого не было. Ему требовался более могущественный сообщник, который бы таким властным ресурсом обладал.

1.4. О Булганине

Нам представляется, что очень близко соприкоснулся с тайной смерти Сталина С.Миронин в своей книге «Убийство Сталина. Крупнейший заговор ХХ века», изданной в 2011 году. Важно заметить, что С.Миронин – врач и биолог, поэтому его выводы относительно медицинских аспектов отравления вождя заслуживают максимального доверия. Наиболее значимые выводы автора книги сводятся к следующему:

1. Сталин умер насильственной смертью из-за отравления ядом дикумарол (дикумарин). Яд этот был синтезирован в США в начале 50-х годов и имел то преимущество, что маскировал симптоматику и уводил в сторону от подозрений в пищевом отравлении, оставляя свободу предположений о наличии у больного инфаркта или инсульта. Другими словами, насильственную смерть можно было при желании выдавать за смерть от естественных причин.

С.Миронин уверен, что такого продвинутого яда в СССР в то время не было, и потому яд был заблаговременно передан через агентов, или резидентов ЦРУ США кому-то из высокопоставленных организаторов убийства Сталина. Таким образом, по мысли С.Миронина, антисталинский заговор носил международный характер.

Дескать, без помощи извне заговор против Сталина не мог осуществиться по причинам его сложности и отсутствия подходящего яда. Свою мысль С.Миронин развивает так: «В ум и аналитические способности Сталина и Берии я верю сразу окончательно и бесповоротно, а в ум Булганина, Хрущёва и Маленкова – не верю, не верю, не верю. Ни один из них, кроме Берии, не был способен организовать такой заговор. Но Берия явно не делал этого».

2. Если бы после смерти вождя было открыто делопроизводство по факту его насильственной смерти Сталина, то для следователей главной уликой стал бы документ под названием История болезни Сталина. Документ этот имел все признаки фальшивки, призванной скрыть реальное положение вещей: до 90% оригинальных врачебных документов были утеряны или уничтожены; оставшиеся меддокументы имели вид черновиков или набросков. Стандартная по форме История болезни пациента отсутствовала. Не было также Амбулаторной карты, фиксирующей все заболевания Сталина.

Ясно, что в случае естественной смерти все необходимые медицинские документы содержались бы в полном порядке: ведь речь идёт о первом лице государства. Обращает внимание С.Миронин на тот настораживающий факт, что главный врач-консультант Сталина профессор Виноградов сидел в тюрьме, его личного врача Кулинича выслали в Ижевск, а его место занял врач-терапевт Иванов- Незнамов.

3. Про деятельность Хрущёва имеются такие слова: «Хрущёв был занят Москвой, командовал Московским городским комитетом КПСС». Как видим, в этом вопросе С.Миронин солидаризируется с ошибочными выводами Ю.Мухина. Анализируя роль Хрущёва в гибели Сталина, С.Миронин высказывается так: «…мне думается, Хрущёву не было необходимости свергать Сталина, и в заговоре он не участвовал, по крайней мере, до 1 марта 1953 г. Да и вряд ли сам Никита Сергеевич был эмиссаром «мировой закулисы». По своему складу и натуре очень уж он не подходил в «оборотни». В другом месте своей книги С.Миронин делает такое замечание: «Мне думается, что вплоть до 26 июня 1953 г. Хрущёв не участвовал в заговоре».

Итоговый вывод С.Миронина: «… если принять во внимание, что мы исключили из числа претендентов не только Берию, но и Хрущёва, и Маленкова, то наиболее вероятным кандидатом становится Булганин». Повторно возвращаясь к вопросу неучастия Хрущёва в организации отравления вождя, С.Миронин приводит такой аргумент: «Самое интересное, что одному только Хрущёву смерть Сталина не прибавила власти. Он остался тем же, кем и был…, а по месту в партийной иерархии он стоял на пятом месте – после Маленкова, Молотова, Берии и Кагановича».

4. Главным действующим лицом в деле убийства Сталина является Н.А.Булганин, завербованный сотрудниками ЦРУ США. Возможная причина предательства – шантаж на почве его любовных связей. Об этом у С.Миронина: «… Булганин имел черты характера, которые могли быть использованы западными спецслужбами для его вербовки. Честолюбив. Вспыльчив. Любил женщин и красивую жизнь. Булганина могли поймать на многочисленных амурных похождениях, в которых он был горазд». Наконец, в своих исследованиях С.Миронин приводит доказательства того, что именно Булганин курировал силовой блок правительства и персонально министра Госбезопасности СССР Игнатьева. Вместе с тем, С.Миронин скептически оценивает способности Булганина одному, без подсказок ЦРУ организовать убийство Сталина: «Булганин же показал себя полным неумехой в организационном искусстве, мало каши ел». Получается, что ЦРУ – не только заказчик, но и главный организатор убийства Сталина. Исключительно благодаря получаемым Булганиным инструкциям ЦРУ, заговор против Сталина завершился полным успехом.

5. Роль министра Госбезопасности СССР Игнатьева определяется так: «Видимо, Булганин постоянно присматривал за Игнатьевым. Мой вывод таков: Игнатьев мог помогать кукловодам, но сам организовать убийство Сталина не был способен». Другими словами, Игнатьев в кружок организаторов или исполнителей заговора не входил, а информацию передавал Булганину по долгу службы, поскольку тот был его вышестоящим руководителем.

6. Исполнителями отравления вождя являются врачи, которым было сподручнее всего добавить яд в пищу или питьё Сталина. Вот цитата: «Кто помогал Булганину в его заговорщической деятельности? Мне кажется, что ещё кандидаты в помощники ЦРУ и Булганину это: Иванов-Незнамов и Лукомский. Давайте сначала посмотрим на Лукомского. Именно его вызывали к больному Сталину, именно он оформлял историю болезни и убрал из неё все странные моменты. Самый лучший кандидат на место врача, который помогал Лукомскому реализовать сложный план умерщвления Сталина, — это Иванов-Незнамов. Он играл роль лечащего врача, а потом помогал Лукомскому в составлении истории болезни». Согласно Миронину, само отравление произошло 1 марта 1953 года. К этому времени охранники дачи под действием снотворного спали глубоким сном.

7. Кроме двух названных врачей и некоторые другие неназванные медработники также, якобы, участвовали в неправедном деле: «То есть врачи, целенаправленно подтверждающие неправильное лечение, просто убивали своего пациента. Добровольно или под давлением – в данном случае неважно… Вывод очевиден: есть основания полагать, что под видом лечения Сталина убивали. Создаётся полное впечатление, что действовали врачи-вредители».

Итак, по материалам своего расследования С.Миронин подводит читателей к следующим выводам: заказчик убийства Сталина, его стратегический организатор и поставщик яда – ЦРУ США, тактический организатор отравления – Булганин, исполнители – названные и неназванные врачи.

Безусловно, что С.Миронин проделал большую аналитическую работу, и потому его выводы заслуживают внимания и уважения. Вместе с тем, по некоторым позициям у читателей появляются вопросы и сомнения. Начнём с врачей. Не слишком ли много немотивированных людей, рискуя своими жизнями, участвовали в антигосударственном заговоре? Чем товарищ Сталин мог, например, вызвать такую ненависть у профессора Лукомского и доцента Иванова-Незнамова, если они согласились стать его убийцами?

Уместно напомнить, что при жизни Сталина научные работники в материальном плане являлись привилегированной общественной группой, поскольку вождь считал науку и научные достижения локомотивом технического, экономического и, в целом, общественного прогресса. Учёным разрешалось без ограничений выполнять работу по совместительству. В итоге, доцент с учёной степенью кандидата наук, совместительствуя в нескольких учебных заведениях, зарабатывал больше, чем министр с его ненормированным рабочим днём. А о профессорах и говорить нечего. Таким образом, коллеги Лукомского и Иванова-Незнамова в своём подавляющем большинстве не испытывали неприязни к товарищу Сталину. А те, которые испытывали, скорее всего, пожалели об этом, ибо в послесталинское время возможности хорошо зарабатывать у научных и научно-педагогических работников отняли.

Основной посыл книги С.Миронина сводится к тому, что без активного содействия извне, силами только внутренней оппозиции отравить Сталина было невозможно. Миронин решительно заявляет: «Сталин был убит при «помощи» ЦРУ». Ненавистники Сталина в руководстве страны вынуждены были пойти на контакты с западными спецслужбами, поскольку иначе не могли заполучить новейшее и эффективное отравляющее вещество, аналогов которому в СССР не было.

Весьма вероятным С.Миронин считает и другой возможный вариант: Булганин с какого-то момента времени оказался «на крючке» у ЦРУ, которое и вело его по жизни и оказывало «помощь» путём передачи дикумарола.

Была ли ситуация с дикумаролом на самом деле так безнадёжна, что не решалась без привлечения спецслужбы иностранного государства? Между тем, высокий научный потенциал СССР в сочетании с высокопрофессиональной работой службы внешней разведки позволяли вскрывать и использовать самые секретные разработки западных государств.

Известно, что в некоторых экстраординарных случаях чекисты прибегали к использованию в своих операциях отравляющих веществ (ОВ). Неужели добыть некоторое количество ОВ, или получить секреты фирмы, производящей эффективные яды, сложнее, чем овладеть сверхсекретными технологиями в ядерной сфере? Значит, правы те авторы, которые указывают на то, что в Токсикологической лаборатории МГБ СССР имелся весь спектр ОВ, необходимый для оперативной деятельности.

Давайте теперь постараемся ответить на главный вопрос: Мог ли Булганин, в принципе, быть завербован западной спецслужбой, поддерживать с ней контакты и выполнять её задания? Если бы Булганин являлся «простым советским человеком», то ответ мог быть положительным. В действительности всё было иначе.

Булганину, как действующему маршалу Советского Союза, был положен штат адъютантов из числа старших офицеров, один из которых обязан был посменно находиться при маршале и везде сопровождать его. Это – по линии военного ведомства. Кроме того, по линии МГБ СССР Булганин постоянно находился в поле зрения офицеров охраны. И все эти меры следует считать необходимыми, если принять во внимание, что охраняемое лицо – источник и носитель самых секретных сведений, составляющих государственную тайну.

В целом, никто из числа лиц высшего руководства государством не имел права просто ходить по улицам, как обычные граждане. Перемещения осуществлялись в автомобиле и в сопровождении охраны. Конечно, лица эти могли посещать театры, концертные залы, выставки т.п., но и здесь охрана находилась если не рядом, то поблизости. Относительная свобода достигалась во время отдыха на даче, за городом, но периметр дачи охранялся, а список посещаемых лиц заносился в журнал и контролировался. Все эти меры исключали всяческие контакты с иностранными агентами, подозрительными или сомнительными личностями. Ничего не поделаешь, государство обязано защищать своих руководителей – носителей государственной тайны.

Означает ли это, что Булганин не был активным организатором убийства Сталина и что С.Миронин ошибся? Ни в коем случае! Огромная заслуга С.Миронина состоит как раз в том, что благодаря нему, впервые в нашей истории свет истины был направлен на фигуру политического деятеля, многие десятилетия остававшегося в тени и вне подозрений.

Проведённая С.Мирониным исследовательская работа является очень полезной, несмотря на некоторые слабые места в системе доказательств. В частности, в данной книге будет показано, что убеждённость его в невысоких умственных и организаторских способностях Булганина и Хрущёва ошибочна. И вообще, «нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики» без помощи ЦРУ.

1.5. Булганин, Хрущёв и другие

В Советском руководстве Булганин был одним из разносторонне подготовленных управленцев. Молодой Булганин начинает свою карьеру в рядах ВЧК (ОГПУ). Но чекистская работа, видимо, не очень его привлекала, поскольку вскоре он её оставляет. Биографы Булганина сообщают, что в 1922 -1927 гг. он занимал ответственные посты в Совнархозе (ВСНХ СССР).

Когда представилась возможность перейти на самостоятельную хозяйственную работу, Булганин сделал такой выбор, став в 1927-1931 гг. директором Московского электролампового завода. За высокие трудовые достижения в 1930 году предприятие и его директор были награждены орденом Ленина.

Успехи Булганина в хозяйственной деятельности были замечены «в верхах», и его ожидал крупный карьерный взлёт – должность председателя Московского Совета (1931-1937гг.). Здесь пересеклись и пошли параллельно пути Булганина и Хрущёва. Речь идёт о совместной пятилетней работе по управлению Москвой.

Так уж сложилось, что отдельные черты характера Булганина и Хрущёва дополняли и уравновешивали друг друга. У импульсивного Хрущёва было развито интуитивное стратегическое мышление. Булганин ценил Хрущёва за его способность в условиях неопределённости давать такие советы, которые со временем обнаруживали свою правоту и приносили взаимный успех.

В свою очередь, хладнокровный расчетливый Булганин был великолепным тактиком, знающим, когда и что нужно сделать в условиях отсутствующей и пониженной неопределённости. Хрущёв мыслил более широко, масштабно, заранее выдвигал и готовил преданных себе людей. Зато Булганин был непревзойдённым мастером тактических комбинаций.

Хрущёв родился под знаком Овна (барана). Знак этот относится к стихии Огня, и темперамент Хрущёва в полной мере ему соответствовал. В ситуациях, когда от нахлынувших чувств Хрущёв подобно чайнику вскипал и пузырился, Булганин умел сохранять расчётливую невозмутимость. «Бухгалтер» — такую кличку дал ему Хрущёв.

Судьбоносная встреча и совместная работа двух этих личностей переросла вначале в дружбу, а затем в нечто большее – в высшей степени полезное деловое партнёрство, позволявшее, к их взаимной выгоде, вчистую переигрывать возможных соперников, ставших преградой на их пути.

Когда появлялась возможность «подставить» самого товарища Сталина, представить в общественном мнении его указания или решения в негативном свете, друзья-градоначальники такую возможность не упускали.

В конце 30-х годов Сталин стал приглашать в Кремль для бесед о перспективах развития отечественной авиации молодого авиаконструктора А.С.Яковлева. Последний к тому времени знаменитостью не являлся, но был известен, как успешный разработчик некоторых легкомоторных летательных аппаратов.

В своей автобиографической книге «Цель жизни» Яковлев описал одну из таких встреч с вождём, на которой также присутствовал Председатель Совнаркома В.М.Молотов. После окончания делового обсуждения принесли чай. Яковлев продолжает:

«Настроение у Сталина было хорошее, благодушное, ему, видимо, хотелось отдохнуть, немного отвлечься от текущих дел и просто поговорить без «повестки дня». Как и многих других москвичей, меня в то время возмущало, что по решению Моссовета уничтожали зелень на Садовом кольце. Замечательные московские бульвары, в том числе исторический Новинский бульвар с вековыми липами, безжалостно вырубили. Сплошную полосу зелёных насаждений вдоль многокилометрового кольца опоясывающей центр города садовой магистрали, выкорчевали и залили асфальтом.

Ходили упорные слухи, будто и Тверскому бульвару готовится такая же участь. Кажется, был самый подходящий случай поговорить об этом.
— Мне кажется, сейчас один из самых злободневных вопросов – это уничтожение бульваров на Садовом кольце. Москвичи очень огорчены этим и ломают голову: для чего это сделано? Ходит множество слухов и версий…
— Ну, и чем же объясняют? – насторожился Сталин.
— Одни говорят, что это делается на случай войны для свободного прохождения через город войск и танков. Другие – что, опять-таки в случае войны, при газовой атаке деревья будут сборщиками ядовитых газов. Третьи говорят, что товарищ Сталин не любит зелени и приказал уничтожить бульвары.
— Чепуха какая! А кто говорит, что по моему распоряжению?
— Многие говорят.
— Ну, а всё-таки?
— Да вот я недавно был у одного из руководителей московской архитектурной мастерской и упрекнул его в неразумной вырубке зелени. Он стал возмущаться и сказал, что это делают по указанию, которое вы дали при обсуждении плана реконструкции Москвы. Одним словом, «по сталинскому плану».

Сталин возмутился:
— Никому мы таких указаний не давали! Разговор был только о том, чтобы привести улицы в порядок и убрать те хилые растения, которые не украшали, а уродовали вид города и мешали движению.
— Вот видите, достаточно вам было только заикнуться, а кто-то рад стараться, и вековые липы срубили.
Несмотря на явное огорчение Сталина, я не мог удержаться от вопроса:
— Ну, а как насчёт Тверского бульвара?
— Не слышал. Откуда вы это взяли?
— Все так говорят…
— Ну, думаю, до этого не дойдёт. Как, Молотов, не дадим в обиду Тверской бульвар?—улыбнулся Сталин.

Сталин молча допил свой стакан, продвинул ко мне лист бумаги и с карандашом в руке наглядно стал объяснять, как было дело. Оказывается, при обсуждении плана реконструкции Москвы Сталин рассказал о том, что ему приходилось бывать на Первой Мещанской улице, которая, как он считает, является примером неудачного озеленения. Первая Мещанская (теперь проспект Мира) сама по себе не очень широка, да ещё по краям тянулись газончики с чахлой растительностью. Эти газончики суживали и проезжую часть, и тротуары и действительно не украшали, а уродовали улицу, так как вся трава на них была вытоптана, а кустарники ободраны.
— Я сказал об этом для того, — продолжал Сталин, — чтобы впредь под благоустройством улиц Москвы не понимали подобное «озеленение», а Булганин и Хрущёв истолковали это по-своему и поступили по пословице: «Заставь дурака богу молиться – он лоб расшибёт».

И Хрущёв, и Булганин свои лбы сохранили в неприкосновенности. Как известно, за чрезмерное усердие у нас строго не наказывают: хотели, как лучше выполнить указания товарища Сталина, но, видимо, что-то не так поняли.

Во время ВОВ Булганин и Хрущёв назначаются членами Военных советов ряда фронтов. У генерал-лейтенанта Хрущёва воинская служба закончилась осенью 1943 года после освобождения Киева. Теперь он вновь становился руководителем Советской Украины.

У Булганина всё было по-другому: Сталин почему-то решил продвигать его по военной линии. Возможно, что вождь разглядел в нём какой-то нереализованный потенциал. Во всяком случае факты таковы: получив в конце июля 44-го звание генерал-полковника, Булганин в ноябре того года становится замнаркома обороны, вводится в состав ГКО вместо Ворошилова и получает воинское звание генерала армии. А в феврале 45-го становится ещё и членом Ставки ВГК.

После окончания войны с марта 1946 года Булганин – первый заместитель министра Вооружённых сил СССР. Через год, в марте 1947 года Сталин передал Булганину свою должность министра Вооружённых сил СССР, одновременно назначив его заместителем Председателя Совета министров СССР. В ноябре того же года Булганин получил звание маршала Советского Союза. Достиг Булганин и партийного Олимпа, став в 1948 году членом Политбюро ЦК. Блестящая карьера!

Через два года после начала деятельности Булганина в качестве руководителя военного ведомства, Сталин пришёл к выводу, что на этом посту всё же полезнее иметь профессионального военачальника, и не случайно в марте 1949 года его выбор пал на выдающегося полководца, маршала Советского Союза А.М.Василевского.

Во времена Сталина применительно к органам госуправления не использовалось выражение «система сдержек и противовесов». Тем не менее, для устойчивости структуры власти, минимизации злоупотреблений отдельных её представителей, в СССР действовал «партийный контроль». Сталин полагал, что будет не по-хозяйски пренебречь полученным Булганиным опытом на посту военного министра, поэтому вождь поручает ему курировать военное ведомство.

Кадровое решение вождя в принципе можно считать логичным, если принять во внимание, что во время войны Булганин выполнял функции представителя партии, будучи в разное время членом Военного совета некоторых фронтов.

Кураторство Булганина было по сути партийно-правительственным. Во-первых, как все зампреды Совмина СССР, он обязан был курировать некоторые министерства, и ему досталось военное министерство. Во-вторых, Булганин, являясь членом Политбюро ЦК, принадлежал к высшему партийному руководству страны и в этом качестве осуществлял партийный контроль.

Так уж совпало, что после «Ленинградского дела» и осуждения секретаря ЦК ВКП(б) А.А.Кузнецова, к концу 1949 года освободилась вакансия куратора правоохранительных органов. В связи с этим Сталин счёл целесообразным передать Булганину и контроль над МГБ. Принимая такое решение, вождь, конечно, помнил, что Булганин уже занимался чекистской деятельностью в органах ВЧК-ОГПУ. Само собой разумеется, что это было также знаком полного доверия Булганину со стороны Сталина.

Читатели-скептики потребуют доказательств того, что именно Булганин курировал и военных, и чекистов. Автор данной книги также был озабочен этим вопросом. Чутьё подсказывало, что по идее Сталин должен был довести своё решение по Булганину на отдельном совещании с участием руководителей тех министерств, которые Булганин будет курировать. Речь идёт о том, чтобы представить Булганина министрам, сформулировать задачи, произнести напутственное слово и пожелать успехов в совместной работе.

Все эти правильные рассуждения не имели бы большого смысла, если бы в нашем распоряжении не находился замечательный документ – «Журнал регистрации посетителей кремлёвского кабинета Сталина за период с 1924 по 1953 годы». В реальности, то, что мы для краткости будем называть «Журналом регистрации», представляет собой некую, неизвестную по численности, совокупность тетрадей (журналов).

Едва ли мы узнаем имя человека, благодаря которому этот документальный артефакт исчезнувшей Советской цивилизации, не был уничтожен, а стал достоянием общественности. Можно предположить, что «Журнал регистрации» был умышленно помещён в такой архивный ящик, где никому в голову не приходила мысль обнаружить там что-либо значимое. Признательность и благодарность как тому, кто этот документ надёжно спрятал, так и тому, кто его нашёл!

Итак, если интуиция не обманывает и предположения верны, то истину подтвердит «Журнал регистрации». Листаем страницы «Журнала» за 1950 год. Есть! Из записей, сделанных 1 февраля 1950 года, следует, что на первом месте в этот день была внешнеполитическая повестка. В 16:40 у Сталина собрались Молотов, Маленков, Микоян и зарубежный гость – Рудольф Сланский. Последний являлся Генеральным секретарём ЦК компартии Чехословакии и отвечал за участие своей страны в СЭВ – Совете экономической взаимопомощи.

Сланский покинул сталинский кабинет в 18:30, но для формулировки окончательных решений Сталин вызывает действующего министра Иностранных дел СССР А.Я.Вышинского и его заместителя А.А.Громыко, которые подключаются к работе в 18:45. Уходят они в 20:10, а в приёмной уже собрались новые лица, приглашённые по второму вопросу.

Первым в 20:45 заходит в кабинет Булганин, а через пять минут туда приглашаются: министр Вооружённых сил СССР маршал А.М.Василевский, начальник Главного штаба ВМФ адмирал А.Г.Головко и министр Госбезопасности СССР генерал-полковник В.С.Абакумов. Как и следовало ожидать, совещание по второму вопросу было недолгим. Трое приглашённых вышли одновременно в 21:15, а Булганин вместе с Молотовым, Маленковым и Микояном выйдет в 21:30.

Есть ещё один довесок на чашу доказательств в пользу Булганина: человек, в зону ответственности которого входят оборона страны и её безопасность, обязан, как говорят, постоянно и неотрывно «держать руку на пульсе». По роду своей деятельности этого не могли себе позволить ни Берия, ни Хрущёв. Первый вынужден был часто разъезжать по стране, а второй «колесил» по дорогам Московской области. Только один человек постоянно «сидел в Москве». Это – Булганин. Разумеется, что Берию и Хрущёва заранее предупреждали о том, когда их присутствие у Сталина является обязательным. Исходя из этого, они и планировали свои командировки.

Перевод с должности министра в кураторы Булганин переживал очень тяжело. Именно в должности министра Вооружённых сил СССР он чувствовал себя наиболее комфортно. Военная дисциплина, чёткая субординация по должностям и званиям – всё это было ему по душе. Существовал ещё один момент, так сказать, сугубо личного характера. Дело в том, что Булганин имел слабость к женскому полу, причём за количеством он никогда не гнался. В поле его внимания находились исключительно женщины-красавицы. Такой вот был эстет.

Чтобы рассчитывать на взаимность прекрасных дам, он придавал большое значение своему внешнему виду. В штатском костюме, со своей аккуратно подстриженной бородкой Булганин смахивал на старорежимного профессора. А вот маршальский мундир был ему очень к лицу, делал его более мужественным и привлекательным в глазах красавиц. Лишившись такой «приманки», Булганин очень страдал.

Сталин понимал, что отставной министр на него обижается, поэтому он вывел его из депрессии путём повышения. С 7 апреля 1950 года Булганин стал единственным первым заместителем Председателя Совета министров СССР. Теперь он мог говорить знакомым дамам, что должность военного министра он оставил, чтобы стать вторым после Сталина руководителем Правительства СССР.

Новая высокая должность забот Булганину не прибавила. Сталин по-прежнему все оперативные вопросы в Совмине решал через Берию. Последний возмущался тем, что больше всех в правительстве «пашет» он, а должность первого зама отдали Булганину. Вот так всегда в жизни: сделаешь приятное одному, а недовольным и обиженным станет кто-то другой (на всех «приятностей» не хватает).

Сталин ещё с довоенных лет чувствовал свою ответственность за карьеру Булганина, пробуя его на разных ответственных должностях. Если учесть, что вождь не терпел лесть и подхалимство, то должностное продвижение любого человека зависело только от его деловых качеств. Это обстоятельство делает несостоятельными выводы некоторых авторов, которые утверждают, что Булганин был, якобы, посредственной личностью, исполнительным служакой, которого вождь двигал вверх за непонятно какие заслуги.

Сталин ценил способности Булганина лично, без привлечения референтов и помощников, составлять толковые правительственные документы и аналитические записки, отличающиеся точностью и обстоятельностью. Это говорило в пользу составителя не только в плане хорошего владения русским языком, но и в плане компетентности. Людей малокомпетентных Сталин в своём окружении не держал. Да, у Булганина были ошибки и промахи в работе, но вождь был склонен видеть в этом и свою вину вследствие неправильной расстановки руководящих кадров.

Год 1950-й принёс Булганину ещё одно приятное событие – переезд из Киева в Москву его друга и партнёра Никиты Хрущёва. Друзья поселились в общем доме, их квартиры на одном этаже были напротив друг друга. Теперь было с кем душевно поговорить, обсудить планы на будущее. Хрущёв с сочувствием отнёсся к переживаниям друга в связи с потерей должности военного министра. Утешал его в том смысле, что Сталин не вечен, и в послесталинский период всё можно будет восстановить и отыграть назад. А пока следует с прицелом на будущее расставлять на ключевые посты своих людей.

Последняя тема очень волновала Булганина. Он пожаловался другу, что министр Абакумов – совершенно невозможный и неуправляемый человек, не признающий правил субординации. И в этом Булганин был совершенно прав. Абакумов не собирался признавать авторитет Булганина и его власть над собой. Видимо, ему было мало ранее испорченных отношений с Берией, и он продолжал действовать в том же направлении.

Такое поведение Абакумова определялось чертами его характера и не свидетельствовало о большом уме. Он почему-то полагал, что раз на министерскую должность его поставил сам Сталин, то и отчитываться он будет только перед ним.

Действительно, вождь наделил министров большими полномочиями, но и строго спрашивал с них за ошибки в работе. При этом кураторы министров под наказание, как правило, не подпадали. Все заместители Сталина в Совмине были заслуженными партийцами и курировали определённые отрасли народного хозяйства. Каждый из них был готов в любой момент доложить вождю о состоянии и перспективах развития отрасли, но выговоры и другие взыскания за недоработки в управлении получали министры, а сами кураторы отделывались устными замечаниями.

В беседе с Булганиным Хрущёв заявил, что поскольку исправить Абакумова невозможно, то его необходимо убрать с помощью Хозяина. У такого самодовольного и недалёкого по уму человека, как Абакумов, от расследования прошлых дел должны остаться «хвосты». Следует их найти и предъявить Сталину, как попытку госизмены. При таком серьёзном обвинении Сталин отстранит министра от должности, разрешит арест и назначит следствие. А нам будет нужно в это время на его место предложить кандидатуру своего человека.

План Хрущёва Булганину понравился, а как его реализовать, его не надо было учить. Абакумов ещё не понял, с кем он связался, но у него будет время над этим подумать (в камере следственного изолятора). Первым делом Булганин нашёл честолюбивого, жаждущего повышения сотрудника МГБ, недовольного работой министра Абакумова. Старший следователь М.Д.Рюмин подходил для этого по всем параметрам.

Булганин считал правилом своей жизни делать грязную работу чужими руками, самому при этом оставаясь в тени и вне подозрений в личной заинтересованности. Учитывал Булганин и то, что Сталин с большим доверием и большей заинтересованностью относился к бесстрашным критическим замечаниям, исходящим из низов внутри самой системы. Такую критику вождь ценил, ставил в пример и не оставлял без последствий. Умный интриган и талантливый психолог Булганин хорошо знал об этой особенности сталинского характера, поэтому жалобу на министра с его помощью должен написать Рюмин — «рядовой» старший следователь.

Рюмин рассказал куратору МГБ Булганину о сути своих претензий к министру Абакумову, которые сводились к следующему. В ноябре 1950 года был арестован известный своими просионистскими и антисоветскими убеждениями профессор и кардиолог по специальности Яков Этингер. Однако суды в СССР привлекали граждан к уголовной ответственности не за личные убеждения, а за преступные действия и преступные намерения (планы).

Рюмин сообщил, что ему удалось получить от Этингера признательные показания в том, что в 1945 году тот сознательно до смерти «залечил» видного партийного деятеля А.С.Щербакова. Но министр Абакумов скептически отнёсся к успеху следователя и не посчитал «Дело Этингера» перспективным с точки зрения прокуратуры и суда. Более того, Абакумов распорядился перевести слабого здоровьем Этингера в Лефортовскую тюрьму и поместить в сырую, холодную камеру, после чего тот и умер 2 марта 1951 года.

Некоторые авторы-историки склонны считать, что Рюмин оговаривает Абакумова, что он сам-де ужесточил режим содержания Этингера, чтобы получить от него новые признательные показания. По этому поводу следует заметить, что Рюмин не имел полномочий на перевод арестованного из внутренней тюрьмы на Лубянке в Лефортово. Это – во-первых. Во-вторых, из-за такого перемещения продолжать вести следствие стало практически затруднительно. Где же тут интерес Рюмина?!

Однако, «Дело Этингера» и его печальный финал можно представить в ином свете, если определённым образом сфокусировать внимание на «интересе» самого Абакумова. Предположим, что главный фигурант дела собирался сдать Рюмину своих подельников, а руководитель МГБ очень этого не хотел, поскольку в своей деятельности покрывал госпреступников еврейской национальности. Тогда получается, что смерть Этингера отвечала интересам министра Абакумова.

Но, чтобы представить «Дело Этингера» в такой интерпретации, необходимо было добыть такой компромат на Абакумова, который создавал бы более полную картину злоупотреблений в МГБ в целом и доказывал бы личную заинтересованность и вину министра в антигосударственной деятельности. Естественно, что подполковник Рюмин такой информацией не обладал, поскольку не имел доступа к секретным материалам МГБ по другим следственным делам и к тем донесениям, которые Абакумов направлял в ЦК.

В отличие от Рюмина, Булганин в силу своего высокого служебного положения имел доступ к документам любой степени секретности, а также к отчетам Абакумова, хранящимся в архиве ЦК ВКП(б).

Здесь уместно ещё раз указать на непростой характер министра Абакумова. Он, как правило, неплохо относился к чекистам-оперативникам, но с работниками своего собственного министерского аппарата держался высокомерно, часто срывался на грубость. Такое поведение руководителя не вызывало симпатий к нему со стороны подчинённых. В результате, когда работники секретариата МГБ поняли, что сам Булганин «копает» под их шефа, они по собственной инициативе стали нести куратору МГБ компромат на Абакумова. Пусть, дескать, поскорее уберут нелюбимого министра, а на его место назначат более благожелательного и справедливого руководителя.

Считая себя человеком могущественным и незаменимым, Абакумов пренебрежительно относился к соблюдению отчётности и к документообороту в целом. Булганин получил массу примеров нарушений в этой сфере. Но главное было не в этом, а в том, что он нашёл убийственный для Абакумова компромат, который относился к событиям начала 1951 года. Тогда была оперативным путём выявлена и арестована молодёжная группа, состоящая из студентов ВУЗов различных городов страны и четырёх девушек-школьниц из Москвы.

Антисоветски настроенные юноши и девушки в возрасте от 17 до 20 лет строили планы убийства Сталина и других членов Политбюро. Признания такого рода были отражены в протоколах допросов. Возможно, что Абакумов руководствовался своим глубоким убеждением «они же дети!» и потому не информировал ЦК о террористических замыслах молодёжной группы. Простить Абакумову такое руководители страны вряд ли могли. Теперь Булганин получил возможность представить министра в образе руководителя сионистского заговора в МВД СССР с учётом того, что в центральном аппарате и на местах многие руководящие должности занимали лица еврейской национальности.

Хронологию событий вокруг «Дела Абакумова» раскрывает Постановление ЦК от 11 июля 1951 года «О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности СССР». Вот выдержки из текста Постановления:

«2 июля 1951 года ЦК ВКП(б) получил заявление старшего следователя Следственной части по особо важным делам МГБ СССР т.Рюмина, в котором он сигнализирует о неблагополучном положении в МГБ по ряду важных дел крупных государственных преступников и обвиняет в этом министра государственной безопасности Абакумова.
Получив заявление т.Рюмина, ЦК ВКП(б) создал комиссию Политбюро в составе тт. Маленкова, Берия, Шкирятова, Игнатьева и поручил ей проверить факты, сообщённые т.Рюминым.
Ввиду того, что в ходе проверки подтвердились факты, изложенные в заявлении т.Рюмина, ЦК ВКП(б) решил немедля отстранить Абакумова от обязанностей министра Госбезопасности и поручил заместителю министра т.Огольцову исполнять временно обязанности министра Госбезопасности. Это было 4 июля с.г.».

Что же получается? Хотя летом 51-го «космическая эра» ещё не наступила, но события вокруг Абакумова разворачиваются с космической скоростью: 2 июля поступил сигнал, а 4 июля Абакумова уже уволили по решению комиссии Политбюро.

Ежедневно в адрес ЦК партии от советских граждан поступали сотни или тысячи писем с заявлениями, обращениями и жалобами. Каждое поступившее письмо регистрируется в канцелярии, после чего более ответственные работники по содержанию письма решали, кому направить его для рассмотрения и подготовки ответа. На все эти формальные процедуры требуется немалое время.

Сейчас, когда в Интернете можно ознакомиться с содержанием письма Рюмина, становится понятно, что он письмо с заявлением в ЦК не направлял, ибо получатель письма обозначен точно: «товарищу Сталину И.В.». И ещё: письмо было не простое, а имело гриф «Сов. Секретно».

Теперь появляется возможность проследить путь прохождения письма. После того, как письмо получило регистрацию и исходящий номер в канцелярии министерства, оно сразу попало в руки Булганина. Последний в тот же день 2 июля связался со Сталиным и попросил принять его по вопросу государственной важности. Поздно вечером Булганин лично вручил вождю письмо Рюмина, сопроводив его уничтожающими комментариями в адрес Абакумова.

Ввиду важности и срочности дела, решено было немедленно создать комиссию Политбюро по рассмотрению заявления Рюмина. Персональный состав комиссии Булганин уже подготовил: Маленков – председатель; Берия, Шкирятов, Игнатьев – члены комиссии. Себя, как лицо заинтересованное (куратор МГБ) Булганин в состав комиссии, естественно, не включил.

Член комиссии Матвей Шкирятов – зампредседателя Комиссии партийного контроля. За строгость и принципиальность в среде партноменклатуры имел кличку «Малюта Скуратов». Последний в списке – Семён Игнатьев занимал скромную должность завотделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК. Про такого работника говорят: «сидит на кадрах».

Для самого Булганина, Игнатьев – человек неизвестный, но его рекомендовал Хрущёв, который сумел «обаять» этого украинца с Херсонщины, позиционируя себя в качестве его друга и покровителя, а также обещая поддержку в карьерном росте.

В целом, состав комиссии Политбюро не сулил Абакумову ничего хорошего: не было ни одного человека, который мог бы оказать ему хотя бы минимальное сочувствие. Против Абакумова играло и то обстоятельство, что за все годы пребывания на важных и заметных должностях, он так и не озаботился стать ни членом ЦК, ни даже кандидатом в члены ЦК. Какой-то «партийный отщепенец».

В полном составе комиссия смогла приступить к работе только где-то в середине дня 3-го июля, а к вечеру 4-го июля всё уже было кончено (для Абакумова). Как такое возможно?! Комиссии по серьёзным вопросам с такой скоростью не работают. Это – заслуга Булганина. К началу работы комиссии Политбюро у него на руках уже было объёмное досье компромата на министра Абакумова — результат многодневных булганинских трудов. Комиссия так быстро справилась с работой именно потому, что Булганин уже всё сделал, и всё предварительно подготовил.

Обращает на себя внимание пятый пункт Постановления ЦК: «Назначить члена комиссии Политбюро по проверке работы МГБ и заведующего отделом ЦК ВКП(б) т.Игнатьева С.Д. представителем ЦК ВКП(б) в Министерстве государственной безопасности».

Из содержания этого пункта можно сделать, по меньшей мере, два вывода. Во-первых, неправы те авторы, которые полагают, что МГБ курировали два человека: один по линии правительства, а второй – по линии ЦК. Во-вторых, в порядке исключения и вследствие экстраординарной ситуации в МГБ был назначен представитель ЦК. И таким «временным комиссаром» стал С.Игнатьев – выдвиженец Хрущёва и Булганина. Это был первый необходимый и важный шаг к предстоящему возвышению Игнатьева до уровня министра Госбезопасности СССР.

Хотя в Постановлении ЦК говорилось о том, что Абакумов потерял свою должность 4 июля 1951 года, на самом деле это не совсем так. Постановление ЦК – документ информационно-пропагандистский, но есть более объективный документ – «Журнал регистрации». Записи от 5 июля свидетельствуют: в 0:30 в кабинет Сталина вошли тт. Молотов, Булганин, Берия, Маленков. В 1:00 в кабинет вошёл тов. Абакумов, а за ним в 1:40 – тов. Рюмин.

Итак, вначале заслушали Абакумова, затем – его очная ставка с Рюминым, которую министр проиграл. Последним на 5 минут 2:20 пригласили тов. Огольцова, чтобы сообщить, что теперь он – врио министра Госбезопасности СССР.

Читатели ждут сообщения о том, что при выходе из Кремля Абакумов будет арестован, но этого не случится. Сталина не зря называли творцом Конституции СССР 1936 года, и потому он помнил её статьи. Статья 52 гласила: «Депутат Верховного Совета СССР не может быть привлечён к судебной ответственности или арестован без согласия Верховного Совета СССР, а в период между сессиями ВС СССР – без согласия Президиума Верховного Совета СССР». Статья эта напрямую относилась к Абакумову – депутату ВС СССР 3-го созыва. Существовала ещё Статья 127 Конституции СССР: «Гражданам СССР обеспечивается неприкосновенность личности. Никто не может быть подвергнут аресту иначе как по постановлению суда или с санкции прокурора».

Итак, для ареста бывшего министра следовало вначале получить письменное согласие Президиума ВС СССР, для чего необходимо предварительно направить туда соответствующее ходатайство. Основанием для последнего послужат результаты работы комиссии Политбюро. Согласие Президиума ВС СССР, в свою очередь, позволит без проблем получить санкцию прокурора на арест Абакумова.

Согласно «Журналу регистрации», 11 июля 1951 года у Сталина собрались члены высшего руководства и члены комиссии Политбюро. Работали недолго: с 23:00 до 23:50. Видимо, речь шла об окончательной редакции Постановления ЦК ВКП(б). Абакумова арестуют на следующий день, 12 июля.

Трудно удержаться от назидательного замечания о том, что драма Абакумова – это иллюстрация того, как неумение выстраивать правильные отношения с людьми приводит иногда к трагическим последствиям.

Поскольку должность министра Госбезопасности СССР оставалась вакантной, Сталин поручает Булганину подготовить соответствующую кандидатуру для рассмотрения и утверждения. Булганин обещает немедленно приступить к выполнению этого задания. Кандидатура у него уже готова, но спешить нельзя. Следует тщательно продумать, как наиболее убедительно представить её вождю.

Прежде всего, следует незамедлительно вознаградить Рюмина за проделанную работу. Хотя чиновник, назначенный временно исполняющим обязанности руководителя, не вправе решать кадровые вопросы, тем не менее, Булганин убеждает врио министра Огальцова назначить своим приказом подполковника Рюмина, временно исполняющим обязанности начальника Следственной части по особо важным делам МГБ СССР с 10 июля 1951 года. Булганин показывает, что с ним можно иметь дело.

В начале августа 51-го Булганин сообщает Сталину о своей готовности предложить и обосновать кандидатуру министра Госбезопасности СССР. Суть его доводов сводилась к следующему. Хотя следствие против Абакумова находится пока на начальной стадии, тем не менее, вырисовывается замаскированный сионистский заговор, в который могут быть втянуты ответственные работники министерства. Почему информацию о реальном неблагополучии в МГБ мы получили от рядового следователя? А куда смотрели и почему молчали заместители министра? Может быть потому, что были с ним заодно?!

В этих условиях, когда любой замминистра сам может стать фигурантом уголовного дела, целесообразно назначить министром человека, не вовлечённого в прошлую и текущую жизнь МГБ. Игнатьев – член комиссии Политбюро, который в настоящее время является представителем ЦК в Министерстве госбезопасности, хорошо проявил себя на этом участке работы, быстро вошёл в курс дела, действует решительно и энергично. Можно сказать, что на данный момент времени он является наилучшим кандидатом на министерскую должность.

Сталин с доводами Булганина согласился, и с 9 августа 1951 года С.Д.Игнатьев возглавил МГБ СССР. План Хрущёва-Булганина провести своего человека к управлению органами госбезопасности блестяще осуществился.

Ранее, в подразделе «О Хрущёве» было показано, что недовольство Хрущёвым своим положением первого секретаря Московского обкома партии, понимание того, что скорых успехов здесь ждать не приходиться, привели его к мысли о том, что только смерть Сталина разрешит все его проблемы. Однако, чтобы замыслы относительно Сталина могли быть реализованы, ему требовался сообщник с большими властными рычагами, в частности, с полномочиями контролировать органы госбезопасности. Мог ли Булганин – друг и близкий по пониманию жизни человек, стать ещё и сообщником Хрущёва в его преступных планах? Был ли у Булганина личный мотив желать смерти вождя?

Чтобы ответить на последний вопрос, необходимо сделать небольшое отступление от основной темы. Дело в том, что после победного окончания войны, Сталину не давали покоя вопросы, связанные с начальным периодом вражеского нашествия. Дело в том, что в СССР к середине июня 1941 года количество танков и самолётов было больше, чем у Германии и её союзников. Перевес в вооружении был обеспечен самоотверженным трудом всего советского народа при том, что уровень благосостояния трудящихся был невысоким. Можно сказать, отрывали от себя для обеспечения обороноспособности державы.

Почему тогда немцы выиграли приграничные сражения, на шестые сутки боёв захватили Минск и открыли себе путь на Смоленск и далее на Москву? Как такое могло случиться? В чём причины? Виновата ли в этом объективная предрасположенность, или всему виной пресловутый человеческий фактор? Сталин хотел получить ответы на поставленные вопросы, чтобы избежать в будущем повторения подобных неудач.

В Интернете можно встретить заметки типа «Пять вопросов Сталина генералам». Да, «вопросник» из пяти пунктов действительно существовал, но рассылался он не всем генералам, а бывшим командирам и командующим, а также начальникам штабов соответствующих воинских формирований.

Известно, что нередко командиром дивизии и даже корпуса становился полковник, который генеральское звание мог вообще не получить, если тяжёлое ранение выводило его из строя окончательно. Но всё равно, такой человек много помнил и знал, поэтому его ответы на «Вопросник Сталина» представляли военно-исторический интерес.

Работа по рассылке вопросов, получению ответов, их анализу и обобщению была возложена на Военно-научное управление Генштаба, которое возглавлял опытный штабист – генерал-полковник. А.П.Покровский.

Мог ли Булганин волноваться, зная, что Сталин хочет вскрыть причины поражения Красной Армии в первые дни и недели войны? Мог, да ещё как мог! Дело в том, что генерал-лейтенант Н.А.Булганин с 12 июля 1941 года являлся членом Военного совета Западного фронта. По занимаемой должности он был вторым по значимости лицом, в то время, как первым лицом был командующий фронтом. Без подписи члена Военного совета приказ комфронтом считался недействительным и исполнению не подлежал. А это значит, что член Военсовета разделял наравне с комфронтом ответственность за действия или бездействия при управлении войсками фронта.

У Булганина были свои, как иногда выражаются, «скелеты в шкафу», поэтому он никого близко к этому «шкафу» не подпускал, тем более, что высокое положение в руководстве позволяло это делать. Но для Сталина никаких запретов не существовало, и он мог докопаться до личной ответственности Булганина за последовательность событий, в итоге приведших осенью 41-го года армии Западного фронта к трагедии под названием «Вяземский котёл» (подробные доказательства будут предоставлены автором в отдельном исследовании).

«Всё тайное становится явным», — Булганин знал цену этого выражения, которое вселяло в него постоянный страх. Пока был жив Сталин, от страха нельзя было спастись. Только смерть Сталина приносили успокоение и радость. Вот причина, по которой Булганин стал вместе с Хрущёвым организатором антисталинского заговора и даже вначале играл в нём главную роль в силу своего более высокого положения в иерархической структуре власти.

Назначение Игнатьева министром позволило Булганину взять под свой полный контроль МГБ СССР, поскольку малокомпетентный министр, опасаясь промахов и неудач в работе, согласовывал свои приказы и распоряжения, а также более или менее значимые акции со своим правительственным куратором.

Теперь можно было подумать об укреплении позиций М.Рюмина в структуре МГБ. 6-го октября 1951 года ему присвоили звание полковника, после чего с 19 октября того же года Рюмин становится замминистра Госбезопасности СССР и начальником Следственной части по особо важным делам МГБ СССР.

Поскольку Булганин уверил Сталина в том, что со стороны Абакумова имеет место госизмена и сионистский заговор в МГБ, то надо было показать вождю наличие у бывшего министра высокопоставленных сообщников в самом министерстве. Выбор пал на замминистра Госбезопасности генерал-майора Евгения Петровича Питовранова.

Возможно, такой выбор был связан с тем обстоятельством, что из-за болезни временного министра Огольцова и по его предложению, Питовранов на шесть дней до 9 августа – даты вступления в должность Игнатьева, был назначен врио министра Госбезопасности. Итак, Питовранова взяли в оперативную разработку и арестовали в конце октября 1951 года.

Дальнейшие события покажут, что куратор МГБ несколько просчитался с выбором дополнительной жертвы, но пока арест Питовранова работал на версию Булганина. Впрочем, промахи у Булганина встречались крайне редко. Как правило, он действовал расчётливо и точно. Так 13 декабря 1951 года по делу о «Сионистском заговоре» был арестован Григорий Моисеевич Майрановский – начальник Токсикологической лаборатории МГБ. Следствие по его делу тянулось больше года, и в феврале 1953 года суд приговорил его к десяти годам лишения свободы за незаконное хранение ядов и злоупотребление служебным положением.

Неважно, какие обвинения были инкриминированы Майрановскому. Важно то, что после его ареста под вывеской борьбы со злоупотреблениями, Булганин с Игнатьевым провели в штат лаборатории своих надёжных и преданных людей. Дополнительно к этому Игнатьев издал приказ, согласно которому отпуск токсичных спецсредств может осуществляться только по личному разрешению министра Госбезопасности. Это ли не пример блестящего перспективного планирования?!

Сталин время от времени запрашивал материалы следствия по Абакумову, но само дело подвигалось туго. Фигурант все обвинения в свой адрес решительно отвергал. Было доказано, что на бытовом уровне обвиняемый – «барахольщик» (накопитель всевозможных вещей) и жуткий бабник. Следователи особо выделяли, что среди любовниц Абакумова было относительно много женщин еврейской национальности. Сам Абакумов на национальность, скорее всего, внимание не очень обращал, считая себя убеждённым интернационалистом, хотя… Как ни крути, а следователи пока могли уверенно говорить лишь о супружеских изменах Абакумова, а вот выйти на государственную измену у них не получалось.

Спустя несколько месяцев после начала работы Игнатьева, Булганин с Хрущёвым пришли к выводу, что новый министр, перешедший на чекистскую работу из аппарата ЦК, не пользуется авторитетом в генеральской среде министерства. А это было плохо. Возникла необходимость иметь рядом с министром своего человека в должности зама и с генеральскими погонами. Хрущёв сказал, что у него есть такой человек на примете. Это – Рясной Василий Степанович, которого Хрущёв знал по совместной работе: с июля 1943 года по январь 1946 года Рясной был наркомом Внутренних дел Украины.

Видимо, Рясной работал хорошо, и потому руководитель МВД СССР генерал-полковник Круглов перевёл генерал-лейтенанта Рясного в Москву на должность своего заместителя. Если Рясной не будет возражать, предположил Хрущёв, ему можно предложить в МГБ СССР должность замминистра.

Рясной не только не будет возражать, но и обрадуется такому предложению. Радость его можно понять, если иметь в виду, что все значимые виды правоохранительной деятельности прежний министр Госбезопасности Абакумов во второй половине 1950 года перетянул в МГБ СССР. Теперь в неё входили: разведка и контрразведка, Госохрана, внутренние войска, милиция, пограничные войска.

А что осталось в МВД СССР? Вот что: лагерные и строительные управления, пожарная охрана, фельдъегерская связь. Основной функцией МВД СССР стало строительство важных государственных объектов на территории огромной страны. Замминистра внутренних дел становился, таким образом, куратором многочисленных строек народного хозяйства. С него персонально спрашивали за своевременный ввод в эксплуатацию закреплённых строительных объектов. О чекистской романтике можно было забыть.

Что заставило министра Круглова расстаться с ценным работником — своим замом, а министра Игнатьева принять на должность замминистра неизвестного ему человека? Ответ: указания куратора правоохранительных органов Булганина. Переход работника одного ведомства на руководящую работу в другом ведомстве мог организовать только он путём прямых указаний.

Был ли Рясной участником антисталинского заговора? Вряд ли, поскольку в этом не было необходимости. В благодарность за своё новое назначение он и так без лишних вопросов выполнял все распоряжения Булганина и Игнатьева. Большое значение имел ещё тот факт, что генерал Рясной стал не просто замминистра с 14 февраля 1952 года, а ещё и начальником 2-го Главного управления МГБ СССР (контрразведка внутри страны). Теперь Булганин с Хрущёвым могли не опасаться какой-либо прослушки со стороны «органов» и обсуждать свои планы прямо на дому. Это – во-первых. Во-вторых, Рясной своей властью мог приказать взять в оперативную разработку любого подозреваемого субъекта (слежка, прослушка, досмотр почты, тайное проникновение в жилое помещение и так далее и тому подобное).

Такие служебные возможности генерала Рясного скоро понадобились Булганину с Хрущёвым. Последние понимали, что пока рядом со Сталиным находится его верный телохранитель – генерал Николай Сидорович Власик, все подходы к вождю будут перекрыты. А это могло сорвать планы, когда придёт время решительных действий.

Власик находился рядом со Сталиным с 1927 года и, не раздумывая, готов был отдать свою жизнь за него. Вот почему Власик был особенно опасен для заговорщиков, и его устранение становилась наиболее актуальной задачей. В системе МГБ СССР генерал-лейтенант Власик был начальником Главного управления охраны (Госохрана), но замминистра не был. Ему было реально трудно противостоять заговору с участием более многочисленных и высокопоставленных лиц.

Уязвимость Власика была известна тем, кто добивался его устранения: по части «охоты» на женщин он ненамного уступал самому В.Абакумову. При докладе Сталину о поведении Власика, Булганин сделал упор вовсе не моральной стороне вопроса. Нет, Булганин доложит, что по предварительным сведениям среди женщин Власика находились осведомители иностранных спецслужб. Дескать, есть все основания считать, что начальник Госохраны угодил в «сладкую ловушку».

Проведённый у Власика обыск обнаружил десятки неучтённых секретных документов. Что это: халатность или подготовка к их передаче иностранным разведкам?! Сверх того было установлено, что к рукам Власика «прилипали» кое-какие средства, отпускаемые бюджетом для удовлетворения бытовых потребностей товарища Сталина (питание, ремонт и содержание дачи и т.п.). А что вы хотите? Ведь подарки женщинам надо было как-то оплачивать, а Власик, возможно, руководствовался правилом: кто разливает мёд, тот имеет право облизывать пальцы.

В мае 1952 года Власик был освобождён от должности начальника Госохраны и направлен в уральский город Асбест на должность замначальника исправительно-трудового лагеря в системе МВД СССР. Здесь иностранные разведки его не достанут, а пока Сталин распорядился провести расследование, чтобы в дальнейшем суд определил Власику меру вины и меру наказания.

В материалах на исторические темы можно встретить утверждение, что Власик пострадал-де по «Делу врачей». Основанием для данного утверждения служат, в частности, оставленные самим Власиком «Записки» под названием «Как я охранял Сталина». Здесь имеется фраза: «16 декабря 1952 года я был арестован по «Делу врачей». В действительности арест Власика произошёл после окончания следствия по его собственному делу, а «Дело врачей» — это совсем другая компания. Возможно, что Власик был допрошен по этому делу в качестве свидетеля, но не более того. И обвиняли его не по 58-й статье, а по статье 193-17 УК РСФСР. Кроме того, никто из фигурантов «Дела врачей», арестованных в 1952 – 1953 гг., осуждён не был, поскольку их выпустили на свободу до начала суда.

Военная коллегия Верховного Суда СССР 17 января 1953 года признала Власика виновным в злоупотреблении служебным положением при отягчающих обстоятельствах, приговорив его к 10 годам ссылки. Благодаря Сталину, Власик отбывал наказание не в тюрьме или в лагере, а в ссылке. Тем не менее, огромным потрясением для ссыльного стало лишение его по приговору суда генеральского звания и всех госнаград.

По «бериевской» амнистии от 27 марта 1953 года срок ссылки Власику уменьшили до пяти лет. Умер он в Москве летом 1967 года в возрасте 71 года.

Причина, по которой Власик считает себя пострадавшим по «Делу врачей», лежит в психологической плоскости: ведь «Дело» это в конце марта 53-го было закрыто, и всех выпустили, кроме его одного. Виноват в этом, конечно, Берия. Свои «Записки» Власик заканчивал в 1967 году. Неудивительно, что в духе своего времени он объявляет Берию «страшным врагом и предателем», а также творцом «Дела врачей». В то время Власик мог не знать, что именно Берия, став руководителем МВД, добился освобождения всех арестованных по «Делу врачей».

Пересиливая чувство обиды, Власик заканчивает свои «Записки» такими словами о Сталине: «Он был и остаётся для меня самым дорогим человеком, и никакая клевета не может поколебать то чувство любви и глубокого уважения, которое я всегда питал к этому замечательному человеку. Он олицетворял для меня всё светлое, дорогое в моей жизни – партию, Родину и мой народ».

В новой России в 2000 году Власик был реабилитирован «за отсутствием состава преступления». Через год его дочери вернули награды отца: 3 ордена Ленина, 4 ордена Красного Знамени, орден Кутузова 1-й степени.

Представив Власика в глазах Сталина в образе не заслуживающей доверия и морально разложившейся личности, Булганин предложил ему в качестве временной замены на должность начальника Госохраны кандидатуру Игнатьева, как человека безупречной репутации и высоких моральных принципов.

Сталин согласился, и с 23 мая 1952 года Игнатьев по совместительству был назначен начальником Управления охраны (УО) в составе МГБ СССР. Это – верх мастерства Булганина. Именно начальник УО имел право без предупреждения в любое время суток посещать дачу Сталина для проверки безопасности первого лица государства. Во время таких проверок Сталина не уведомляли и не беспокоили. Всё происходило незаметно. Считалось, что отвлекать вождя от работы нельзя.

Потенциальную опасность для заговорщиков представлял последний близко стоящий к Сталину человек – Александр Николаевич Поскрёбышев, поэтому и он был удалён от вождя в начале 1953 года. Читатель в недоумении: «Чем мог помешать личный секретарь Сталина?». Ответ на вопрос будет дан позднее, а пока давайте уточним, что к моменту удаления А.Н.Поскрёбышев – член ЦК КПСС, заведующий Особым сектором ЦК, а также секретарь Президиума и Бюро Президиума ЦК КПСС. Окончил МГУ и Институт Красной профессуры. По отзывам современников, Поскрёбышев – человек с феноменальной памятью и энциклопедической осведомлённостью. Много лет был незаменимым секретарём Сталина.

Поскрёбышева отстранили от работы, поскольку проверка обнаружила утрату некоторых документов государственной важности и секретности. Проверяли, конечно, органы госбезопасности, которые заранее были уверены в результатах проверки, так как сами организовали исчезновение документов.

В Википедии есть статья об этом государственном и партийном деятеле. Вот текст одного из фрагментов статьи: «По упоминанию в одной из книг сына Хрущёва Сергея «в начале 50-х годов… Сталину пришла в голову сумасбродная мысль: будто кто-то нелегально переправляет неизвестно куда информацию о содержании неопубликованной рукописи «Экономические проблемы социализма»… По обвинению в измене в тюрьму сел бессменный сталинский секретарь Поскрёбышев».

Всё это — преднамеренная ложь. Указанная сталинская книга впервые полностью была опубликована в сентябрьском № 18 выпуске журнала «Большевик» за 1952 год и секретной не была. Это – во-первых. Во-вторых, Поскрёбышев в тюрьме не сидел, речь идёт только об отстранении от работы. Для ареста депутата ВС СССР и члена ЦК требовались весомые доказательства, а их у обвинения не было.

Зимой 1953 года площадка вокруг Сталина была основательно зачищена. По разумению Булганина и Хрущёва наилучшим кандидатом на роль исполнителя убийства вождя является министр Госбезопасности СССР Игнатьев. Именно к этой роли готовили его главные заговорщики путём умелого продвижения по служебной лестнице. Но как втянуть министра и начальника сталинской охраны в заговор против вождя? Игнатьев был заметной фигурой в руководстве страны, являясь по партийной линии ещё и членом Президиума ЦК КПСС. Такому его положению мог позавидовать любой партаппаратчик более низкого ранга. Зачем Игнатьеву желать чего- то ещё?

Булганин с Хрущёвым всё это прекрасно понимали и знали, что надо делать. Чтобы перетянуть Игнатьева на свою сторону, требуется создать ему такую ситуацию безнадёжности, при которой смерть Сталина станет для него единственным выходом из отчаянного положения. Совсем скоро к такой ситуации его подведут.

1.6. Экономическое завещание Сталина

Для Сталина – руководителя огромной социалистической державы было очень важно, чтобы экономическое развитие страны опиралось на прочный научный фундамент марксистско-ленинской теории, а не было просто реакцией на сложившуюся ситуацию. Польза хорошей теории в том, что она наделяет способностью прогнозировать развитие и составлять реалистичные планы на несколько лет вперёд.

По мысли Сталина, экономические законы, как и законы природы, не создают, их открывают, чтобы затем использовать открытия для общественной пользы. Разница, однако, в том, что законы природы постоянны, в то время как законы экономики относительно кратковременны и действуют в течение некоторого исторического периода, определяемого состоянием общества и существующих в нём экономических отношений.

Сталин считал своим долгом оставить современникам и потомкам экономическую теорию развивающегося социализма. Его последний труд под названием «Экономические проблемы социализма в СССР» стал, по сути, его экономическим завещанием. В данной работе, в частности, выражено предвидение того, что с его уходом государственные деятели при построении социализма могут игнорировать экономические законы и действовать, руководствуясь своей волей и текущим моментом. Сталин, как в воду смотрел. Именно это произошло в СССР в период правления Хрущёва. Период этот после смещения последнего стали называть «волюнтаризмом» и произволом в экономике.

О событиях, предшествующих написанию Сталиным его книги, рассказывает в своих мемуарах Дмитрий Трофимович Шепилов – партийный и государственный деятель, совместно работавший и со Сталиным, и с Хрущёвым. Этот выходец из рабочей семьи тянулся к знаниям, к хорошему образованию. После четырёх лет учёбы окончил в 1926 году юрфак МГУ, хотя учёба давалась нелегко: приходилось постоянно подрабатывать, чтобы иметь средства к существованию.

Перед талантливым молодым человеком, получившим в 21 год диплом о высшем образовании (плюс партбилет в кармане), открывались различные пути. Выбрал трудный: отправился на самый край страны, в Якутию, где более трёх лет проработал прокурором.

В 1930 году Д.Шепилов поступил и в 1933 году окончил Институт Красной профессуры, после чего два года трудился начальником политотдела в одном сибирском совхозе. Человека с двумя дипломами о высшем образовании и опытом партийной работы заметили в Москве и пригласили на работу в Отдел науки ЦК ВКП(б). На высокую должность претендовать пока не приходилось, довольствовался рядовой работой.

С началом «чисток» 1937 года Отдел науки расформировали. Судьба самого Шепилова сложилась вполне благополучно: трудоустроили с повышением на должность Учёного секретаря Института экономики АН СССР. Кроме того, профессор Шепилов занимался преподавательской деятельностью, читая курс лекций по дисциплине «Политэкономия» в Аграрном институте Красной профессуры в 1937-1941 гг.

В первые дни войны записался добровольцем в дивизию народного ополчения. Воевал достойно, отлично проявил себя на различных участках военно-политической работы. Войну закончил членом Военсовета 4-й гвардейской армии в звании генерал-майора. В списке наград, в частности, два ордена Красного Знамени и три полководческих ордена: Кутузова 1-й степени, Богдана Хмельницкого 1-й степени, Суворова 2-й степени. Молодец! Ничего другого не скажешь.

С окончанием войны такие люди, как Шепилов, были востребованы везде. В начале августа 1946 года его утвердили в ЦК на должность редактора «Правды» по отделу пропаганды. Работа оказалась изнуряющей, с ненормированным рабочим днём, зато новому редактору удалось сделать себе имя в партийной среде после опубликования в газете интересных авторских статей.

С 18 сентября 1947 года Шепилов по рекомендации члена Политбюро, секретаря ЦК ВКП(б) А.А.Жданова становится замначальника Управления пропаганды и агитации ЦК. А в июле 1948 года после реорганизации аппарата ЦК, Управление было преобразовано в Отдел пропаганды и агитации ЦК, и Шепилов становится его руководителем. Заметная должность и высокая ответственность!

После смерти Жданова Шепилов не только потерял высокопоставленного покровителя, но и летом 1949 года лишился своей должности руководителя Агитпропа. Последовали месяцы ожидания нового назначения. В конце января 1950 года Шепилов получает, наконец, работу в должности инспектора ЦК. На эту должность назначали, как правило, отставных министров, секретарей обкомов и т.п. Как бы сейчас сказали, — «полный отстой». Работа не была обременительной и заключалась в исполнении разовых поручений секретаря ЦК, чаще всего, связанных с различными проверками.

Шепилову повезло в том смысле, что поручение ему выдал не просто один из секретарей ЦК, а лично Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И.В.Сталин и в обстановке совсем не официальной. Через несколько дней после нового назначения, Сталин по телефону пригласил Шепилова к себе для беседы на Ближнюю дачу.

Для лучшего понимания следует напомнить читателям, что после смерти Сталина Хрущёв сделал Шепилова своим доверенным единомышленником. Именно в то время он стал секретарём ЦК, кандидатом в члены Президиума ЦК КПСС и даже сменил В.М.Молотова на посту министра Иностранных дел СССР (1956-1957 гг.).

Успешная карьера Шепилова закончилась в июне 1957 года, когда видные партийные деятели Молотов, Маленков, Каганович на заседании Президиума ЦК сделали попытку отстранения от власти Хрущёва. Шепилов тогда принял решение присоединиться к этой группе. Причина такого его решения, как нам кажется, заключалась в том, что он хотел быть на стороне Молотова, которого Шепилов почти боготворил, считал идеалом коммуниста-ленинца и видел на посту руководителя государства.

Возможно, что Шепилов недооценивал риски и негативные последствия своего поступка, но заставить себя выступить на стороне Хрущёва против Молотова он решительно не мог. Это говорит в пользу Шепилова, для которого следование своим моральным принципам оказалось превыше всего остального.

Как известно, попытка выступления против Хрущёва провалилась, и «антипартийная группа Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова» была разгромлена. Шепилова освободили от всех партийных и государственных должностей, а позднее исключили из партии и лишили возможностей заниматься преподавательской работой. До выхода на пенсию в 1982 году, он 22 года проработал в Главном архивном управлении при Совете министров СССР.

Осмыслить свою жизнь и жизнь советского общества Шепилов попытался в книге воспоминаний под названием «Непримкнувший», вышедшей в 2001 году уже после смерти автора.

Знакомство с книгой порождает противоречивые чувства, и противоречия эти заложены в жизненном пути самого Д.Шепилова. В самом деле, с одной стороны, Шепилов в ходе десталинизации общественного сознания проявил себя верным подручным Хрущёва, его идейным оруженосцем в антисталинском облачении. С другой стороны, поздний Шепилов всячески старается дистанцироваться от этого своего хрущёвского прошлого, позиционируясь противником политики Хрущёва. Однако, идейная закалка, полученная при общении с Хрущёвым, сделала его до конца дней непримиримым антисталинистом. Последнее тем более странно, поскольку именно Сталин разглядел в Шепилове талант учёного-экономиста, всячески способствовал его карьерному росту, помогал ему, создавая благоприятные условия для творчества.

В духе выступления Хрущёва на ХХ съезде КПСС с критикой культа личности Сталина и его последствий, Шепилов в своей книге не упускает случая, чтобы «разоблачить» Сталина, представить его в негативном свете. Иногда это получается, как говорят, «не очень» из-за множества фактических ошибок и тенденциозных выдумок.

Первую главу своей книги под заголовком «Пролог: умер Сталин» Шепилов начинает с получения телефонного известия о смерти вождя. Далее следуют рассуждения о причинах, доведших Сталина до трагического конца. Акцент делается на нездоровом образе жизни: «Частенько после заседаний Президиума он с друзьями часами проводил у себя на даче время за ужином. Ел горячие жирные блюда с пряностями и острыми приправами. Пил алкогольные напитки, часто делал только ему ведомые смеси в стакане из разных сортов коньяка, вин и лимонада…». Откуда такие подробности? Ведь самому Шепилову ужинать вместе со Сталиным не приходилось. А вот и ответ: «Н.Хрущёв мне на прогулках много рассказывал о предсмертных днях и часах Сталина». Теперь понятно.

Далее следуют рассуждения о наличии у Сталина «психопатических явлений». Конкретно: « С годами подозрительность, страхи, маниакальные представления у Сталина явно прогрессировали. Поэтому, терзаемый страхами, Сталин обычно всю ночь проводил за работой: рассматривал бумаги, писал, читал. Читал он невероятно много: и научной, и художественной литературы, и всё очень крепко по-своему запоминал и переживал. Ложился он спать, как правило, лишь с наступлением рассвета …

Одержимый страхами, он часто ложился спать, не раздеваясь, в кителе и даже в сапогах. А чтобы свести мнимую опасность к минимуму, ежедневно менял место сна: укладывался то в спальне, то в библиотеке на диване, то в кабинете, то в столовой. Зная это, ему с вечера стелили постели в нескольких комнатах одновременно».

В той же первой главе Шепилов рассказывает о том, как впервые заговорил со Сталиным о необходимости создания нового учебника политической экономии: «В 1949 году на заседании Президиума ЦК под председательством Сталина слушали вопрос о присуждении Сталинских премий». После окончания заседания Шепилов остановил уходящего Сталина и начал с ним разговор. «Подошли А.Жданов, Г.Маленков, ещё кто-то». Стоп! Что это? А.А.Жданов умер 31 августа 1948 года. Каким образом он мог обозначить своё присутствие в 1949 году?! Кроме того, высшим партийным органом в конце 40-х годов было Политбюро ЦК, а Президиум ЦК появился после 19-го съезда партии в октябре 1952 года. Да и обсуждение кандидатур на соискание Сталинских премий осуществлялось не на заседаниях Политбюро, а на заседаниях Комитета по присуждению Сталинских премий. Итак, три фактических ошибки в коротком фрагменте текста. Не многовато ли?

Даёт Шипилов и свою версию, того, когда и как со Сталиным случилось несчастье: «Вечером 1 марта всё шло, как обычно. Было заседание в Кремле. Затем все поехали на «ближнюю» ужинать. К столу по традиции подавались горячие жирные с острыми приправами и пряностями кавказские, русские, украинские блюда: харчо, чахохбили, борщ и жареная колбаса, икра, белая и красная рыба. Набор коньяков, водок, вин, лимонада. Как всегда, прислуги никакой не было; каждый наливал и накладывал себе сам. Разъехались по домам далеко за полночь. Последующий ход событий никто толком не знает. Утром Сталина нашли в бессознательном состоянии лежащим на полу у дивана в библиотеке, т.е. в первой комнатке при входе направо, где он больше всего любил работать. По-видимому, после разъезда членов Президиума Сталин, непрерывно попыхивая своей трубкой, удалился в библиотеку. Здесь ночью у него произошло мгновенное кровоизлияние в мозг, Сталин потерял сознание и упал на пол у дивана. Так он пролежал до утра без сознания и медицинской помощи. Да она и не могла быть оказана. Из-за маниакальных страхов Сталина в комнату, где он находился, запрещено было входить, кому бы то ни было из охраны или прислуги».

Всё ясно. Сталин сам виноват: меньше надо было пить, есть и курить. Тогда, может быть, и не заработал бы инсульт. Как говорят в народе: «кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт».

Однако позвольте! Какое там «Вечером 1 марта всё шло, как обычно»?! Ведь 1 марта 1953 года – воскресенье, всесоюзный день отдыха (выходной день), и потому в Кремле, кроме дежурных, никого не было и быть не могло. После таких «ляпов» пропадает всякое желание продолжать чтение книги Шепилова. Впрочем, продолжать всё-таки придётся, принимая во внимание, что все эти байки про Сталина он почерпнул из рассказов других лиц, а нам интересны его личные впечатления от встречи с вождём.

«И вот я у входных дверей дачи. На ступенях меня встретил полковник государственной безопасности, проводил в прихожую и сразу же бесшумно исчез. И больше за два с половиной часа пребывания на даче я не видел из охраны ни одного человека.

Я снял пальто у вешалки и, когда обернулся, увидел Сталина. Он был в своём всегдашнем сером кителе и серых брюках, т.е. в костюме, в котором обычно ходил до войны – должно быть, лет двадцать. В некоторых местах китель был аккуратно заштопан. Вместо сапог на ногах были тапочки, а брюки внизу заправлены в носки. Он поздоровался и сказал:
— Пойдёмте, пожалуй, в эту комнату – здесь нам будет покойней.
За всё время беседы Сталин ни разу не присел. Он расхаживал по комнате своими обычными медленными шажками, чуть-чуть по-утиному переминаясь с ноги на ногу.

— Ну, вот – начал Сталин. – Вы когда-то ставили вопрос о том, чтобы продвинуть дело с учебником политической экономии. У нас это дело монополизировал Леонтьев и умертвил всё. (Член-корреспондент Академии Наук СССР М.А.Леонтьев подготовил несколько первоначальных набросков – проекта учебника, но они не были приняты Сталиным). Ничего у него не получается. Надо тут всё по-другому организовать. Вот мы думаем вас ввести в авторский коллектив. Как вы к этому относитесь?
Я поблагодарил за честь и доверие».

Благодарить, действительно, было за что. Кроме Леонтьева, в системе Академии Наук было немало титулованных экономистов, а тут простому профессору предлагают создать авторский коллектив и возглавить его.

Некоторые мысли Сталина Шепилов хорошо запомнил:
« — Вам и вашим коллегам поручается написать учебник политической экономии. Это – историческое дело. Без такого учебника мы не можем дальше двигаться вперёд. Коммунизм не рождается, как Афродита, из пены морской. И на тарелке нам его не поднесут. Он строится нами самими на научной основе. Идея Маркса-Ленина о коммунизме должна быть материализована, превращена в явь. Каким образом? Посредством труда на научной основе. Для этого наши люди должны знать экономическую теорию, экономические законы. Если они будут их знать, мы все задачи решим. Если не будем их знать – мы погибнем. Никакого коммунизма у нас не получится».

В ходе беседы Шепилов обращает внимание на огромную эрудицию вождя, знание им истории экономики, трудов отечественной и зарубежной классики. «Беседуя, вышли в вестибюль. Раскуривая очередную трубку, Сталин спросил:
— А вы бываете в магазинах, на рынке?
— Очень редко.
— А почему?
— Да как-то всё недосуг.
— Напрасно, экономисту нужно там бывать. В конечно счёте там отражаются результаты нашей хозяйственной работы.

Сталин подал руку, и я направился к двери. В вестибюле не было не души. Сталин:
— Да ведь я забыл вызвать вам машину!
Он отошёл в глубь вестибюля и что-то сказал в телефонную трубку. Я вышел к подъезду. Словно часовые на посту, застыли огромные ели. Стояла абсолютная тишина. Невесть откуда у дверей появился полковник охраны. Послышалось шуршание подходящей машины …».

Авторский коллектив только-только приступил к работе, а моральная поддержка уже последовала: 12 марта 1950 года по итогам прошедших выборов Д.Шепилов стал депутатом Верховного Совета СССР от Свердловской области. Можно понять его радость и гордость: ведь он попал в элиту советского общества. Да, Сталин умел удивлять и награждать.

Впрочем, вполне возможно, что сам Сталин руководствовался и вполне житейскими соображениями. Дело в том, что депутат ВС СССР не мог быть подвергнут задержанию, допросу или аресту со стороны правоохранительных органов без соблюдения строгих предварительных процедур. Вождь указанным способом защищал известных ему людей от желания слишком ретивых правоохранителей проверить их благонадёжность.

Не оставил Сталин без внимания и условия работы коллектива учёных – авторов учебника. Д.Шепилов вспоминает:
«По указанию Сталина, в мае 1950 года нас всех освободили от всех работ и общественных обязанностей и направили за город «со строгой изоляцией»: чтобы мы не отвлекались ни на какие побочные дела и в течение одного года подготовили текст учебника. Сталин предложил создать авторскому коллективу «все условия», чтобы «они ни в чём не нуждались и ни о чём не заботились, кроме работы над учебником».

Так и было всё сделано. Нам был отведен под Москвой, в Горках прекрасный особняк. Когда-то он был построен Саввой Морозовым. Здесь с июля 1931г. по июнь 1936г. жил и работал Алексей Максимович Горький. И вот душистым майским утром 1950 года мы прибыли в Горки. Въездная аллея. Двухэтажный, прекрасной архитектуры особняк на высоком берегу Москвы-реки. Запущенный сад, а за ним – сосновый бор. Вода в Москве- реке – прозрачная с синевой, а за рекой бескрайние заливные луга».

Сталин иногда встречался для бесед с авторским коллективом в своём кремлёвском кабинете. Вождь также участвовал в редактировании отдельных разделов учебника. «Кроме многочисленных редакционных правок смыслового и стилистического характера, Сталин по ходу редакционной работы над главами иногда сам вписывал нам вставки, некоторые из которых были довольно значительными».

«Через год работа была завершена, набросан новый макет и представлен в Политбюро ЦК. С грустью прощались мы с гостеприимными Горками. Это было истинное счастье в идеальной обстановке сидеть и творить … В ожидании просмотра подготовленного нами макета учебника Сталиным и другими членами Политбюро я, как и другие члены авторского коллектива, вернулся к исполнению своих прямых служебных обязанностей».

Сейчас трудно судить о том, насколько серьёзно члены Политбюро отнеслись к просмотру материалов учебника политэкономии. Однако реакция Сталина известна: со второй половины августа 1951 в «Журнале регистраций» нет записей о приёме Сталиным посетителей в Кремле. Всю оставшуюся часть 1951 года вождь находился в «творческом отпуске», работая на Ближней даче, чтобы полостью погрузиться в проблематику построения социализма в СССР.

В ноябре 1951 года в Доме ЦК ВКП(б) состоялась Всесоюзная экономическая дискуссия по материалам разосланного проекта Учебника политической экономии. Как замечает Д.Шепилов, «был привлечён весь цвет общественных наук; дискуссия проходила очень горячо и показала большую заинтересованность работников-экономистов и не только экономистов, а также преподавателей в создании квалифицированного учебника».

После расшифровки стенограмм все материалы дискуссии были направлены Сталину, которому документы подобного рода были, как говорят, «по душе». Дело в том, что по своей природе Сталин был почти в равной степени хорошим диалектиком и хорошим полемистом. Именно в полемике проявлялись сильные стороны его мыслительной деятельности: раскрывая недостатки и неточности в системе доводов оппонентов, он сам при этом добивался кратких, точных и понятных большинству формулировок. Таким же был и В.И.Ленин.

Естественно, что авторы учебника и не только они с нетерпением ожидали, что скажет Сталин. «1 февраля 1952 года Сталин откликнулся на прошедшую экономическую дискуссию и наши документы большой теоретической работой «Замечания по экономическим вопросам, связанные с ноябрьской дискуссией 1951 года». Конечно, мы, авторы Учебника, с большой гордостью восприняли тогда высокую оценку, которую дал нашей работе весьма скупой на похвалы Сталин».

Шепилов продолжает: «15 февраля 1952 года в Кремле состоялось широкое совещание, в котором приняли участие члены Политбюро ЦК, авторы Учебника и наиболее видные экономисты страны. На этом совещании имелось в виду, на основе «Замечаний» Сталина, обменяться мнениями по ряду вопросов, которые должны быть освещены в Учебнике. Фактически на совещании присутствующие экономисты задавали вопросы, а Сталин отвечал на них. Сталин был в очень хорошем, даже весёлом настроении и охотно делился своими мыслями. В итоге, для того, чтобы реализовать все разумные замечания и предложения, сделанные в ходе экономической дискуссии, а также указания Сталина по проекту Учебника, нам решением Политбюро ЦК предоставлен был ещё один год работы».

Зимой 52-го соавторы приступили к трудовой деятельности по доработке учебника. На этот раз им отвели комнаты в доме отдыха ЦК «Нагорное». Сталин время от времени напоминал о себе: «21 апреля 1952 года мы получили «Письмо Сталина А.И.Ноткину». Затем последовали его работы «Об ошибках т.Ярошенко Л.Д.» и «Ответ товарищам Саниной А.В. и Венжеру В.Г.». Все эти работы вместе с «Замечаниями» составили его книгу «Экономические проблемы социализма в СССР». Само собой разумеется, что в своей авторской работе мы должны были теперь учитывать эти новые работы Сталина».

Целью настоящей книги не может быть подробный анализ последней научной работы Сталина. Это – дело учёных-экономистов. Для нас важно обозначить те «развилки», где пути сталинской экономики разошлись с экономикой хрущёвского образца.

Сталин подчёркивает, что в СССР сложилась и развивается многоукладная экономика, которая должна сохраняться ещё длительное время. Во-первых, существует мощный государственный сектор, в котором создаётся общенародная собственность. Во-вторых, обязательно должны сохраняться колхозы и предприятия промысловой кооперации (артели), которые независимо от государства владеют и распоряжаются продуктами своего труда.

Для оценки эффективности экономики следует обязательно учитывать «Закон стоимости», который «учит наших хозяйственников систематически улучшать методы производства, снижать себестоимость производства, осуществлять хозяйственный расчёт и добиваться рентабельности предприятий».

Возможно, что вождь помнил о проекте Хрущёва 1950 года реорганизовать колхозы и взять под больший контроль колхозную собственность. Во всяком случае, Сталин посчитал важным и нужным уточнить вопрос личной собственности колхозного двора: «Неправильно было бы сказать в проекте учебника, что «каждый двор имеет в личном пользовании корову, мелкий скот и птицу». На самом деле, корова, мелкий скот, птица и т.д. находятся не в личном пользовании, а в личной собственности колхозного двора. Выражение «в личном пользовании» взято, по-видимому, из Примерного Устава сельскохозяйственной артели. Но в Примерном Уставе сельскохозяйственной артели допущена ошибка. В Конституции СССР, которая разрабатывалась более тщательно, сказано другое, а именно: «Каждый колхозный двор … имеет в личной собственности подсобное хозяйство на приусадебном участке, жилой дом, продуктивный скот, птицу и мелкий сельскохозяйственный инвентарь».

Это, конечно, правильно. Следовало бы, кроме того, подробнее сказать, что каждый колхозник имеет в личной собственности от одной до стольких-то коров, смотря по местным условиям, столько-то овец, коз, свиней (тоже, смотря по местным условиям) и неограниченное количество домашней птицы (уток, гусей, кур, индеек).

Эти подробности имеют большое значение для наших зарубежных товарищей, которые хотят знать точно, что же, собственно, осталось у колхозного двора в его личной собственности, после того, как осуществлена у нас коллективизация сельского хозяйства».

В своём «Ответе товарищам Саниной А.В.и Венжеру В.Г.» Сталин выступил против предложения указанных лиц продать имущество МТС в собственность колхозам, освободив, тем самым, государство от больших расходов по их содержанию. По мысли Сталина, замена устаревшей сельхозтехники на более передовую и высокопроизводительную сопряжена с огромными финансовыми затратами. Вот его слова: «Могут ли поднять эти расходы наши колхозы, если даже они являются миллионерами? Нет, не могут, так как они не в состоянии принять на себя миллиардные расходы, которые могут окупиться лишь через 6-8 лет. Эти расходы может взять на себя только государство, ибо оно и только оно в состоянии принять на себя убытки от выхода из строя старых машин и замены их новыми, ибо оно и только оно в состоянии принять на себя убытки в течение 6-8 лет с тем, чтобы по истечении этого срока возместить производственные расходы. Что значит после всего этого требовать продажи МТС в собственность колхозам? Это значит вогнать в большие убытки и разорить колхозы, подорвать механизацию сельского хозяйства, снизить темпы колхозного производства».

Пришедший к власти малообразованный Хрущёв, отбросил сталинское наследие, как ненужный и трудный для его понимания научный хлам, и, довольный собой, встал за штурвалом огромного корабля под названием «Советский Союз». После Хрущёва «порулить» государственным кораблём в меру своих сил и умений пробовали и другие «капитаны». В итоге, верный курс так и не нашли, а «корабль» после ряда пробоин и других повреждений не то утопили, не то разбили о скалы. Одним словом – угробили.

1.7. 19 съезд партии и сталинские реформы управления

20-го августа 1952 года в газете «Правда» было опубликовано Постановление ЦК о созыве 5 октября 1952 года очередного 19 съезда ВКП(б). Постановление подписал «секретарь ЦК ВКП(б) И.Сталин».

Вот что интересно: все исходящие партийные документы вождь подписывал именно, как «секретарь ЦК», хотя в отличие от других секретарей ЦК, Сталин имел закреплённую за ним партийную должность – Генеральный секретарь ЦК ВКП(б). Но Сталин это название не любил, им не пользовался и не раз просил коммунистов убрать прилагательное «Генеральный». Эта его просьба была удовлетворена только на 19 съезде партии.

Хрущёв, его последователи и единомышленники после смерти вождя ставили ему в огромную вину нарушение Устава партии касательно сроков созыва съездов партии. Из-за этого между 18 съездом (март 1939г.) и 19 съездом (октябрь 1952г.) образовался, дескать, разрыв в 13 лет. Безобразие!

Однако такой арифметический подсчёт является, по меньшей мере, нечестным. Дело в том, что в феврале 1941 года состоялась 18-я Всесоюзная конференция ВКП(б). Перед делегатами партконференции в качестве докладчиков выступили Г.М.Маленков и Н.А.Вознесенский. Решались вопросы подготовки народного хозяйства к работе в условиях надвигающейся военной угрозы. Были решены и организационно-кадровые вопросы. В отличие от съездов партии, здесь не было Отчётного доклада ЦК перед делегатами. Решения партконференции носили директивный характер и ничем не отличались от решений съездов партии. Но хрущёвцы о 18-ой партконференции никогда не вспоминали и ясно, почему: 13 лет больше, чем 11 лет, и тем хуже для Сталина.

Между тем, по факту Сталин был, прежде всего, руководителем государства даже тогда, когда не занимал государственных постов, а был Генсеком партии. При Сталине страна жила не по Уставу партии, а по Конституции СССР, и для него демократия народная была выше демократии партийной.

Граждане СССР времён послесталинских вождей привычно спокойно воспринимали их восхваление КПСС при каждом подходящем и неподходящем случае. Нетрудно было понять, что они восхваляют и превозносят самих себя в качестве Первых или Генеральных секретарей ЦК КПСС. Неумеренное и назойливое восхваление партии по любому поводу вызывало в обществе ответную ироническую реакцию типа: «Прошла весна, настало лето. Спасибо партии за это!».

А что в сталинскую эпоху? Если ознакомиться с Конституцией СССР 1936 года, которую ещё называют сталинской, то испытываешь немалое удивление. Здесь не только ничего не говорится о какой-то особой роли ВКП(б), но вообще такая организация не упоминается. Статья 141, посвященная формированию выборных органов власти, в частности, гласит: «Право выставления кандидатов обеспечивается общественными организациями трудящихся: коммунистическими партийными организациями, профессиональными союзами, кооперативами, организациями молодёжи, культурными обществами».

Как видим, здесь в одном ряду с другими общественными организациями названа не ВКП(б), а некие «коммунистические партийные организации». Такая обобщённая формулировка в принципе не исключала возможность появления в стране наряду с ВКП(б) и других партий коммунистической направленности. Таким образом, Сталин был готов к коммунистической многопартийности, но были ли готовы к появлению конкурентов профессиональные партийные функционеры из ВКП(б)? Как отвечают в подобных случаях: вопрос – чисто риторический.

Согласно Конституции, высшим органом государственной власти являлся двухпалатный Верховный Совет СССР (парламент), избираемый сроком на четыре года. ВС СССР 1-го созыва приступил к работе 12 января 1938 года, когда состоялась его первая сессия. ВС СССР 2-го созыва по плану должен был приступить к своей деятельности в 1942 году, но война спутала все планы.

До войны состоялось восемь сессий ВС СССР, но и в военное время деятельность парламента не прекращалась. 18 июня 1942 года в Москве состоялась девятая сессия ВС СССР, на которой был ратифицирован Советско-британский договор. Международная практика требовала ратификации важных межгосударственных соглашений именно парламентами двух государств.

С 28 января по 1 февраля 1944 года проходила 10-я сессия ВС СССР, утвердившая Госбюджет СССР на 1944 год. Тогда же был принят отчёт об исполнении бюджетов за предыдущие годы. 11-я сессия ВС СССР, состоявшаяся с 24 по 27 апреля 1945 года, приняла Закон о Госбюджете на 1945 год. Спустя непродолжительное время, 22 и 23 июня 1945 года 12-я сессия приняла Закон о демобилизации старших возрастов личного состава Действующей Красной Армии.

Сразу после окончания войны возник вопрос о проведении выборов в ВС СССР 2-го созыва, поскольку депутаты 1-го созыва исполняли свои обязанности намного дольше конституционного срока в четыре года. Но как проводить выборы при значительной убыли населения в результате военных действий, а также за счёт миграции населения? Значит, для составления границ избирательных округов и соблюдения нормы представительства необходимо срочно заниматься учётом численности избирателей по территориям. После окончания этой работы, 10 февраля 1946 года состоялись выборы депутатов ВС СССР 2-го созыва, а депутаты ВС СССР 3-го созыва были избраны на выборах 12 марта 1950 года.

Зачем автор данной книги приводит все эти сведения? А затем, чтобы сделать вывод: хотя «диктатор» Сталин и нарушал Устав партии в части сроков созыва съездов партии, но Основной закон страны – Конституцию СССР он свято соблюдал даже в самые тяжелейшие годы. Все выборные органы власти в центре и на местах выполняли свою работу согласно положению Статьи 3 Конституции СССР: «Вся власть в СССР принадлежит трудящимся города и деревни в лице Советов депутатов трудящихся».

О роли местных Советов мне лично можно судить, обращаясь к детской памяти, хорошо сохранившей первые послевоенные годы. Тогда я вместе с семьёй проживал в рабочем посёлке, трудоспособное население которого было занято, в основном, заготовкой древесины и изготовлением пиломатериалов.

Обрабатываемая земля вокруг посёлка принадлежала колхозам. Свободных земельных и луговых угодий было мало, а жителям посёлка для зимнего прокорма коров и коз требовалось обязательно заготавливать им сено. Поэтому работники поселкового Совета вместе с активом брали на учёт все участки по опушкам леса и внутри него, где можно было косить траву. Такие участки измерялись, нумеровались, после чего хозяева домовладений тянули жребий, чтобы каждый получал свой участок без обиды.

Весной, опять же под руководством работников поссовета, распределялись земельные участки для посадки картофеля. Земля вдоль железных дорог колхозам не принадлежала и находилась в ведении местных Советов. Садов в посёлке не было, только огороды. Считалось, что сад не может прокормить семью, а без достаточных запасов картофеля зимой, мог наступит голод. Для вспашки земельных участков использовались лошади из поселковой конюшни. Урожай картофеля по домам также развозили на лошадях. Теперь был корм для поросёнка. Зерно для кур покупалось у местных колхозников.

Иногда вижу по телевизору сюжеты о том, как в некоторых населённых пунктах загорается подступающая к домам сухая трава, и огонь приводит к пожарам и трагедиям. Ясно, что погорельцам не было нужды выкашивать траву вокруг дома и далее, для заготовки сена из-за отсутствия во дворах коров и коз. Необходимые продукты можно купить в магазине. Не стало колхозов – не стало общего дела. Теперь каждый сам за себя. Земля вокруг поселений не окультуривается, а дичает, зарастает бурьяном. Личная свобода есть, а счастья нет. Нормально?

Возвращаясь в основную тему повествования, следует предварительно заметить, что неопределённость с датой созыва очередного съезда партии никак не нарушала само течение партийной жизни. В стране регулярно проводились отчетно-выборные партийные конференции в районах, городах и областях. Обновлялись партийные комитеты, туда приходили более подготовленные и успешные партийные кадры. Подобные процессы происходили и в низовых партийных организациях.

И, тем не менее, почему Сталин оттягивал начало проведения очередного съезда партии? Какими соображениями он при этом руководствовался? Очевидно, что вначале было состояние войны, и была всенародная битва с агрессором. Затем последовал период восстановления разрушенного народного хозяйства и перехода к мирной жизни. Тогда вопрос проведения партийного съезда не был актуальным и потому не мог быть поставлен в повестку дня.

Вполне разумно предположить, что вождь желал видеть очередной съезд коммунистов съездом победителей – победителей в войне против Германии и Японии, победителей в деле послевоенного восстановления страны. Но почему, скажем, съезд не мог состояться в 1950 году, сразу после проведения выборов в Верховный Совет СССР? Нам представляется, что ответ на поставленный вопрос кроется в связи между датой открытия 19 съезда партии и датой окончания Сталиным своей работы над книгой «Экономические проблемы социализма в СССР». Временная связь более чем очевидна: 4 октября книга была полностью опубликована, а 5 октября открылся партийный съезд.

Может быть, такое совпадение случайно? Нет, Сталин спешил закончить свой научный труд до начала работы съезда. Посмотрите, согласно «Журналу регистрации» вождь ограничивал количество приёмов до трёх и четырёх в августе и сентябре 1952 года. Зато в октябре и ноябре, когда работа над книгой была закончена, число приёмов возросло до семи и девяти, соответственно. Сталин всё правильно рассчитал: прибывающие на съезд делегаты при регистрации получали специальный выпуск газеты «Правда», в котором была напечатана новая книга вождя.

Почему Сталин придавал такое большое и, на первый взгляд, преувеличенное значение появлению своего научного труда по экономике. Можно предположить, что при всех экономических достижениях страны, он видел или предчувствовал, что очевидные успехи носят временный характер и могут смениться устойчивым спадом темпов роста. Именно поэтому в разговоре с Шепиловым в начале 1950 года Сталин пытается донести своему собеседнику мысль о том, что вопрос стоит так: «Либо-либо». Либо наши люди овладеют марксистской теорией, и тогда мы выйдем победителями в великой битве за новую жизнь. Либо мы не сумеем решить этой задачи, и тогда – смерть».

Будучи реалистом, Сталин не исключал возможности своего внезапного ухода из жизни. Поэтому он и спешил сделать то, что считал своим гражданским и партийным долгом: вооружить коммунистов-руководителей и всех граждан страны экономической теорией развивающегося социализма. Вождь был убеждён, что без такой теории – сначала застой (стагнация) в экономике, а затем гибель социалистического государства. И кто теперь скажет, что Сталин преувеличивал грядущие опасности?!

1952 год – последний целый год жизни Сталина (в следующем году он проживёт чуть более двух месяцев), и это был удачный год и для страны, и для её граждан. Вот как предсъездовскую обстановку описывает Д.Шепилов: «19 съезд проходил в обстановке, когда промышленная продукция СССР в 1952 г. составляла 223 процента от уровня довоенного 1940 года, а производство средств производства – 267 процентов. Промышленная продукция СССР увеличилась к 1952 году по сравнению с 1929 г. в 12,6 раза, а в США за тот же период – в 2 раза, в Англии – на 60 процентов, в Италии – на 34 процента, во Франции – на 4 процента. При всех трудностях и противоречиях уверенно шло в гору сельское хозяйство. В 1952 году государственные и колхозные рынки были завалены продуктами. Утвердившаяся практика ежегодного снижения цен означала ощутимый рост реальной заработной платы».

В порядке подготовки к открытию съезда, 1 октября 52-го Сталин провёл совещание в Кремле с членами Политбюро и секретарями ЦК. Все посетители в количестве 11 человек одновременно вошли в кабинет в 23:00 и также одновременно вышли в 24:00. Однако накануне открытия съезда, 4 октября 1952 года Сталин из членов Политбюро принял только Берию и Маленкова. Последние вошли в кабинет в 00:35 и через 20 минут вместе вышли. Видимо, получив какое-то задание Сталина, они отправились его выполнять и повторно вошли в кабинет вождя в 1:45, пробыв там до 3:25. Данный факт даёт ответ на вопрос: Кого из своего ближайшего окружения Сталин считал своими самыми надёжными и верными соратниками?

Началу работы съезда, как всегда, предшествовала регистрация делегатов съезда, прибывших в столицу со всех уголков страны. И вот тут нас ожидает огромное удивление по поводу должностей, указанных некоторыми делегатами съезда:
Сталин (Джугашвили) И.В. – Председатель СМ СССР;
Маленков Г.М. – член Бюро Президиума СМ СССР;
Берия Л.П. – член Бюро Президиума СМ СССР;
Булганин Н.А. – член Бюро Президиума СМ СССР;
Каганович Л.М. – член Бюро Президиума СМ СССР, Председатель Госкомитета СМ СССР по материально-техническому снабжению;
Молотов (Скрябин) – член Бюро Президиума СМ СССР;
Ворошилов К.Е. – член Президиума СМ СССР;
Первухин М.Г. – член Бюро Президиума СМ СССР;
Сабуров М.З. – Председатель Госплана СМ СССР.

Всё это довольно странно: Сталин словно «забывает», что находится на съезде партии, а не на заседании Совета Министров СССР. И это при том, что он — действующий Генсек ЦК ВКП(б), член Политбюро ЦК. Но Сталин не называет ни одной своей должности, делающей его руководителем партии, для него главное – его должность руководителя Советского правительства.

Ну, хорошо, Сталин – он и есть Сталин. Все знали, что вождь сосредоточен на своей работе в Совмине СССР, а его рабочий кабинет на пятом этаже здания ЦК на Старой площади пустует уже много лет. Но, Маленков?! Он, будучи членом Политбюро и секретарём ЦК, тащил огромный воз партийных обязанностей. Но и он почему-то «забывает» о своих партийных регалиях, а помнит только о своём участии в работе управляющего органа правительства – Бюро Президиума Совета министров СССР.

При регистрации профессиональных партийных работников всё становится на свои места. Например:
Брежнев Л.И. – 1-й секретарь ЦК Компартии Молдавии;
Капитонов И.В. – 1-й секретарь Московского горкома партии;
Хрущёв Н.С. – 1-й секретарь Московского обкома партии.

Итак, главный вывод заключается в следующем. Делегатов съезда партии поставили перед фактом того, что Сталин незаметно и ненавязчиво провёл реформу в сфере управления государством. Центр принятия решений переместился из ЦК в Совет Министров СССР. Более престижно и почётно стало работать не в партийных органах, а в правительственных структурах. Оставалось только зафиксировать достигнутое в документах и решениях съезда.

После смерти Сталина хрущёвцы сделали всё возможное, чтобы принизить историческое значение 19 съезда КПСС, нивелировать или обратить вспять сталинские реформы в области госуправления и перспективного планирования народного хозяйства. С этой точки зрения интересно будет посмотреть на прошедшие события глазами Д.Шепилова, который вначале присутствовал на съезде в качестве приглашённого гостя, а в конце съезда стал избранным членом ЦК КПСС. Несомненно, что такое стало возможным благодаря вниманию к нему со стороны Сталина после того, как Шепилов хорошо проявил себя при подготовке учебника политэкономии.

К проведению самого съезда, который закончил работу 14 октября, у Шепилова особых претензий не было. 16 октября в Свердловском зале Кремля состоялся Пленум вновь избранного ЦК. Принимал участие в его работе и Шепилов, который зафиксировал своё недовольство происходящим в книге мемуаров. Недовольство это касалось как личности Сталина, так и его выступления на Пленуме ЦК. Отзывы Шепилова таковы:

«И вот теперь, стоя на трибуне, Сталин с презрительной миной говорил о том, что Молотов запуган американским империализмом, что такой руководитель не заслуживает доверия, что он не может быть в руководящем ядре партии. В таком же тоне высказал Сталин политическое недоверие А.Микояну и К.Ворошилову.

Я, тогда не обстрелянный новичок в этом зале, затаив дыхание, слушал Сталина. А ощущение было такое, что будто на сердце мне положили кусок льда. Я переводил глаза со Сталина на Молотова, Микояна и опять на Сталина. Молотов сидел неподвижно за столом президиума. Он молчал, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Через стёкла пенсне он смотрел прямо в зал и лишь изредка делал пальцами правой руки такие движения по сукну стола, словно мял мякиш хлеба. Очень нервничал А.Микоян».

Затем, по словам Шепилова, Сталин предложил избрать Президиум ЦК: 25 человек – членов Президиума и 11 человек – кандидатов в члены Президиума. Некоторые предложенные Сталиным кандидатуры (фамилии названы) Шепилову категорически не понравились:

«Таким образом, в отступление от традиций десятилетий состав Президиума (Политбюро) был разбавлен людьми бесталанными и неизвестными партии и народу. Возможно, что Сталин сделал это потому, что хотел избавиться от всяких контактов с людьми, которых он в своей нарастающей мании преследования начал считать либо прямыми шпионами (К.Ворошилов), либо капитулянтами перед американским империализмом (В.Молотов, А.Микоян). А возможно, он, кроме того, намеревался избавиться от последних представителей старой гвардии в Политбюро, которые пользовались признанием в партии и народе …

Слушая на Пленуме «аргументы» Сталина о «шпионстве» Ворошилова и «капитуляции перед американским империализмом» Молотова и Микояна, я, должно быть, впервые подумал: а не является ли это результатом шизофренической мнительности Сталина?».

Публикуя свои воспоминания о послесъездовском Пленуме ЦК, Шепилов находился в уверенности, что все архивы подчищены, и никто не узнает, что именно говорил Сталин своим слушателям. Сам Шепилов честно признаётся, что он не записывал выступление Сталина на Пленуме ЦК, однако нашлись те, которые записали. Теперь каждый желающий может ознакомиться с записью речи вождя, открыв 18-й том Собрания его сочинений (на сайте grachev.62.narod.ru).

Вот что на самом деле Сталин говорил о Молотове: «Молотов – преданный нашему делу человек. Позови, и, не сомневаюсь, он, не колеблясь, отдаст жизнь за партию». Вместе с тем, Сталин называет три действия Молотова, которые он характеризует, как «недостойные поступки»:

1. «Товарищ Молотов, наш министр иностранных дел, находясь под «шартрезом» на дипломатическом приёме, дал согласие английскому послу издавать в нашей стране буржуазные газеты и журналы. Почему? На каком основании потребовалось давать такое согласие?».

2. «А что стоит предложение товарища Молотова передать Крым евреям? Это – грубая
ошибка товарища Молотова. Для чего это ему потребовалось? Как это можно
допустить? На каком основании товарищ Молотов высказал такое предложение? У
нас есть еврейская автономия – Биробиджан. Разве это недостаточно? Пусть
развивается эта республика. А товарищу Молотову не следует быть адвокатом
незаконных еврейских притязаний на наш Советский Крым. Это вторая
политическая ошибка товарища Молотова».

3. «Товарищ Молотов так сильно уважает свою супругу, что не успеем мы принять
решение Политбюро по тому или иному вопросу, как это быстро становится
известным товарищу Жемчужиной. Получается, будто какая-то невидимая нить
соединят Политбюро с супругой Молотова, Жемчужиной и её друзьями. А её
окружают друзья, которым нельзя доверять. Ясно, что такое поведение члена
Политбюро недопустимо».

После Сталина выступает Молотов и с трибуны признаёт свои ошибки, а также заверяет слушателей, что он был и остаётся верным учеником товарища Сталина. На это последовала такая реплика вождя: «Чепуха! Нет у меня никаких учеников. Все мы – ученики великого Ленина». Такой вот «культ личности Сталина».

Текст выступления Сталина на октябрьском 1952 года Пленуме ЦК КПСС показывает, что он не обвинял Молотова и Микояна «в капитуляции перед американским империализмом», как это «послышалось» Шепилову. Ну, а как быть с «аргументами» Сталина о «шпионстве» Ворошилова, поле чего Шепилов делает шокирующий вывод о «шизофренической мнительности Сталина»? Увы, ничего этого не было и в помине. Вождь назвал фамилию Ворошилова только один раз, когда предложил избрать членами Президиума ЦК товарищей Ворошилова, Микояна, Молотова вместе с другими товарищами по списку. Ни в каком другом контексте фамилия Ворошилова Сталиным не упоминалась. Соврал Шепилов, повторяя клеветнические измышления Хрущёва.

Вместе с тем, не подлежит сомнению, что критические высказывания Сталина в адрес Молотова и Микояна имели целью предостеречь членов ЦК от того, чтобы указанные товарищи в будущем смогли занять самые высокие посты в руководстве партией и государством. Однако их знания и опыт позволяют им продолжать ответственную работу и в Президиуме ЦК, и в качестве заместителей Предсовмина СССР.

Как известно, Хрущёв полностью разрушил карьеру Шепилова и, сверх того, максимально усложнил его жизнь и профессиональную деятельность. По этой причине в книге его воспоминаний содержится нелицеприятная критика в адрес Хрущёва. Но, тем не менее, «антисталинская прививка», полученная Шепиловым в процессе общения с Хрущёвым, продолжала сохранять свою неослабевающую силу. Из-за этого, несомненно умный человек – Д.Шепилов впадает порой в состояние потери логического мышления.

В самом деле, логически мыслящий человек обязан был сообразить, что Сталин поручил Молотову, как старейшему и уважаемому члену партии, открыть партсъезд своим вступительным словом. А Ворошилов, из тех же соображений, выступил на съезде со своим заключительным словом. Значит, эти люди пользовались уважением и доверием со стороны Сталина, и никакого гонения на них не было.

Да, Молотов потерял свой пост министра Иностранных дел СССР. Но достаточно пролистать «Журнал регистрации», чтобы увидеть: Молотов продолжал оставаться одним из наиболее частых посетителей сталинского кабинета, и был по-прежнему востребован, как крупный специалист по внешней политике, как дипломат с огромным опытом.

Пленум ЦК закончил свою работу после избрания Президиума ЦК и Секретариата ЦК. Секретарями ЦК избраны: Сталин И.В., Аристов А.Б., Игнатов Н.Г., Маленков Г.М., Михайлов Н.А., Пегов Н.М., Пономаренко П.К., Суслов М. А., Хрущёв Н.С.

Хотя Пленум ЦК свою работу закончил, но враньё Шепилова продолжается: «…неожиданно для всех Сталин предложил создать новый, неуставной орган – Бюро Президиума ЦК. Оно и должно было выполнять функции прежнего всемогущего Политбюро. В этот верховный партийный центр Сталин предложил не включать В.Молотова, К.Ворошилова, А.Микояна. Это было принято Пленумом единогласно».

Дело, однако, в том, что вопрос создания Бюро Президиума ЦК на Пленуме вообще не рассматривался. Решение о его создании принималось позднее при участии только избранных членов Президиума ЦК и кандидатов в члены Президиума ЦК (Шепилова среди них не было). Вполне логично было иметь в составе довольно многочисленного Президиума ЦК более компактный управляющий орган для оперативного решения текущих вопросов. Практика показывала, что такой орган был необходим. Например, в составе Совета министров СССР таким органом являлось Бюро Президиума СМ СССР.

О нарушении Устава КПСС говорить вряд ли приходиться, поскольку Президиум ЦК был вправе создать внутри себя рабочий орган оперативного управления. Идея создания Бюро исходила от Сталина, который и предложил его персональный состав из девяти человек, причём К.Ворошилов в эту «девятку» входил.

Поскольку нарушение Сталиным Устава партии всё-таки не даёт Шепилову покоя, терпеливо ждём от него заявления следующего рода. Поскольку-де после смерти Сталина партийный Устав стал строго выполняться, смотрите, как резко в гору пошла экономика страны, и как выросло народное благосостояние. Внимательно читаем книгу, но такого заявления всё нет и нет. Зато прозвучало признание совсем другого рода: «…новая система единоначалия – хрущёвщина – оказалась неизмеримо более худшей и отталкивающей, чем было при Сталине».

Вот тебе и раз! Устав партии строго соблюдали, строили, строили и, наконец, построили систему власти, которая оказалась «неизмеримо более худшей и отталкивающей», чем система власти при Сталине. Может быть, теперь Шепилову пора признать, что следование всем пунктам Устава партии – не такое уж важное дело? Вот уж, нет уж! Для Шепилова Устав партии – святыня, и критиковать его он не подписывался.

Вновь возвращаемся к реальной политике. Позволим себе ещё раз назвать членов Бюро Президиума ЦК: Берия Л.П., Булганин Н.А., Ворошилов К.Е., Каганович Л.М., Маленков Г.М., Первухин М.Г., Сабуров М.З., Сталин И.В., Хрущёв Н.С. В этом списке только Хрущёв – профессиональный партийный работник, а остальные – правительственные руководители высокого ранга, курирующие соответствующие министерства и ведомства. В итоге, вместо высшего партийного органа (старого Политбюро ЦК) для управления партией и страной, появился высший государственно-партийный орган – Бюро Президиума ЦК.

КПСС, как правящая партия, сохранилась, но к её руководству, по плану Сталина, пришли «технократы» из Президиума и Бюро Президиума Совета министров СССР. Доминирующая ранее система власти, при которой высокопоставленные партийцы в директивном порядке управляли правительством и другими хозяйственными органами, сменилась другой системой управления, в которой высшие партийные руководители и высокопоставленные правительственные чиновники – это, по факту, одни и те же лица.

Новая система госуправления требовала её настройки, к чему Сталин незамедлительно приступил. 10 ноября 1952 года появилось Постановление Бюро Президиума ЦК КПСС под названием «О работе Бюро Президиума ЦК КПСС и Бюро Президиума Совета Министров СССР». А спустя неделю, 17 ноября 1952 года вышло Постановление Бюро Президиума «О работе Секретариата ЦК КПСС». Оба этих важных Постановления касались расстановки руководящих кадров и регламента работы органов партийной и правительственной власти.

Первый пункт Постановления от 10.11.1952 определял круг обязанностей Маленкова: «Признать необходимым, чтобы т.Маленков Г.М. сосредоточился на работе в ЦК КПСС и Постоянной Комиссии по внешним делам при Президиуме ЦК КПСС, освободив его в связи с этим от обязанностей заместителя Председателя Совета Министров СССР, члена Бюро Президиума и Президиума СМ СССР».

Таким образом, Маленков выводился из руководящих органов Правительства СССР, поскольку, по мысли Сталина, там со всеми делами успешно справится Берия и команда его единомышленников. С учётом того, что Маленков на протяжении ряда лет, умело руководил партийными органами, то он должен продолжать работу на этом направлении. В первую очередь, это касается работы Бюро Президиума и Президиума ЦК КПСС: «Председательствование на заседаниях Бюро Президиума и Президиума ЦК КПСС в случае отсутствия тов.Сталина возложить поочерёдно на тт. Маленкова, Хрущёва, Булганина. Поручить им также рассмотрение и решение текущих вопросов. Постановления ЦК КПСС издавать за подписью Бюро Президиума ЦК КПСС».

Судя по тому, что список председательствующих составлен не в алфавитном порядке, а на первом месте стоит фамилия Маленкова, то значит, именно ему Сталин поручил управление работой этих органов власти. Если сам Маленков, по каким-либо причинам, не сможет лично присутствовать на заседаниях Бюро Президиума или Президиума ЦК, то он будет вправе передать право председательствовать, либо Хрущёву, либо Булганину. При этом повестку дня заседания всё равно будет формировать Маленков.

Во вторую очередь, Сталин решил оставить за Маленковым руководство Секретариатом ЦК. По этому вопросу Постановление Бюро Президиума ЦК сформулировано таким образом: «Принять следующее предложение Секретариата ЦК КПСС: «Заседания Секретариата ЦК КПСС созывать регулярно раз в неделю и по мере необходимости в зависимости от срочности вопросов. Председательствование на заседаниях Секретариата ЦК КПСС возложить поочерёдно на тт.Маленкова, Пегова, Суслова. Поручить им также рассмотрение и решение текущих вопросов. Постановления Секретариата ЦК издавать за подписью Секретариат ЦК КПСС».

Начальная фраза Постановления: «Принять предложение Секретариата ЦК КПСС …» наводит на мысль о том, что сам Маленков инициировал и сформулировал текст Постановления, и он же предложил кандидатуры Пегова и Суслова в качестве своих сопредседателей. По плану Сталина, уход Маленкова из правительства будет недолгим: вождь готовился передать ему важный самостоятельный участок работы в должности министра Иностранных дел СССР. Для работоспособного и дисциплинированного Маленкова совмещение ряда важных постов не представляло больших трудностей. Он привык работать в уплотнённом режиме, опираясь на свою команду талантливых помощников и толковых исполнителей. Тот, кто сомневается в наличии таких планов Сталина относительно Маленкова, пусть полистает «Журнал регистрации». Тогда станет ясно, что Маленков не пропускал ни одного совещания у Сталина по внешнеполитическим вопросам.

Был в Постановлении пункт, посвящённый Булганину: «Признать необходимым, чтобы т.Булганин Н.А. сосредоточился на работе в Постоянной комиссии по вопросам обороны при Президиуме ЦК КПСС, освободив его в связи с этим от обязанностей члена Бюро Президиума и Президиума Совета Министров СССР». Данный пункт Постановления зафиксировал тот факт, что Булганин стал руководителем Постоянной комиссии по обороне от внешних и внутренних врагов. В практическом плане это означало, что он курировал весь силовой блок правительства: Военное министерство, Военно-морское министерство, Министерство Госбезопасности, Министерство внутренних дел.

Последний по счёту, но не по значению пункт Постановления от 10.11.1952 был сформулирован так: «Председательствование на заседаниях Бюро Президиума Совета Министров СССР и Президиума Совета Министров СССР в случае отсутствия тов. Сталина возложить поочерёдно на заместителей Председателя Совета Министров СССР тт.Берия, Первухина и Сабурова. Поручить им также рассмотрение и решение текущих вопросов. Постановления и распоряжения Совета Министров СССР издавать за подписью Председателя Совета Министров СССР тов.Сталина».

Итоговый вывод: Сталин фактически передал управление партией Маленкову, а управление правительством – Берии. И ещё. Иногда складывается впечатление, что люди смотрят, но не видят; видят, но не воспринимают увиденное. Можно сотни раз твердить, что Сталин в последние годы своей жизни не доверял Берии и даже почему-то боялся его А тут документально зафиксировано, что вождь разрешил своим именем подписывать постановления и распоряжения правительства, подготовленные Берией и членами его команды. По статусу, именно Совмин СССР распоряжался финансами, активами и другими ресурсами государства. Какое уж тут «недоверие» Сталина к Берии?! Скорее можно говорить о полном и безграничном доверии к Берии со стороны Сталина.

В порядке обобщения следует признать, что в обществе существует инерция мышления из-за навязанных ему стереотипов. Преодолеть это явление – дело непростое, и действует она (инерция мышления) в любой сфере человеческой деятельности. Недавно смотрел по телевизору сюжет из программы, посвящённой селу Костёнки в Воронежской области. Женщина-научный сотрудник действующего там музея, демонстрировала и комментировала петроглифы – наскальные изображения мамонтов. Она обратила внимание на то, что у левой передней ноги одного животного находится непонятный предмет, похожий на то, как принято графически изображать лестницу.

В этом сюжете можно увидеть пример того, как существующая научная парадигма мешает правильно интерпретировать очевидные вещи. В самом деле, в соответствии с этой парадигмой, мамонты – дикие животные, объект охоты первобытных людей с целью получения мяса, шкур, бивней и крупных костей (для строительства жилищ). Между тем, всё объясняет другая парадигма, по которой изображённые мамонты – одомашненные животные, обладающие ценным ресурсом в виде тёплой, долговечной шерсти и высококалорийного молока (у самок).

А теперь попробуйте без лестницы постричь высокорослое животное. Не получится: мамонт – не коза. Кроме того, без лестницы не обойтись при размещении и закреплении поклажи на спине животного при перевозке грузов. Такие вот дела.

Мамонты – это хорошо, но мы не имеем право надолго уклоняться от заявленной темы. Анализируя ноябрьские Постановления Бюро Президиума ЦК, трудно отказаться от вывода, что Сталин сознательно освобождает себя от исполнения многих ранее выполняемых им обязанностей. Видимо, сказывалась наступающая старость, а также усталость мозга, накопленная за многие годы напряжённого умственного труда.

Вождь без каких-либо потаённых мыслей, откровенно говорил в октябре 1952 году на Пленуме ЦК: «Я уже стар. Бумаг не читаю. Изберите себе другого секретаря». Вот она – главная причина. Любой руководитель высокого ранга значительную часть своего времени тратит на работу с документами, а Сталин уже не мог заставить свой организм заниматься этим делом. Но участники Пленума ЦК не поверили в искренность сталинских слов и оставили его секретарём ЦК.

Невозможность заставить себя систематически работать с документами («читать бумаги») не означала снижение интеллектуальных или творческих способностей Сталина. Бумажная рутина его не вдохновляла, но творческий человек может найти себе другую работу по душе. Такой работой для вождя стала подготовка новой редакции программы партии. Как известно, 19 съезд КПСС избрал комиссию под председательством Сталина по переработке действующей партийной программы. Работа такого рода могла быть Сталину по душе, поскольку позволяла строить светлый образ будущего страны, как в целом, так и в отдельных деталях. Создавать, творить образы – это главный долг и предназначение мудрого, ответственного человека.

В своём выступлении на октябрьском 1952 года Пленуме ЦК Сталин обращался к слушателям с такими словами: «Мы, старики, все перемрём, но нужно подумать, кому, в чьи руки вручим эстафету нашего великого дела. Кто её понесёт вперёд? Для этого нужны более молодые преданные люди, политические деятели».

Что касается своего вклада в дело подготовки и воспитания руководителей нового поколения, то Сталин был вправе испытывать чувство удовлетворения. И Маленков (50 лет), и Берия (53 года) были подготовлены к тому, чтобы занять самые высокие посты в руководстве партией и страной. Большие надежды подавали также Первухин (48 лет) и Сабуров (52 года), включённые Сталиным в состав Бюро Президиума ЦК.

Не разочаровывал пока Сталина и Д.Шепилов, которого почти сразу после съезда ожидал неожиданный карьерный взлёт. Вот рассказ об этом самого Шепилова:
«20 октября 1952 года меня и Юдина вызвали к Сталину. Я затрудняюсь сказать, что это было: заседание Президиума ЦК с группой работников идеологического фронта или узкое совещание по идеологическим вопросам. Началось оно в 22 часа 05 минут, присутствовали все члены Президиума, секретари ЦК, некоторые заведующие отделами ЦК и идеологические работники.

Видимо, после 19 съезда партии Сталин мучительно думал над вопросом: как лучше организовать партийное руководство различными отраслями народного хозяйства, внешней политикой, военного строительства и т.д. Но больше всего его беспокоили вопросы духовной жизни общества. И он больше всего говорил на заседании о руководстве идеологической работой партии. По моим записям и записям П.Юдина, он говорил примерно следующее …».

Далее Шепилов приводит в своей книге сделанную им и Юдиным запись выступления Сталина, которое заканчивалось призывом создать идеологическую комиссию, в которую вошли бы, в частности, Шепилов, Чесноков, Румянцев, Юдин, Суслов. Шепилов продолжает:

«На этом совещание в 23 вечера закончилось. Вслед за этим состоялось назначение меня председателем Постоянной комиссии по идеологическим вопросам ЦК КПСС. В силу неисповедимости путей господних мне отвели на пятом этаже в ЦК кабинет, который после реконструкции этого здания, числился кабинетом Сталина. Но Сталин постоянно работал в Кремле, здесь не бывал. Теперь, видимо, считаясь с тем большим значением, которое Сталин придавал Идеологической комиссии, его пустовавший кабинет отдали комиссии».

Всё смешалось в голове у Шепилова: и правда, и кривда, Давайте их отделять. Для начала, в порядке его защиты, заметим, что у него были основания потерять голову. Не прошло и двух недель после того, как его избрали членом ЦК, и вдруг его назначают председателем Идеологической комиссии ЦК КПСС, в которую входят известные в стране люди. Плюс к этому – отдают пустующий в здании ЦК кабинет самого Сталина. Всё это типа того, как если бы летом 1945 года генерал-майору Шепилову сообщили о назначении его командующим войсками Московского военного округа. Сталин, разумеется, понимал несоответствие новой должности Шепилова его «партийному званию». Значит, на ближайшем Пленуме ЦК планировалось избрание Шепилова секретарём ЦК КПСС.

Выступление защиты закончилось, и теперь обвинение заявляет, что гражданин Шепилов преднамеренно свёл два разновремённых события в одно, и, тем самым, ввёл общественность в заблуждение. Прежде всего, откроем «Журнал регистрации» за 20 октября 1952 года. Согласно ему, раньше всех в 22:00 в сталинском кабинете появились Маленков и Хрущёв. Спустя 10 минут в 22:10 в кабинет вошли секретари ЦК: Аристов, Брежнев, Игнатов, Михайлов, Пегов, Пономаренко, Суслов. Одновременно с секретарями ЦК в кабинет вошли четверо приглашённых членов ЦК: Шепилов, Юдин, Румянцев, Чесноков, причём двое последних — заведующие отделами ЦК КПСС.

Поскольку Маленков, Хрущёв и Сталин – также секретари ЦК, значит, в кабинете вождя происходило заседание Секретариата ЦК в полном составе. Для большинства лиц, прибывших на заседание, пребывание в кабинете было недолгим (50 минут) и завершилось в 23:00. С высокой долей вероятности можно предположить, что Сталин довёл до присутствующих своё решение провести 27 октября 1952 года совещание в широком составе по актуальным идеологическим вопросам. В связи с этим, им были даны соответствующие организационные поручения. Планировалось выступление самого Сталина и некоторых секретарей ЦК.

В связи с тем, что Берия не являлся секретарём ЦК, то он на заседании не присутствовал. Тем не менее, его появление у Сталина было зафиксировано: вход в 23:30, выход в 23:30. Как такое может быть (одновременный вход и выход)? Вероятное предположение – ошибка технических работников секретариата Сталина. На самом деле, ошибки нет. Берия, не снимая пальто, зашёл в кабинет и тотчас из него вышел вместе со Сталиным, Маленковым и Хрущёвым, которые уже были одеты и ждали прихода Берии. Затем все четверо поехали ужинать на Ближнюю дачу.

Переходим теперь к событиям 27 октября 1952 года. «Журнал регистрации» имеет запись, что в 19:15 к Сталину зашли Берия и Маленков. Вышли они из кабинета вместе со Сталиным в 19:55. Значит, перед началом совещания по идеологии вождь советовался с наиболее доверенными лицами из своего окружения, после чего они все вместе отправились в тот кремлёвский зал, где уже собрались участники совещания.

Кремлёвский кабинет Сталина вмещал небольшое число посетителей, поэтому для более массовых мероприятий использовался более вместительный зал, находящийся недалеко от его кабинета. Почему «недалеко»? Потому что до него можно было дойти за 5 минут, как раз к началу совещания, намеченному на 20 часов.

Массовые мероприятия в Кремле начинались и заканчивались раньше обычного с таким расчётом, чтобы его участники могли разъехаться по домам, пользуясь услугами общественного транспорта. За руководителей высшего звена Сталину можно было не беспокоиться: за каждым из них был закреплён персональный автомобиль.

Во времена «хрущёвщины» все материалы совещания по идеологии от 27 октября 1952 года были уничтожены, а всякое упоминание о нем исчезло из хроники партийной жизни. Речь Сталина на этом совещании уже в наше время вошла в 18 том Собрания сочинений в качестве выступления вождя на Бюро Президиума ЦК, что является ошибкой, так как он выступал с речами только на массовых мероприятиях. В этом издании имеется указание о том, что запись выступления Сталина выполнили Д.Т.Шепилов и П.Ф.Юдин.

Для справки: шеф-редактор международного журнала «За прочный мир, за народную демократию академик Павел Фёдорович Юдин умер в 1968 году в возрасте 69 лет. Д.Т.Шепилов пережил Хрущёва с Брежневым и умер в 1995 году в возрасте 89 лет.

Книгу своих мемуаров Шепилов написал в брежневские времена, и потому мог не опасаться мести Хрущёва. Значит, у него была полная возможность оставить потомкам правдивые воспоминания о событиях минувших лет. Но для Шепилова партийная дисциплина выше истины. Исходя из этого, он состоявшееся 27.10.1952 совещание по идеологии «впихивает» в заседание Секретариата ЦК, состоявшееся 20.10.1952. Логика такая: раз партия решила, что совещания по идеологии 27 октября не было, значит, так тому и быть.

Остаётся нераскрытым ещё один вопрос: Зачем Сталин приглашал Шепилова на заседание Секретариата ЦК 20.10.1952? Думается, что ответ такой: скорее всего, к этому времени вождь уже принял решение о назначении Шепилова на высокую должность председателя Идеологической комиссии ЦК. Сталин предвидел, что у секретарей ЦК могут возникнуть недоумённые и завистливые вопросы типа: Кто такой этот Шепилов, мы его в глаза не видели? Ну вот, Сталин им Шепилова и показал. Урок практической психологии в исполнении Сталина.

До сих пор при анализе итогов работы 19 съезда партии почти ничего не было сказано о Булганине и Хрущёве. Теперь можно сказать, что радости съезд им не принёс. Начнём с того, что на самом съезде никто из них не был включён в сталинскую комиссию по переработке действующей программы партии. Между тем, в ней оказались такие члены старого Политбюро, как Берия, Каганович, Маленков и Молотов. Дальше – хуже. Хотя Булганин с Хрущёвым формально сохранили свои должности, но ноябрьские Постановления Бюро Президиума ЦК существенно ограничили их должностные полномочия.

Первый зампред Совмина СССР Булганин был освобождён от обязанностей члена Бюро Президиума и Президиума СМ СССР. Это означало практическую невозможность влиять на принятие решений по обсуждаемым вопросам в этих ключевых правительственных структурах. Ему теперь просто направлялись постановления и распоряжения Совмина СССР за подписью Сталина, которые надо было исполнять.

Сильный удар был нанесён по самолюбию Хрущёва, поскольку согласно Постановлению Бюро Президиума от 17.11.1952 его лишили права председательствовать на заседаниях Секретариата ЦК КПСС. Эта почётная обязанность была возложена на более молодых секретарей ЦК: Маленкова, Пегова, Суслова. Это ли не повод для Хрущёва возмущаться и негодовать?!

В череде послесъездовских событий не должны потеряться ещё два события по «Делу о сионистском заговоре в МГБ СССР». Во-первых, был освобождён из-под стражи и восстановлен на работе в МГБ Евгений Питовранов. Во-вторых, был освобождён от должности замминистра и уволен из МГБ Михаил Рюмин.

В сообществе историков и аналитиков существуют различные версии для раскрытия сути этих событий. Есть своя версия и у автора данной книги, которая базируется на причинно-следственной связи между двумя этими событиями ноября 1952 года. В нашем распоряжении имеются две базовые «событийные точки»: освобождение 2 ноября 1952 года из-под ареста Е.Питовранова и увольнение из МГБ М.Рюмина с 13 ноября того же года. Этого достаточно, чтобы приступить к реконструкции событий.

Пребывание под стражей давало пищу для размышлений, под влиянием которых Е.Питовранов написал однажды письмо Сталину. В нём автор не защищал и не оправдывал себя, а признавал допущенные ошибки. В письме содержались также дельные предложения по улучшению деятельности зарубежной разведслужбы, которая по вине Абакумова функционировала не надлежащим образом.

Для следователей МГБ СССР ничего необычного в поступке Питовранова не было: только самый ленивый из высокопоставленных арестантов не писал обращение к вождю. Но если загружать товарища Сталина всеми адресованными ему письмами, то где он возьмёт время для управления государством?! Поэтому письмо Питовранова вложили в его следственное «Дело», где оно благополучно пролежало несколько месяцев.

Во второй половине октября 1952 года начальник Следственной части по особо важным делам МГБ СССР М.Рюмин, озабоченный полным отсутствием прогресса по «Делу Питовранова», запросил у следователя отчёт и все материалы по этому «Делу». Так Рюмин ознакомился с содержанием письма подследственного товарищу Сталину. Хорошо всё обдумав и взвесив, сам Рюмин в конце октября 1952 года направляет Сталину рапорт, или служебную записку.

Следует предупредить, что в обороте исторических документов находятся фальшивые письма, якобы отправленные Рюминым вождю и начинавшиеся с обращения «Дорогой товарищ Сталин». Подобным образом к вождю обращались простые советские люди, и это было хорошо и общепринято. Однако люди в погонах такого обращения к Верховному главнокомандующему себе не позволяли. У полковника Рюмина не было оснований начинать обращение к Сталину со слова «Дорогой», поскольку его отношения со Сталиным никогда не выходили за рамки чисто служебных.

В своём рапорте Рюмин самокритично признавал, что частично и по его вине под арестом находится генерал-майор Питовранов. Следствие не могло установить какой-либо его вины. Более того, из его письма, адресованного товарищу Сталину, следует, что Питовранов, находясь на свободе, мог бы принести большую пользу государству. Далее Рюмин берёт на себя всю ответственность за факт многомесячного содержания под стражей невиновного человека и, по этой причине, не считает возможным продолжать дальнейшую службу в МГБ СССР. Закончил свой рапорт Рюмин просьбой освободить его от всех занимаемых должностей по собственному желанию.

Сталин ценил смелые, неординарные поступки, поэтому сообщения и выводы Рюмина легли на благодатную почву. Кроме того, на фоне Абакумова, за которым, выражаясь слегка изменёнными словами поэта, «тащился длинный хвост, длиннущий хвост его коротких связей», Питовранов выглядел честным, достойным офицером. Для Сталина стало очевидно, что Питовранов — невиновный человек, ставший жертвой интриг.

Дальнейшие события развивались молниеносно. 2 ноября 1952 года Питовранов стал свободным человеком после более чем годичного содержания в неволе. На следующий день, 3 ноября в кабинете Сталина состоялся «разбор полётов». На этот раз от руководства страны присутствовал один Маленков. С 18:30 до 20:15 у Сталина находилось руководство МГБ СССР: министр Игнатьев и его заместители Рясной, Гоглидзе, Рюмин. После необходимой вводной информации по «Делу Питовранова», Сталин даст оценку работы следствия. Хотя товарищ Рюмин лично это «Дело» не вёл, но он, как руководитель Следственной части, обязан был более ответственно контролировать деятельность подчинённых ему следователей. Тогда, в случае надлежащего контроля, Питовранов мог бы выйти на свободу значительно раньше. Вместе с тем, хорошо, что товарищ Рюмин сумел мужественно и чистосердечно признать свои ошибки, не дожидаясь, когда это сделают другие.

Однако, следствие имеет дело с уже арестованным человеком, подозреваемым в совершении какого-либо преступления. Почему, на основании чего оперативные службы МГБ СССР добились ареста невиновного человека, поставленного на ответственный участок государственной службы? Чем они руководствовались?

Генерал-лейтенант Рясной доложит Сталину, что лично он не отдавал распоряжение о проведении против Питовранова оперативных мероприятий и не испрашивал в прокуратуре санкцию на его арест. Причина: он в то время не работал в МГБ, так как служил в МВД СССР. Почти аналогичное заявление сделает и генерал-полковник Гоглидзе. Хотя он в МГБ служил, но в тот период времени с 3 января по 13 ноября 1951 года работал начальником ГУ охраны на железнодорожном и водном транспорте и к «Делу Питовранова» отношения не имел.

Поскольку Игнатьев стал министром Госбезопасности 9 августа 1951 года, а Питовранов был арестован 27 октября того же года, то вовлечённость министра в «Дело Питовранова» стала для Сталина очевидной.

13 ноября 1952 года на приёме у Сталина присутствуют: с 21:30 до 23:10 Булганин, Берия, Маленков, Хрущёв, а с 21:35 до 22:15 заместители министра Госбезопасности Гоглидзе, Огольцов, Рясной, а вместо Рюмина – Питовранов. Среди присутствующих было мало тех, кто ожидал, что вождь не просто освободит Питовранова из-под стражи, но и практически восстановит его прежние служебные обязанности. Что касается министра Игнатьева, то, зайдя в кабинет вместе с замами в 21:35, он выйдет один в 22:45. Можно предположить, что эти 30 минут, проведённые в беседе с пятью членами Бюро Президиума, радости ему не доставили. Разговор шёл о крупных недостатках в работе МГБ СССР. Сталина больше всего устраивал вариант, при котором министр, по примеру Рюмина, сам подаст в отставку.

Игнатьев обещал сделать это завтра, но на следующий день, 14 ноября его с сердечным приступом увезут в Кремлёвскую больницу. В СССР нельзя было уволить работника, официально находящегося в болезненном состоянии. Врио министра Госбезопасности станет С.А.Гоглидзе.

13 ноября 1852 года будет подписано Постановление Совмина СССР, пункт 1 которого гласил: «Снять т.Рюмина с поста начальника Следственной части по особо важным делам МГБ СССР и освободить от обязанностей заместителя Министра Государственной безопасности СССР с направлением его в распоряжение ЦК КПСС».

Подлинный текст документа мы уже не узнаем. В настоящих официальных документах по кадровым вопросам употребляют слово «должность», а не «пост». Последнее слово используют, чаще всего, священнослужители и верующие. Что значит «снять т.Рюмина с поста»? Может быть, разрешить ему вкушать скоромную пищу?!

Все эти события шли наперекор планам антисталинских заговорщиков. Увольнение Рюмина не отвечало долгосрочным интересам Булганина и Хрущёва. С одной стороны, благодаря Рюмину, Абакумов сидел в тюрьме. С другой стороны, он провалил задание следственным путём подвести Абакумова к расстрельной статье Уголовного кодекса. Что касается счастливого освобождения Питовранова по инициативе Рюмина, то Булганин расценивал это, как непозволительно дерзкую выходку со стороны последнего. Булганин ясно понимал, что обстоятельства ареста и затем освобождения Питовранова подрывают в глазах Сталина авторитет его и министра Игнатьева.

А теперь получалось, что бывший замминистра безнаказанно «сходил с крючка». Уволившись из МГБ без служебного и партийного взыскания, он мог начать свою жизнь с чистого листа. Такого Булганин с Хрущёвым простить Рюмину не могли.

По вполне понятным житейским соображениям, Рюмин вначале пытался устроиться на работу в силовые структуры, чтобы иметь хорошую доплату за звание полковника. Кроме МГБ, это было Военное министерство и МВД СССР. Но везде Рюмин получал вежливый отказ со ссылкой на отсутствие вакантных должностей. Иначе и не могло быть, если вспомнить, что куратором всех силовых структур был Булганин. Он и Хрущёв считали, что Рюмин должен быть примерно наказан за своё предательство их интересов, стать изгоем и работу получить не в Москве, где проживала семья, а где-нибудь в глухой провинции и за невысокую оплату.

В конце концов, Рюмин нашёл работу в гражданской организации: в Министерстве государственного контроля СССР, которое возглавлял Всеволод Меркулов – бывший руководитель НКГБ (МГБ) СССР до прихода туда Абакумова. Исходя из того, что Рюмин свою работу в центральном аппарате этого наркомата (министерства) начинал в 1946 году, логично предположить, что Меркулов знал его лично.

Поскольку в Госконтроле СССР могут работать только люди с безупречной репутацией, то его кадровики обращались с запросом в МГБ СССР. Оттуда подтвердили, что увольнение Рюмина не связано с компрометирующими обстоятельствами, и нет ограничений на его трудоустройство. В итоге, после 2,5-месячной безработицы со 2 февраля 1953 года Рюмин был зачислен на работу в должности старшего контролёра. Приняли во внимание, что в довоенное время он работал бухгалтером, старшим бухгалтером и начальником планово-финансового управления в ряде организаций. Сам В.Меркулов дорого заплатит за то, что трудоустроил Рюмина и нарушил, тем самым, мстительные планы заговорщиков. 23 декабря 1953 года его расстреляют вместе с другими «пособниками Берии».

Впрочем, главной проблемой заговорщиков был не Рюмин, а Игнатьев. Последнему отводилась никем не заменимая (дублёров не было) роль исполнителя убийства Сталина, хотя сам заболевший министр об этом ещё не знал. Хорошо, что внезапная болезнь спасла его от увольнения. В СССР при Сталине нельзя было уволить работника в состоянии временной нетрудоспособности по болезни. Так было прописано в Кодексе законов о труде. После смерти вождя страна стала жить не по советским законам, а по хрущёвским понятиям. Примером тому может служить судьба адмирала Н.Г.Кузнецова.

В декабре 1955 года в Севастопольской бухте произошла ужасная трагедия – при непонятных обстоятельствах взорвался и затонул линкор «Новороссийск». Хрущёв и министр обороны Жуков ответственным за трагедию назначили главнокомандующего Военно-морским флотом СССР адмирала Кузнецова. И это при том, что в момент трагедии последний официально находился в лечебном отпуске после перенесённого инфаркта и должностных обязанностей не исполнял. 17 февраля 1956 года Кузнецова, которому ещё не исполнилось 52 года, отправили в отставку с понижением в звании до вице-адмирала.

Приняли во внимание, что Кузнецов, будучи прекрасно эрудированным и образованным человеком, может найти себе высокооплачиваемую работу в высших учебных заведениях ВМФ. Поэтому в приказе на увольнение сделали приписку: «без права работать на флоте». С такой формулировкой кадровики не возьмут человека на преподавательскую работу даже в школе юнг. Вот это – по-хрущёвски.

В близком окружении Сталина отлично знали, что вождь отходчив, мстительность и злопамятность ему не присущи. Значит, через несколько недель он забудет своё состояние в первой половине ноября 1952 года, когда стоял вопрос об увольнении Игнатьева. Так и произошло. После выздоровления, с 27 января 1953 года Игнатьев, как ни в чём не бывало, снова приступит к исполнению министерских обязанностей.

Для организаторов заговора плохо было только то, что Сталин может лишить их высоких должностей ещё до выздоровления Игнатьева и тогда ничего уже нельзя будет изменить. Значит, на время болезни Игнатьева следует провести в стране такую акцию, которая всколыхнула бы всё общество и вызвала негативный резонанс за рубежом. В этом случае ход мыслей Сталина изменится, он переключится на другие темы, отложит в сторону реформистские планы и быстрых кадровых решений принимать не станет.

Так стало вызревать и готовиться к практической реализации знаменитое «Дело врачей-вредителей», или «Дело врачей-убийц».

1.8. «Дело врачей-вредителей» и роль Сталина

По теме «Дело врачей» опубликовано немало работ различных авторов. Большинство из них представляет это «Дело», как некую антисемитскую акцию с весьма туманными целями его организаторов и исполнителей.

Известно, что почти сразу после смерти Сталина новый руководитель МВД СССР Л.П.Берия обеспечил на уровне правительства и ЦК КПСС закрытие «Дела врачей» и освобождение всех арестованных. Такое развитие событий сделало доминирующей версию о том, что лично Сталин инициировал «Дело врачей», контролировал его продвижение, но не довёл до конца в связи со смертью.

В данной книге будет показано, что «Дело врачей-вредителей» — это не самостоятельная общественно-политическая акция Сталина, а составная часть более обширного плана антисталинских заговорщиков. Что касается бросающейся в глаза антисемитской направленности данной компании, то это – камуфляж, призванный замаскировать истинные цели и планы убийц Сталина.

После окончания 19 съезда партии и Булганин, и Хрущёв пришли к выводу, что Сталин может в любой момент лишить их высоких должностей и перевести до пенсии на какую-нибудь низовую работу. Исходя из этого, заговорщики решили действовать на опережение. По их плану Сталин должен быть отравлен на Ближней даче. Чтобы действие яда приобрело устойчиво-необратимый характер, следует провести такие мероприятия, после которых вождь будет находиться в беспомощном состоянии часть субботы, всё воскресенье и часть утра понедельника.

Когда Сталина обнаружат утром в понедельник, следует всеми возможными путями воспрепятствовать его перемещению в Москву, в Кремлёвскую больницу. Сталин должен оставаться на Ближней даче несколько дней до самой смерти от «естественных» причин. Те врачи, которые будут находиться у постели больного, не должны ничего знать о предшествующем состоянии его здоровья и ранее перенесённых заболеваниях. Только в этом случае можно направить лечение по ложному пути и гарантировать смерть руководителя Советского государства.

Имена тех, кто мог помешать в реализации их тщательно продуманных планов, были хорошо известны заговорщикам. Во-первых, это – Егоров Пётр Иванович, ведущий врач Сталина, с 1947 года занимал должность начальника Лечебно-санаторного управления Кремля. Работники этого управления специализировались на медобслуживании руководителей СССР. Прежде чем занять высокий и ответственный пост начальника Лечсанупра Кремля, Егоров хорошо проявил себя во время ВОВ в должности главного терапевта некоторых фронтов. Получил боевые награды: два ордена Красного Знамени и три ордена Красной Звезды. Так что свою высокую должность в системе Минздрава СССР генерал-майор медицинской службы П.И.Егоров занимал по праву.

Во-вторых, это – Виноградов Владимир Никитич, основной профессор-консультант Сталина, академик АМН СССР. Во время войны заведовал кафедрами некоторых медицинских институтов в Москве. С 1943 года – главный врач Лечсанупра Кремля.

В-третьих, это – министр Здравоохранения СССР Смирнов Ефим Иванович, доктор медицинских наук, профессор, академик АМН СССР. К министерской работе приступил в феврале 1947 года. До этого занимал должность начальника Военно-медицинского управления Вооружённых сил СССР. В наградном списке Е.И.Смирнова кроме орденов Ленина, Красного Знамени и других наград есть и полководческий орден Кутузова 1-й степени. Так Сталин отмечал достижения тех лиц небоевых профессий, чьи заслуги были сопоставимы с боевой деятельностью командующего армией или фронтом. Сталин поддерживал с министром Смирновым тёплые личные отношения. Известно, что во время отдыха вождя в Сочи, Смирнов некоторое время находился рядом с ним.

Для удаления таких лиц из близкого окружения Сталина, требовалось проявить верх изобретательности и мастерства. Давайте вспомним, как всё начиналось и продолжалось. В антисталинском докладе Хрущёва на ХХ съезде КПСС (февраль 1956 г.) есть такая фраза: «Следует также напомнить о «Деле врачей-вредителей». Собственно, никакого дела не было, кроме заявления врача Тимашук, которая, может быть, под влиянием кого-нибудь или по указанию (ведь она была негласным сотрудником органов безопасности) написала Сталину письмо, в котором заявила, что врачи, якобы, применяют неправильные методы лечения».

Странно выражается Хрущёв. Если «никакого дела не было», то при чём здесь доктор Тимашук со своим письмом к Сталину?! Следует разбираться. 28 августа 1948 года заведующая Кабинетом электрокардиографии Центральной клинической больницы Лечсанупра Кремля Л.Ф.Тимашук была разбужена рано утром, чтобы по приказу своего начальника П.И.Егорова срочно снять ЭКГ у больного А.А.Жданова. Последний находился в это время на лечении в правительственном санатории в Валдае.

Дело представлялось срочным и важным, поэтому в самолёте на Валдай вместе с Тимашук и Егоровым летели ещё главный терапевт Лечсанупра академик Виноградов и профессор-консультант Василенко. В середине дня 28 августа Тимашук сняла ЭКГ у Жданова и диагностировала инфаркт миокарда левого желудочка.

Такое заключение врача Тимашук вызвало шок у прибывших вместе с ней медицинских светил и лечащего врача Жданова доктора Майорова. Дело в том, что перенесённый Ждановым на Валдае 23 июля сердечный приступ не был диагностирован, как инфаркт, и больному с середины августа разрешили вставать с постели, гулять по парку, посещать кинотеатр и т.п. Это произошло после того, как врач-кардиолог Карпай, по снятой ей ЭКГ, признаков инфаркта не обнаружила. Последняя сделанная ей кардиограмма относилась к 7 августа, после чего она ушла в отпуск.

Получается, что инфаркт у Жданова просмотрели, но признавать это никто не собирался. Более того, все единым фронтом выступили против Тимашук, настаивая на том, что никакого инфаркта у Жданова не было, и ей следует изменить своё заключение. Значит, режим лечения Жданову никто изменять не собирался, а при таком режиме больной мог умереть в любую минуту. Что оставалось делать Тимашук: махнуть на всё рукой, или попытаться спасти больного? Она выбрала второе.

Через прикреплённого к Жданову майора МГБ Белова А.М. она направила письмо начальнику Госохраны генералу Власику с просьбой немедленно вмешаться. Власик утверждал позднее, что письмо Тимашук он незамедлительно передал своему начальнику – министру Госбезопасности Абакумову. Между тем, никакой реакции на письмо не последовало, и А.А.Жданов умер 31 августа 1948 года.

Теперь Егорову и Виноградову – фактическим руководителям Лечсанупра Кремля ничего не оставалось, как включить все свои связи в медицинских и административных кругах, чтобы дискредитировать обращение Тимашук в МГБ и доказать, что Жданов умер не от инфаркта. В итоге, начальство никак не пострадало (пока!), а упрямая Лидия Тимашук потеряла свою должность в ЦКБ после перевода в какой-то филиал.

О таком развитии событий Тимашук написала своё второе письмо от 15 сентября 1948 года, которое адресовала на этот раз не «в органы», а человеку, который по должности курирует МГБ СССР, а именно, секретарю ЦК ВКП(б) А.А.Кузнецову. Но и на этот раз почти ничего не изменилось. Видимо, у руководителей Лечсанупра Кремля были мощные покровители, раз дело о смерти Жданова отправили в архив. Больше врач Тимашук, как говорят в народе, «не возникала» и своим письмом товарища Сталина никогда не беспокоила вопреки утверждению Хрущёва.

Ещё в то время, когда Булганин искал всяческий компромат на Абакумова, а работники секретариата МГБ ему в этом активно помогали, в его руки попало незавершённое архивное «Дело» 1948 года, которое его очень заинтересовало. Из материалов «Дела» следовало, что, возможно, А.А.Жданов умер в конце августа 1948 года вследствие вредительской деятельности некоторых медицинских работников. В папке находилось письмо врача Тимашук, которая утверждала, что Жданов перенёс инсульт и может умереть, если немедленно не изменить условия его лечения. По факту ничего в этом направлении сделано не было, но имела место попытка руководителей Лечсанупра замести следы и избежать ответственности.

К этому моменту у Булганина уже имелся убийственный компромат на Абакумова, гарантированно ведущий к отставке и аресту неугодного министра, поэтому куратор МГБ предпочёл немного попридержать архивное «Дело» до более подходящих времён. Такое время наступило 16 июля 1951 года, когда была арестована врач-кардиолог С.Е.Карпай. Арест этот теперь можно было представить в качестве ответной реакции МГБ и его куратора на Постановление ЦК от 11 июля 1951 года «О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности СССР».

На начальном этапе следствия Карпай было предъявлено обвинение в халатности, повлекшей смерть А.А.Жданова. Свою защиту Карпай строила на утверждении, что речь может идти только о непреднамеренной врачебной ошибке. Такой же линии защиты она придерживалась и в 1952 году, хотя к этому времени обвинение свою позицию ужесточило. Свидетельством тому служит Служебная записка министра Игнатьева Сталину «О следственном деле С.Е.Карпай» от 2 апреля 1952 года. Записка эта приводится исследователем Г.В.Костырченко на сайте lechaim.ru, где обнародуются некоторые рассекреченные документы по «Делу врачей».

Записка Игнатьева проходит на сайте, как «Документ № 6». Вот фрагмент текста:
«Следственное дело на Карпай Софью Ефимовну, бывшего врача Центральной поликлиники Министерства здравоохранения, 1903 года рождения, еврейку, бывшего члена ВКП(б).

Обвиняется в проведении террористической деятельности. С 1930 года поддерживала связь с особо опасным государственным преступником Этингером Я.Г., знала об отдельных его вражеских проявлениях. Проведённой по делу медицинской экспертизой установлено, что Карпай были неправильно расшифрованы электрокардиограммы А.А.Жданова, и у него не был обнаружен инфаркт миокарда, в результате чего режим лечения А.А.Жданова был нарушен. Установлено также, что в 1941 году Карпай, являясь лечащим врачом М.И.Калинина, выписала ему увеличенную в 10 раз, по сравнению с положенной, дозу стрихнина, которая не была введена больному лишь благодаря вмешательству работников аптеки.

Карпай, отрицая наличия в её действиях террористического умысла, заявляет, что рецепт с увеличенной дозой стрихнина она выписала М.И.Калинину по ошибке, а выводы медицинской экспертизы по электрокардиограмме А.А.Жданова считает неправильными».

Арест Карпай и следствие по её «Делу» — это, по сути и по смыслу, продолжение «Дела о сионистском заговоре в МГБ СССР». Старт же самого «Дела врачей-вредителей» следует связать с арестом в конце октября 1952 года основного консультанта Сталина по медицинским вопросам академика В.Н.Виноградова. Его арест – это начало реализации упреждающего плана Булганина-Хрущёва относительно Сталина. Точнее, той части плана, которая предусматривала лишение вождя квалифицированной медпомощи.

Следует понимать, что самому аресту и первому допросу у следователя предшествует этап предварительной оперативной разработки, во время которой чекисты из Управления генерала Рясного «ведут» подозреваемого. На этом этапе выявляют контакты последнего, круг его общения, люстрируют почту и т.п. Все добытые оперативные материалы затем передаются следователю.

Работу следствия по выяснению причин смерти А.А.Жданова существенно облегчало заключение проведённой медицинской экспертизы. Для этого копии ЭКГ из Истории болезни и Амбулаторной карты Жданова были без упоминания имени больного направлены для расшифровки специалистам (учёным и практикам). Вывод оказался однозначным: у больного несомненно случился инфаркт миокарда. Теперь следователи добивались у арестованного Виноградова лишь правдивого ответа на вопрос: Являлось ли поведение руководителей и работников Лечсанупра всего лишь преступной халатностью, или злонамеренным вредительством группы лиц по предварительному сговору?

Следователи МГБ, как правило, хорошо знали психологию и особенности поведения своих подследственных. Обычно, последние на первом допросе выражают недоумение или возмущение по поводу того, что их — уважаемых в обществе и преданных Советской власти лиц, могли заподозрить в каких-то преступлениях или поступках, наносящих вред этой самой власти. На это следователь зачитывал показания и приводил на очную ставку других лиц, которые свидетельствовали, что тогда-то и тогда-то данный обвиняемый в кругу таких-то и таких-то коллег обругивал Советскую власть и восхищался постановкой научной деятельности и её результатами на Западе.

После того, как спадала маска радетеля за Советскую власть, обвиняемый испытывал шок, поскольку намеченная им линия защиты терпела крах, а другой линии защиты он придумать ещё не успел или не смог. Вот и приходилось шаг за шагом приоткрывать то, что считалось надёжно спрятанным.

Так академик Виноградов, признавая имевшее место халатность и сговор заинтересованных лиц, отвергает злой умысел и террористические намерения. Об этом можно судить по содержанию «Документа №7» из статьи Г.В.Костырченко. Это – протокол допроса следователем В.Н.Виноградова от 18 ноября 1952 года. Сам документ довольно обширный, поэтому ограничимся лишь некоторыми заявлениями академика:

«Я признаю, что по моей вине жизнь А.А.Жданова была сокращена. При лечении я допустил ошибку в диагностике, приведшей к тяжким последствиям, а затем к его смерти. Злого умысла в моих действиях не было».

«До направления А.А.Жданова в Валдай, я и имевшие отношение к его лечению Егоров и Майоров, не обеспечили за больным нужного ухода, хотя они, так же как и я, видели, что болезнь прогрессировала. Перед отъездом А.А.Жданова из Москвы в Валдай в июле 1948 года мы не произвели всестороннего врачебного обследования больного, которое позволило бы ещё тогда более точно определить характер его заболевания и назначить нужное лечение. В период нахождения А.А.Жданова в Валдае мною, Егоровым, Майоровым совместно с Василенко также не соблюдались элементарные медицинские правила, больной не подвергался надлежащим обследованиям, несмотря на то, что в Валдае имелись все возможности произвести лабораторное, электрокардиологическое и рентгеновское исследования».

«Я, Егоров, Василенко и Майоров 28 августа 1948 года, накануне второго сердечного приступа, случившегося у больного А.А.Жданова, в ответ на заявление Тимашук, что лечение А.А.Жданова ведётся неправильно, коллективно обвинили её в невежестве и снова отвергли диагноз инфаркта миокарда. Тогда же мы настояли на том, чтобы Тимашук не писала об инфаркте в заключении по электрокардиограмме. После смерти А.А.Жданова мы 6 сентября 1948 года устроили специальное совещание, на котором, опираясь на данные вскрытия тела А.А.Жданова, сделали всё, чтобы дискредитировать Тимашук и доказать, что она была не права».

«31 августа 1948 года, стремясь выбить из рук врача Тимашук её основной козырь – электрокардиологические данные, я провёл заочный консилиум с участием профессоров Зеленина, Этингера и Незлина, которые дали нужное мне заключение».

«При наличии у больного А.С.Щербакова тяжёлого заболевания – обширного инфаркта миокарда, осложнённого аневризмой сердца, я и привлекавшиеся к его лечению Этингер и Ланг были обязаны создать для него длительный постельный режим. Мы же этот режим до конца не выдержали: в последний период жизни А.С.Щербакова мы разрешили ему излишние движения, которые пагубно отразились на здоровье больного. Особенно на этом настаивал Ланг, который как-то даже заявил больному А.С.Щербакову: «Если бы вы были у меня в клинике, я бы вас уже выписал». Это создало у больного А.С.Щербакова ложное впечатление о том, что он может разрешить себе большую нагрузку, чем позволяло состояние его здоровья».

«Хозяев у меня не было. Умышленно ни А.А.Жданова, ни А.С.Щербакова я не убивал. На это не влияло даже то, что у меня, как я показывал, были антисоветские настроения и связи с враждебными советской власти лицами».

«В период учёбы в Московском университете я примыкал к эсерам, принимал участие в их собраниях и разделял их политическую программу. Связи с эсерами, однокурсниками по университету Долбней (умер в 1947 году) и Тарасенковым (умер) сделали меня убеждённым сторонником буржуазно-демократического строя. Не прошло для меня бесследно и моё долголетнее участие в так называемом Пироговском обществе врачей, где я всецело поддерживал реакционную линию, проводившуюся кадетско-эсеровским большинством этой организации. В общем, связь с эсерами и участие в Пироговском обществе врачей подготовили меня таким образом, что Октябрьскую революцию я встретил враждебно. В первый период установления советской власти я был против конфискации помещичьих земель, считая, что их надо сохранить, как «очаг культурного земледелия». Позже я враждебно отнёсся к политике индустриализации страны, полагая, что такая аграрная страна, как Россия, не может выдержать столь высоких темпов. В силу своих эсеровских взглядов я был против ликвидации кулачества и коллективизации сельского хозяйства».

«С Этингером меня сближало общее недовольство внешней политикой Советского Союза. Как Этингер, так и я считали, что советское правительство занимает по отношению к США и Англии неправильную позицию: вместо сближения с ними и налаживания торговли создаёт конфликты, мешающие развитию научных и иных связей. Я и Этингер стояли на той точке зрения, что наука, в частности, медицина, на Западе развита более высоко, нежели в СССР. Должен сказать, что эти вражеские настроения возникли у меня в известной мере под влиянием Этингера, который, как это было известно среди учёных Москвы, являлся ярым приверженцем США».

«Я не отрицаю, что мои антисоветские убеждения, связь с Этингером и другими враждебными советской власти лицами, которых я уже назвал, сказывались на моём отношении к лечению руководителей партии и советского правительства. Я не проявлял заботы об их здоровье, и меня этот вопрос не волновал. Я жил своим миром и своими интересами: коллекционировал ценные картины, скупал бриллианты, имел страсть к деньгам».

Виноградов и люди его круга были правы в том, зарубежных хозяев у них не было, и деньги от них они не получали. Поскольку при обыске у Виноградова были обнаружены значительные валютные накопления (доллары США и британские фунты стерлингов), то следователи пытались добиться его признания в преступной работе на западные центры. На самом деле, всё объясняется довольно просто. Виноградов и знакомая ему профессура, используя неограниченные возможности совместительства, зарабатывали хорошие рублёвые средства. Но в этой среде культивировалась уверенность в том, что Советский Союз долго не продержится в противостоянии с более могучим коллективным Западом, поэтому рублёвые накопления всеми путями конвертировались ими в более надёжные активы. Отсюда – страсть к накопительству валюты, золота, бриллиантов, произведений искусства. Отсюда же и полное равнодушие к результатам лечения их высокопоставленных пациентов, нежелание предпринять что-либо, способствующее их выздоровлению. Работали по принципу: «помер Максим, ну и хрен с ним».

На основании всего вышеизложенного, допустимо сделать вывод о том, что некоторые руководители и специалисты Лечсанупра Кремля не любили своих именитых пациентов. Возможно, исходя из убеждения, что любить их было не за что. И всё бы хорошо, но тут совсем некстати «встряла» врач Л.Тимашук со своей принципиальностью и личной заинтересованностью в судьбе А.А.Жданова. В итоге, у следователей МГБ появилась возможность трактовать лечебное равнодушие, как умышленное действие, направленное на постепенное умерщвление пациента. Плюс к этому – преступный сговор по сокрытию следов преступления.

Во всей этой истории со смертью А.А.Жданова некоторого сочувствия заслуживает, пожалуй, только П.И.Егоров. Последний, видимо, чувствовал, что со Ждановым что-то идёт не так, раз организовал срочный вылет бригады медиков в Валдай вместе с многоопытным специалистом своего дела – врачом Тимашук. Она и диагностирует перенесённый больным инфаркт и требует немедленно изменить режим лечения Жданова. Но принять сторону Тимашук, означает признать ошибку и вину врача-кардиолога С.Карпай, которую с давних пор опекал и поддерживал академик Виноградов. Такое признание ударяло также по авторитету самого академика, а также медконсультанта Жданова профессора Василенко. Короче говоря, Егоров сделал свой известный нам выбор, за что и поплатился.

Итак, «Дела врачей» в общепринятом смысле сначала не существовало, а было попавшее в руки Булганина незавершённое «Дело о смерти А.А.Жданова». И запустил его, сам того не подозревая, начальник Лечсанупра Кремля Егоров своим приказом врачу Тимашук срочно вылетать в Валдай. Не будь в самолёте Тимашук, Жданов умер бы «сам по себе», тихо и мирно. Что касается Л.Тимашук, то она честно исполнила свой профессиональный и гражданский долг, и поступила, как настоящий советский человек, который даже во вред себе выступает на стороне правды и справедливости.

В отличие от равнодушных (или преступно равнодушных) титулованных медиков, Тимашук знала, кто такой А.А.Жданов и каковы его заслуги перед страной. В огромной степени благодаря ему – первому секретарю Ленинградского горкома и обкома партии, жители города и войска Ленинградского фронта выдержали все трудности блокады, выстояли, но не сдали город немцам и финнам. В противном случае, с захватом города и разгромом Балтийского флота коренным образом и в катастрофически худшую сторону изменилась бы как обстановка на фронтах ВОВ, так и геополитическая обстановка в мире. Недаром Сталин наградил генерал-полковника Жданова полководческими орденами Суворова и Кутузова 1-й степени.

В среде историков существуют противоречивые мнения относительно такого события, как вскрытие тела Жданова. Ю.Мухин об этом пишет так: «31 августа 1948 г. Жданову делают вскрытие. Странно уже то, что для вскрытия было бы разумно перевезти тело Жданова в Москву, в специализированную операционную, но вместо этого патологоанатом Фёдоров приезжает в санаторий на Валдай и делает это вскрытие в полутёмной ванной комнате. При вскрытии тела члена Политбюро обязан быть и представитель Политбюро, которому патологоанатом обязан объяснить причину смерти. Таким представителем на Валдай вылетел секретарь ЦК А.А.Кузнецов. Мало того, хотя их никто не звал, но вместе с Кузнецовым на вскрытии присутствовали Вознесенский и Попков».

Е.Прудникова в Главе 10 своей книги выражает следующие мысли: «В хронике 31 августа есть один неясный момент. Известно, на вскрытии присутствовали Кузнецов, Попков, Вознесенский. До сих пор предполагалось, что они прилетели вместе с Егоровым. Но в книге Брента и Наумова я наткнулась на упоминание, которое всё меняет. Оказывается, Вознесенский приехал на Валдай, когда Жданов был ещё жив».

Существует возможность несколько прояснить обсуждаемый вопрос. Прежде всего, следует указать на следующее. Поскольку Н.А.Вознесенский, являясь членом Политбюро ЦК, занимал более высокое положение в руководстве страны, то ему не требовалось получать разрешение или приглашение от секретаря ЦК А.А.Кузнецова, чтобы находиться в Валдае, или в каком-либо другом населённом пункте.

Из записей в «Журнале регистрации» следует, что в августе 1948 года Вознесенский вместе с другими членами Политбюро регулярно присутствовал на приёмах у Сталина, в том числе и 30 августа с 22:00 до 23:00. Однако 31 августа его на приёме у Сталина не было. Значит, ему поручили навестить больного Жданова и затем проинформировать других членов Политбюро о его состоянии и самочувствии.

По существующим сведениям нельзя однозначно судить о том, был ли Жданов ещё жив к моменту прибытия в Валдай Вознесенского. Точно известно лишь то, что смерть А.А.Жданова наступила в 15 часов 55 минут. Секретарь ЦК партии А.А.Кузнецов 31 августа 1948 года находился в кабинете Сталина с 17:45 до 20:00, и быть одновременно в Валдае никак не мог. К этому времени руководство страны уже знало о смерти Жданова, и куратор правоохранительных органов Кузнецов был вызван к вождю для решения вопросов, связанных с похоронами Жданова. Что касается обстоятельств вскрытия тела покойного, то из признаний арестованного академика Виноградова следует, что было сделано всё, чтобы получить желаемое заключение по результатам вскрытия. Поэтому вскрытие проводилось спешно и без лишних свидетелей.

Гроб с телом А.А.Жданова был доставлен вечером 1 сентября в Москву на Белорусский вокзал. Вечером того же дня в кабинете Сталина в 22:00 собрались: Молотов, Берия, Маленков, Микоян, Вознесенский, Каганович. В повестке дня было увековечение памяти А.А.Жданова. Вышли все вместе в 23:00.

Советские люди, в своём большинстве, знали, кто такой А.А.Жданов и каковы его заслуги перед страной и обществом. Считается, что по количеству людей, прибывших по своей инициативе на прощание с покойным, по масштабу траурных мероприятий, похороны Жданова уступали лишь похоронам таких исторических деятелей, как Ленин, Сталин и Брежнев. Похоронили Андрея Александровича Жданова 2 сентября 1948 года на Красной площади, у Кремлёвской стены.

В недобропамятные времена глумления над символами Советской цивилизации появлялись статьи и заметки, «разоблачающие» Жданова. Дескать, во время блокады, в отличие от всех ленинградцев, жил он, ни в чём себе не отказывая. Будто бы самолётом ему доставлялись с Большой земли фрукты и любимые кексы. В эту гнусную ложь поверили не все, но память она всё-таки зацепила. В процессе работы над данной книгой я уже располагал воспоминаниями свидетеля тех дней и событий. Считаю своим долгом ознакомить читателей с его показаниями.

Андрей Матвеевич Андреев книгу своих мемуаров озаглавил «От первого мгновения – до последнего». В начале ВОВ он – начальник 5-го пограничного отряда Ленинградского пограничного округа. Термин «пограничный отряд» может ввести в ложное представление о его численности. На самом деле, погранотряд включал в себя множество погранзастав и пограничных комендатур. В частности, 5-ый Сестрорецкий погранотряд выполнял задачи по охране госграницы на всём Карельском перешейке (севернее Ленинграда на границе с Финляндией).

Во второй главе своей книги Андреев рассказывает, как в сентябре 41-го ему поступило распоряжение прибыть из Сестрорецка в Ленинград, в Смольный. Здесь комфронтом маршал Ворошилов и член Военсовета фронта Жданов объявили, что полковник Андреев назначается командиром 43-й дивизии, входящей в состав 23-й армии. Новому комдиву была поставлена соответствующая задача. Далее А.М.Андреев продолжает:

«Задача ясна. Мне оставалось только поблагодарить за высокое доверие. Жданов и Ворошилов по очереди крепко обняли меня, пожелали боевых удач. От столь неожиданного внимания, я совсем было растерялся и растрогался, не знал, что больше сказать. Но здесь меня выручил Андрей Александрович. Взглянув на часы, он вдруг проговорил:
— Уже за полночь, Клемент Ефремович. Пора нам поужинать, да и Андрей Матвеевич подкрепиться с нами перед дорогой. Подождите минутку…
Он прошёл в свой кабинет и вернулся с небольшим мешочком, затянутым тесьмой. Точно такой мешочек я увидел и в руках Ворошилова. «Что они в них хранят?» — меня разбирало любопытство.

В столовой всё выяснилось. В Ленинграде на все продукты питания была введена жёсткая карточная система. В чёрных мешочках Жданов и Ворошилов хранили выданные им на несколько дней вперёд хлеб и галеты. После весьма скромного ужина Андрей Александрович открыл свой мешочек и положил туда оставшийся на тарелке кусочек хлеба, а затем достал пачку галет и протянул мне.

— Вам на дорогу, Андрей Матвеевич, — сказал он с такой доброй улыбкой, что у меня и слов не нашлось, чтобы отказаться от неожиданного подарка.
— Ведь на довольствие вы не сразу станете…».

Профессиональный пограничник А.М.Андреев воевал хорошо. К окончанию войны стал генерал-лейтенантом, командиром стрелкового корпуса, Героем Советского Союза.

Итак, после ареста академика Виноградова были также арестованы все, причастные к лечению Жданова. Теперь из названных выше трёх лиц, имевших прямое отношение к медобслуживанию Сталина, на свободе оставался только министр здравоохранения СССР Е.И.Смирнов, но Булганин нашёл способ нейтрализовать и его. Он докладывал вождю, что министр Смирнов покрывает «своих», мешает работе следствия. Сталин сказал: «Готовьте Постановление ЦК».

4 декабря 1952 года вышло Постановление ЦК КПСС «О вредительстве в лечебном деле». В постановляющей части этого документа было записано:

1. Обязать ММГБ СССР :
а) До конца вскрыть террористическую деятельность группы врачей, орудовавшей в Лечсанупре, её связь с американо-английской разведкой;
б) в ходе следствия выявить, каким путём и какими средствами следует парализовать и исправить вредительские действия в Лечсанупре и в лечении больных.
2. За неудовлетворительное руководство и политическую беспечность снять т.Смирнова Е.И. с поста министра здравоохранения СССР. Дело о т.Смирнове передать на рассмотрение Комитета Партийного Контроля при ЦК КПСС.
3. Поручить Бюро Президиума ЦК КПСС:
а) подобрать и назначить министра здравоохранения СССР;
б) выработать меры по выправлению положения дел в Лечсанупре Кремля».

В отличие от беспартийного Виноградова, подвергнуть аресту члена ЦК КПСС, депутата, человека, который почти только что, 3 ноября 1952 года получил свой четвёртый орден Ленина, было непросто. Да это и не требовалось. Заговорщикам было важно отстранить министра от должности, и тогда в «день Х» никому не придёт в голову привлекать Смирнова для получения его разрешения, согласия или совета.

В некоторых публикациях можно встретить утверждения, что отставной министр Смирнов пребывал-де в страхе и постоянной готовности быть арестованным в любой момент времени. На самом деле, мера вины и мера ответственности уже были определены ему Постановлением ЦК КПСС от 4.12.1952, а без решения директивных партийных органов никто в МГБ СССР и Прокуратуре СССР не осмелился бы нарушить покой экс-министра.

На должность министра здравоохранения СССР Булганин предложит Сталину кандидатуру А.Ф.Третьякова. Последний, по мысли Булганина, имел то преимущество, что с 1948 года работал директором Центрального НИИ Минздрава СССР и с врачебным сообществом связей не имел. Новый министр был типичным партийным администратором от медицины, ставшим кандидатом медицинских наук лишь в 1958 году. Его профессиональная несостоятельность вскоре стала очевидна для всех, и менее чем 1,5 года работы его сменила М.Д.Ковригина – доктор медицинских наук, профессор, министр здравоохранения РСФСР.

После того, как были арестованы и нейтрализованы высокопоставленные лица, имевшие отношение к медицинскому обслуживанию Сталина, наступил второй акт драмы под названием «Дело врачей-вредителей». Теперь русские доктора отошли на второй план, поскольку следователям МГБ при всём их служебном рвении не удалось доказать их связь с заграницей. Между тем, Постановление ЦК от 4.12.1952, в составлении которого активное участие принимал и Булганин, недвусмысленно требовало «до конца вскрыть террористическую деятельность группы врачей, орудовавшей в Лечсанупре, её связь с американо-английской разведкой».

Что оставалось в этих условиях делать Булганину и компании? Ответ известен: назначить на роли злодеев врачей-евреев, действительно имевших родственные и иные зарубежные связи. Вот цитата из статьи в газете «Правда» от 13 января 1953 года: «Большинство участников террористической группы – Вовси, Б.Коган, Фельдман, Гринштейн и другие – были куплены американской разведкой. Они были завербованы филиалом американской разведки – международной организацией «Джойнт». Грязное лицо этой шпионской сионистской организации, прикрывающей свою подлую деятельность под маской благотворительности, полностью разоблачено».

На заключительной стадии «Дела врачей-вредителей» фамилии знаковых русских докторов и медруководителей стали незаметными и трудноразличимыми в потоке врачей с еврейскими фамилиями. И кто теперь догадается, что вся эта как бы антисемитская компания затевалась её организаторами только для того, чтобы убрать из сталинского окружения трёх видных деятелей медицины и здравоохранения?!

Переходим теперь к выявлению роли Сталина в «Деле врачей-вредителей». Итак, 13 января в главной партийной газете «Правда» была опубликована анонимная статья под заголовком «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей». Историк А.Авторханов утверждает, что «по специфическим особенностям языка и стиля, по манере аргументации ясно, что автор её сам Сталин». Приняв эту аксиому, Авторханов затем отводит душу, почём зря обругивая Сталина за антисемитизм.

На самом деле, по содержанию и заголовку эта злобно-ругательная статья являет собой образчик худших творений советского агитпропа, поставляемых в газетные редакции идеологами из ЦК КПСС. Понятно, что Авторханов – ярый антисоветчик и ненавистник Сталина, мыслить иначе был просто не в состоянии. Удивительно то, что историк С.Кремлёв для подтверждения своей авторской концепции, также отчасти встал на позицию Авторханова в вопросе авторства статьи. По мысли С,Кремлёва, Сталин не составлял статью от начала до конца, но приложил к ней руку в виде наиболее значимых правок и добавлений. Эти как бы сталинские строки, историк одному ему известным способом сумел как-то отселектировать, чтобы затем цитировать в своём исследовании.

Получается, что необходимы серьёзные свидетельства и доказательства для постижения истины. А кто был главным редактором «Правды» в то время? Правильно, Д.Шепилов, оставивший после себя книгу воспоминаний под названием «Непримкнувший». Вот пусть он нам всё и расскажет. Разумеется, следует принять во внимание, что он несколько лет был близким помощником и идейным последователем Хрущёва в процессе десталинизации общественного сознания, но всё-таки до высот хрущёвской лжи Шепилов не всегда дотягивает. И это радует.

Хотя «Дело врачей-вредителей» стало разворачиваться в полную силу только с середины января 1953 года, однако свои воспоминания по интересующей нас теме Шепилов начинает с 16 октября 1952 года. Тогда после окончания 19 съезда КПСС в Свердловском зале Кремля собрались члены и кандидаты в члены ЦК КПСС, чтобы избрать руководящие партийные органы – Президиум и Секретариат ЦК КПСС.

Согласно Шепилову события развивались так: «Шёл Пленум ЦК. Сталин сурово критиковал работу органов Государственной безопасности. С занимаемых постов были сняты В.С.Абакумов и его сообщники». Враньё начинается. Во-первых, Абакумов был освобождён от должности министра Госбезопасности 11 июля 1951 года, вскоре арестован и уже больше года ожидал своей участи в Лефортовской тюрьме. Во-вторых, с 9 августа 1951 года руководителем МГБ СССР стал С.Д.Игнатьев. Значит, Сталин должен был адресовать свою «суровую критику» именно последнему, но Шепилов – сам член ЦК делает вид, что ему неизвестна фамилия действующего министра Госбезопасности.

Д.Шепилов продолжает: «… органы госбезопасности, вслед за «Ленинградским делом», начали по хорошо разработанному сценарию развёртывать акт за актом «Дело врачей». Позже, 13 января 1953 года суть этого «дела» была изложена в газетах и официальном сообщении ТАСС под заголовком «Арест группы врачей-вредителей». В сообщении указывалось, что органами Государственной безопасности раскрыта террористическая группа врачей, ставивших своей целью сократить, путём вредительского лечения, жизнь видным деятелям страны».

Д.Шепилов скромно умалчивает о том, статья «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей» была опубликована в газете «Правда», главным редактором которой являлся именно он. Действует по принципу: «я – не я, и газета не моя».

Далее будет ещё интереснее:
«До опубликования сообщения ТАСС, о «деле врачей» докладывалось на Пленуме ЦК КПСС. Говорили чекисты, говорил Сталин… Сталин настойчиво докладывал, что нам, членам ЦК, сидящим в Свердловском зале, что сомнений в виновности врачей нет никаких. Я не записывал его речь, но он говорил примерно следующее:

— Они убили Жданова. Они убили Щербакова. Они хотели вывести из строя наших маршалов. Посмотрите на сидящего здесь Андреева, ведь они сделали его глухим. Они сами во всём признались. Мы читали их показания. А у нас ещё кое-кто сомневается …

Мы слушали всё это с тяжёлым чувством. С одной стороны, вся жизнь и моральный облик обвиняемых, нормальная человеческая логика восставали против признания достоверности очередного «дела». С другой стороны, сам Сталин уверяет в бесспорности улик: свидетели обличают, арестованные признались, сами написали свои покаянные признания. Что же ещё надо? Неужели до таких форм могут доводить непреложные законы классовой борьбы?!

В «Деле врачей» была ещё одна специфическая черта: хотя среди арестованных были и русские врачи, но большинство составляли врачи-евреи; эта сторона подчёркивалась и ссылкой на международную еврейскую организацию «Джойнт». По Москве ходили слухи, что идёт шельмование и массовые увольнения врачей-евреев. И не только врачей. Приезжие с Украины рассказывали, что по указанию Хрущёва в Киеве и других городах Украины ведётся «чистка» всех учреждений от евреев. Нарочитое разжигание антисемитизма было очевидно.

Зачем это делается? Во имя каких целей? Этого никогда не было при Ленине. У Сталина есть весьма категоричные и резкие высказывания против антисемитизма. Они опубликованы. Почему же практика идёт в другом направлении? Как это сочетать с интернационалистскими принципами марксизма-ленинизма?».

Если верить Шепилову, то лично Сталин, выступая на октябрьском 1952 года Пленуме ЦК КПСС, дал старт «Делу врачей». Ну, а органы госбезопасности, следуя указаниям вождя, провели аресты, следственные действия и другие мероприятия. Вроде бы складно всё получается у Шепилова, кроме одного: всё изложенное им о Пленуме ЦК – это ложь на все 100%. Хрущёв мог бы гордиться достижениями своего ученика, его успехами в деле беспардонного вранья. Так вот, ни сам Сталин, ни какие-то чекисты, ни слова не говорили о врачах, их виновности и тому подобном. Шепилов всё выдумал. В повестке дня Пленума ЦК стоял только один вопрос: формирование руководящих партийных органов (Президиума и Секретариата ЦК КПСС). Никакие другие вопросы на Пленуме не рассматривались.

Фамилия А.А.Андреева Сталиным называлась, но совсем в другом аспекте. Вот слова вождя: «В списке (кандидатов в состав Президиума ЦК. – Г.К.) находятся все члены Политбюро старого состава, кроме Андреева. Относительно уважаемого товарища Андреева всё ясно: совсем оглох, ничего не слышит, работать не может, пусть лечится».

Не включив слабослышащего Андреева в состав Президиума ЦК, Сталин не оставил его без средств к существованию, поскольку Андреев продолжал оставаться на посту зампреда Совмина СССР. Эту высокую правительственную должность Андреев потеряет почти сразу после смерти Сталина, 15 марта 1953 года.

И ещё о персоналиях. Тот, кто знакомился со списочным составом новых членов ЦК КПСС, будет немало удивлён, обнаружив в списке такую запись: «Мехлис Лев Захарович, член партии с 1918 года, пенсионер». Дело в том, что Лев Мехлис после перенесённого инсульта с октября 1950 года находился на пенсии, и о нём за прошедшие два года забыли почти все, но Сталин не забыл. Добившись включения пенсионера в состав действующего ЦК, вождь, тем самым, обеспечил ему такие возможности: лечение в лучших кремлёвских медучреждениях, отдых в ЦК-овских санаториях, а в случае смерти – почётные похороны за государственный счёт. Умер Лев Захарович Мехлис 13 февраля 1953 года. После кремации урна с прахом была установлена в Кремлёвской стене на Красной площади.

В другом месте своей книги в главе «Смерть Жданова» несгибаемый и непримкнувший Шепилов считает своим долгом донести до читателя мысль об ответственности Сталина: «На Пленуме ЦК после 19 съезда партии Сталин с волнением и большой силой убеждённости говорил, что врачи убили Жданова: они-де сознательно ставили ему неправильный диагноз и лечили умышленно неправильно. Конечно, это были измышления больного мозга». Теперь, после информации о том, что в действительности говорил Сталин на Пленуме ЦК, так и хочется поставить вопрос: Ну, и у кого, скажите, были «измышления больного мозга»?!

Итак, возложив на Сталина ответственность за раскручивание «Дела врачей», Шепилов при желании мог бы поставить на нём клеймо махрового антисемита, если бы объявил, что ругательная статья в «Правде» от 13 января 1953 года принадлежит Сталину. Но такое даже не приходит ему в голову. Шепилов врёт, но знает меру. В его глазах вождь всегда оставался крупным учёным и выдающимся мыслителем, который в принципе не может опуститься до уровня анонима, публикующего разоблачительные статьи на злобу дня. Более того, Шепилов отметает всяческие подозрения по этому поводу своим признанием: «У Сталина есть категоричные и резкие высказывания против антисемитизма. Они опубликованы». Таким образом, Сталин не инициировал «Дело врачей» и автором статьи в «Правде» не был.

Что касается личной реакции Сталина на «Дело врачей», то на этот счёт существует свидетельство его дочери – Светланы Аллилуевой. В её книге «Двадцать писем к другу. Письмо 18» есть такой фрагмент: «Дело врачей» происходило в последнюю зиму его жизни. Валентина Васильевна (В.В.Истомина – экономка на Ближней даче. —Г.К.) рассказывала мне позже, что отец был очень огорчён оборотом событий. Она слышала, как это обсуждалось за столом во время обеда. Она подавала на стол, как всегда».

Сталин был не только огорчён, но и обеспокоен тем, как разворачиваются события в стране и в мире. Маленков, который являлся куратором внешней политики СССР по линии ЦК, регулярно докладывал ему о реакции зарубежных правительств и государств на «Дело врачей». И реакция эта была крайне негативная, подрывающая престиж страны. Если так будет продолжаться и далее, то велик риск потери друзей СССР на Западе, где развёрнута истеричная компания по обвинению руководства Советского Союза в политике государственного антисемитизма. Всё это также ставит в неудобное положение правительства стран народной демократии и коммунистические партии во всём мире, которым всё труднее комментировать то, что происходит в СССР.

Озабочен был Сталин и морально-политической обстановкой внутри страны. Кто-то, используя средства массовой информации, раскручивает «Дело врачей», ставя под угрозу достигнутое с немалым трудом межнациональное согласие. Необходимо, как можно скорее, выйти из создавшейся ситуации, которая объективно укрепляет врагов Советской власти, как внутри страны, так и за рубежом.

Очевидно, что руководство МГБ СССР оказалось слишком вовлеченным в текущий процесс, и самостоятельно выйти из него, признать свои ошибки, не в состоянии. Поэтому необходимо провести такие кадровые решения, которые смогут немедленно нормализовать обстановку в стране, успокоить наших зарубежных друзей и остановить или уменьшить антисоветскую пропаганду.

Сталин хорошо помнил, как в трудное для страны время начала германской агрессии, объединение 17 июля 1941 года НКВД и НКГБ в единую структуру под руководством Берии, стабилизировало внутригосударственную обстановку, способствовало пресечению деятельности враждебных элементов в тылу наших войск и в дальнем тылу. Вождь решил, что пришло время, снова поручить энергичному Берии во всём разобраться, и навести в стране порядок в рамках объединённого МВД. Понятно, что Берия и так перегружен работой по выполнению важных государственных проектов и программ, но другого выхода нет. Его работа в должности руководителя МВД на данный момент становится приоритетной и не может быть передоверена кому-либо ещё.

Теперешний министр Круглов перейдёт на должность первого заместителя министра и станет хорошим помощником Берии. К работе самого Круглова у Сталина претензий не было. Это следует из того, что на 19 съезде партии министр Круглов был избран членом ЦК КПСС. Чтобы у самого Круглова и членов его семьи не возникло обидное ощущение того, что его понизили в должности за какие-то недоработки или упущения по службе, ему следует сохранить прежний должностной оклад. Это будет справедливо, так как и на новом посту, перечень его обязанностей и зона ответственности останутся фактически неизменными.

Кроме того, назрела необходимость в ещё одном кадровом обновлении. Маленков уже достаточно подготовлен к тому, чтобы сменить Вышинского и занять пост министра Иностранных дел СССР. Такое назначение повысит роль и ответственность МИДа в глазах руководителей зарубежных государств и мирового сообщества, принимая во внимание, что Сталин ставит на это направление человека с репутацией преемника вождя.

Что касается защиты от внешних угроз и развития Вооружённых сил СССР, то на этом направлении Сталин мог чувствовать себя спокойно. Трудно было предложить лучший кадровый выбор, чем уже существующее сочетание выдающегося полководца, маршала А.М.Василевского на посту военного министра, и многоопытного «штабиста», маршала В.Д.Соколовского на посту начальника Генштаба.

Наконец, необходимо найти подходящее место для Хрущёва. Совершенно не случайно, что на ужин со Сталиным его уже не приглашали. Это означало, что Сталин пришёл к окончательному выводу о том, что 58-летний Хрущёв провалил данное ему поручение, поскольку за целых три года его пребывания в должности первого секретаря Московского обкома партии, в сельском хозяйстве региона так и не произошли сколь-нибудь значимые позитивные перемены. Следовательно, его необходимо перевести на более спокойную и менее ответственную работу, с которой он через два года уйдёт на заслуженную персональную пенсию.

Свои ближайшие планы Сталин довёл в конце февраля 53-го, прежде всего, до сведения Маленкова, Берии и Булганина. Можно почти достоверно предположить, что вождь также получил одобрение своих планов у таких уважаемых членов Президиума, как Молотов, Ворошилов, Каганович. Выступление на Президиуме этих авторитетных руководителей со словами поддержки сталинских начинаний позволит сократить время обсуждений и быстрее перейти к голосованию по проектам решений.

Хитроумный интриган Булганин поддержит решение вождя по смене министра Игнатьева, который совершил-де слишком много ошибок. В сталинских планах Булганин увидел решительную возможность вовлечь Игнатьева в антисталинский заговор в качестве исполнителя. О своей предстоящей участи Хрущёв узнал сразу от своего друга Булганина. Для амбициозного и полного сил Хрущёва сталинское решение не могло расцениваться иначе, чем катастрофа, полное крушение его планов и надежд.

Хотя кадровые новации Сталина впрямую не затрагивали самого Булганина, тем не менее, расчётливый «бухгалтер» не сомневался в том, что в связи со значительным расширением служебных обязанностей Берии, вождь через пару месяцев отберёт у него должность первого зама и передаст её Берии. Впрочем, ещё не всё потеряно. Если действовать на опережение, то в стадию реализации вступят не сталинские планы, а ранее подготовленные планы его и Хрущёва.

А пока Булганину предстоял серьёзный разговор с министром Игнатьевым. Ему Булганин, как бы по секрету, сообщит, что Хозяин очень недоволен его работой и потому в ближайшее время планируется увольнение Игнатьева со всех должностей, а затем арест по примеру Абакумова. Однако, существует единственный способ избежать такой участи, если отстранить Сталина от руководства страной ещё до того, как он приступит к осуществлению своих планов.

Булганин поведает далее, что в этом направлении работают многие известные в народе партийные, правительственные и военные деятели, недовольные тем, как престарелый вождь осуществляет руководство государством. Уже разработан детальный план действий с учётом всех мер предосторожностей. Ему – Игнатьеву даётся шанс спасти себя и одновременно оказать огромную услугу стране. Взамен ему гарантируется достойное будущее.

Булганин был очень убедителен, и потому Игнатьев раздумывал недолго. Ему, как никому другому, было известно, что значит попасть в положение Абакумова и навлечь на себя и свою семью тяжкие невзгоды. Такое не каждый может пережить и выдержать. После согласия Игнатьева заговорщики могли приступить к выполнению конкретного плана неотложных мероприятий.

На понедельник 2 марта было назначено заседание Президиума ЦК КПСС. В повестке дня заседания на первом месте — рассмотрение и утверждение сталинских кадровых и организационных планов. Жарких дискуссий по ним не ожидались, поскольку наиболее авторитетные члены Президиума ЦК эти планы знали и одобряли.

Чтобы заседание не состоялось, Игнатьев должен будет проявить все свои возможности и способности, начиная с субботы 28 февраля. Руководитель МГБ и он же начальник Управления охраны знал, что в каждую субботу Сталин ходит в баню и пользуется «парилкой». Знал Игнатьев и то, какие напитки обычно употребляет вождь после бани, чтобы компенсировать потерю влаги в организме из-за банных процедур. Эти напитки должны быть предварительно «заряжены» и находиться у Сталина под рукой.

Свойство яда таково, что его действие проявляется не мгновенно, а спустя несколько часов, и это хорошо. К этому времени телефонная связь с дачей должна быть прервана. Добавление в питьё или пищу офицеров охраны подходящего снотворного вещества, отключит их от активной деятельности до тех пор, пока не выполнить энергичное внешнее пробуждение. Было предусмотрено всё, чтобы исключить появление ненужных случайностей.
А что же «болезненно подозрительный Сталин», неужели он не чувствовал, как постепенно сжимается петля вокруг его горла? Или, может быть, его следовало бы определить словами «болезненно беспечный», «болезненно благодушный»?!

Сталин, естественно, не мог предположить, что люди, которых он выдвигал, ошибки которых он прощал, которые годами разделяли с ним трапезу за его столом, могут быть столь лицемерны, столь коварны и столь жестокосердны. Лучше, если бы он был чуть более подозрительным и чуть менее доверчивым, а так – земная жизнь И.В.Сталина подходила к концу.

1.9. О чём рассказал и умолчал Хрущёв. Болезнь Сталина

Исследователи, взявшие на себя труд реконструкции событий, предшествующих смерти Сталина и после неё, поневоле или сознательно обращались к воспоминаниям отставного руководителя Советского государства Н.С.Хрущёва. Мемуары эти в виде комплекта магнитофонных лент были переправлены на Запад и там перенесены на бумажный носитель информации.

Как правило, диссиденты отправляли «за бугор» отпечатанные на машинке рукописи своих сочинений, но такой способ Хрущёву не подходил: тогда стала бы очевидной всем вопиющая безграмотность автора. Писать без ошибок Хрущёв не умел, поэтому, будучи при власти, всегда пользовался услугами секретарей-референтов. Приняв решение сохранить в тайне свою литературную деятельность, он не решился на приглашение стенографистки.

Фактически Хрущёв использовал свою способность хорошего рассказчика, и потому доверил свои секреты магнитофонной ленте. Однако написанный или отпечатанный на бумаге текст – это одно дело, а незримая звуковая дорожка и звуковые волны при воспроизведении – это совсем другое дело. Речь идёт о том, что оказываются в действии разные участки головного мозга. В практическом плане это означает, что редактировать бумажный (экранный) текст проще и эффективнее, чем информацию на магнитной ленте. Из-за этого различия Хрущёв часто «проговаривается», непреднамеренно обнажая нечто такое, что он хотел бы понадёжнее скрыть.

Бывает и так: рассказчик вначале приводит некоторые малосущественные подробности, в правдивости которых трудно или невозможно усомниться, чтобы вслед за этим выдать очередную порцию лжи. Этот приём Хрущёв использует довольно часто, находясь в уверенности, что приводимая им ложь будет, так сказать «по инерции», принята за правду. Нередко Хрущёв использует другой приём, который заключается в следующем: если ему очень хочется сказать какую-нибудь непотребную гадость, например, о покойном А.С.Щербакове, то он эту гадость с удовольствием приводит, но с оговоркой что слышал это от Берии. В целом, тщательный анализ сообщений и умолчаний Хрущёва даёт аналитику, пишущему на исторические темы, дополнительный ценный материал для реконструкции имевших место событий прошлого.

Свои воспоминания о прошлом Хрущёв рассматривал не только и не столько, как мемуары бывалого человека, которому есть что рассказать поучительного. На самом деле, Хрущёву было крайне важно закрепить в народном сознании свой взгляд на исторические процессы, протекавшие в стране и мире, в сталинский и послесталинский периоды времени. При этом, само собой разумеется, что Хрущёв отводит себе роль прогрессивного деятеля мирового масштаба, покончившего с «тёмным сталинским прошлым, его насилием и беззаконием».

Дело в том, что после отставки Хрущёва настроения в обществе стали меняться в сторону признания заслуг Сталина. Прежде всего, это относится к его роли Верховного главнокомандующего во время войны с Германией и Японией. Одновременно появилось немало людей, критически оценивающих всё хрущёвское наследие. Вот почему Хрущёв счёл необходимым мобилизовать своих сторонников и духовных последователей, для чего нарисовать им свою собственную «картину мира» с надписью «Так было».

Сейчас мы переходим к рассмотрению событий, объединённых темой «Болезнь Сталина». Попробуем на основе показаний свидетелей и сохранившихся документов понять, что же происходило на самом деле.

Самую первую версию о болезни Сталина мы находим в документе №11 под названием «После смерти Сталина. Запись воспоминаний Г.К.Жукова». Имеется ссылка на то, что документ был извлечён из военного Госархива и ранее публиковался в издании: Исторический архив. 1999, №3. Здесь, в частности, приводится записанный Жуковым рассказ Булганина о событиях той ночи, когда «со Сталиным случилось несчастье». Якобы, Жуков услышал это лично от Булганина во время похорон Сталина 9 марта 1953 года. Хотя, в действительности, в день похорон вождя Жукова не было ни рядом с Булганиным, ни в каком-либо другом месте в Москве, это обстоятельство не ставит под сомнение сам факт рассказа Булганина. Просто услышал Жуков этот рассказ не во время похорон Сталина, а позднее и в другом месте.

Вот рассказ Булганина в изложении Жукова:
«Вечером у Сталина на даче собрались Хрущёв, Берия, Маленков и Булганин – три неразлучных друга, как об этом всегда хвастался Булганин. После разговора о делах, все сели за стол ужинать. Сталин был в хорошем настроении и много шутил. Ужин, как это часто бывало у Сталина, затянулся до 2-х часов ночи. В 2 часа ночи первыми уехали он – Булганин и Маленков. Около 3-х часов ночи, якобы, уехали Берия и Хрущёв.

После отъезда Берии и Хрущёва, минут через 15-20 в столовую к Сталину зашёл генерал Власик, чтобы помочь Сталину лечь в постель, и он увидел Сталина в обморочном состоянии лежащим на полу. Власик немедля позвал Берия и вызвал врачей. Власик и охрана, якобы, осторожно перенесли Сталина на кровать. Прибывшие врачи, в присутствии Берия, Маленкова и Хрущёва пытались оказать помощь, но всё было тщетно. Сталин был без сознания, и у него был установлен паралич. Несколько позже прибыли Булганин и другие члены Президиума. Было решено установить около Сталина постоянное дежурство членов Президиума и профессуры поликлиники Кремля. Через непродолжительное время Сталин, не приходя в сознание, скончался».

Итак, на первый взгляд, всё, как будто, логично в рассказе Булганина, кроме одного: бывший генерал Власик с 17 января 1953 года отбывал десятилетнюю ссылку, и помогать Сталину никак не мог. Врёт Булганин, а Жуков эту ложь повторяет.

Хрущёв готовил свои воспоминания лет через 10-12 после рассказа Булганина, и о событиях тех дней рассказывает совершенно в ином плане. По-другому и не могло быть, если два человека независимо друг от друга начнут описывать события, которых не было. В этом случае фантазии одного человека не совпадут с фантазиями другого человека.

Переходя к описанию последних дней жизни Сталина, Хрущёв предварительно даёт информацию о том, как вождь вёл себя на работе и в быту: «Он страдал от одиночества, тяготился остаться без людей, ему нужны были люди. Когда он просыпался, то тотчас же вызывал нас по телефону или приглашал в кино, или заводил какой-то разговор, который можно было решить в две минуты, а он его искусственно затягивал. Другой раз решались важные государственные и партийные вопросы. Но на это уходил небольшой процент времени, а потом требовалось как-то занять Сталина, чтобы он не страдал, не тяготился одиночеством, не боялся его».

Что на это возразить? На самом деле, Сталин был творчески одарённой личностью. Ему чужда была праздность, и он дорожил каждым часом отпущенного ему времени жизни. Не являясь по убеждению человеком религиозным, Сталин, тем не менее, не был ни воинствующим атеистом, ни просто атеистом. В духовном плане он ощущал ход времени, закономерности исторических процессов и причастность к ним, осознавал свою историческую миссию и ответственность по управлению государством трудящихся.

Врёт Хрущёв, но его ложь не лишена логики в том смысле, что одна ложь служит основанием для лжи последующей. Если читатель принял лживый хрущёвский тезис о том, что Сталин страдал от одиночества, то «проходит» следующая ложь о том, что даже в субботний вечер он не давал людям покоя.

Вот как Хрущёв описывает начало субботнего вечера 28 февраля 1953 года: «И вот как-то в субботу от него позвонили, чтобы мы пришли в Кремль. Он пригласил персонально меня, Маленкова, Берию и Булганина. Приехали. Он говорит: «Давайте посмотрим кино». Посмотрели. Потом он говорит снова: «Поедемте, покушаем на ближней даче».

В описании Хрущёва Сталин предстоит в образе капризного и себялюбивого деспота, обеспокоенного только исполнением своих желаний и полностью игнорирующего планы и желания других людей. Между тем, Сталин был государственником до мозга костей, поэтому ему было важно, чтобы ответственные работники имели время и возможности для отдыха и восстановления потраченных на работе сил. Тогда они смогут с новой энергией начинать трудовую неделю, работая ради благополучия страны и советских граждан.

Этого своего принципа Сталин придерживался даже в тяжёлые годы войны. Тому иллюстрацией послужит нижеприведённый отрывок из мемуаров командующего Авиацией дальнего действия (АДД) А.Е.Голованова под названием «Дальняя бомбардировочная …». В 1944 году вследствие переутомления Голованов серьёзно заболел:

«Лёжа сейчас в госпитале, я вспоминал, как ещё в 1942 году Сталин говорил со мной о том, что он имеет сведения о моей круглосуточной работе практически без отдыха и сна. Это, сказал Сталин, не может хорошо кончиться. Долго так человек работать не может. Затем Верховный сказал, что здоровье людей, находящихся на большой, ответственной работе, им не принадлежит, что оно является казённой собственностью и распоряжаться им, то есть здоровьем, может только государство».

Интересно будет добавить, что именно Сталин предложил Голованову способ лечения, с помощью которого маршал авиации почти полностью восстановил своё здоровье. Впрочем, это – совсем другая тема. Наша же тема следует за воспоминаниями Хрущёва о событиях 28 февраля 1953 года. Тогда закоренелый эгоист Сталин, который, по утверждению Хрущёва, больше всего боялся одиночества, заставил четвёртку членов Бюро Президиума забыть о своих семьях и приехать в субботу вечером в Кремль. После просмотра кино последовало-де приглашение на ужин на Ближней даче:

«Приехали, поужинали. Ужин затянулся. Сталин называл такой вечерний, очень поздний ужин обедом. Мы кончили его, наверное, в пять или шесть часов утра. Обычное время, когда кончаются его «обеды». Сталин был навеселе, в хорошем расположении духа. Ничто не свидетельствовало, что может случиться какая-нибудь неожиданность. Когда выходили в вестибюль, Сталин, как обычно, вышел проводить нас».

Начав в конце 60-х годов озвучивать свои воспоминания о прожитых годах, Хрущёв пребывал в полной уверенности в том, что всё им сказанное невозможно будет опровергнуть документально, поскольку его подручные провели зачистку всех военных, партийных, правительственных и других архивов. Это означало, что можно будет дать волю своей фантазии, игнорируя мир объективной реальности.

Реальность же была такова, что в отличие от рядовых сотрудников госпартучреждений, их руководители имели такой режим работы, который коррелировался с распорядком дня товарища Сталина. Однако вождь не был заинтересован в том, чтобы руководители высокого ранга работали «на износ». Хотя их рабочий день начинался в 9:30, а заканчивался в 24 часа, но обеденный перерыв длился три часа, что давало время как для приёма пищи, так и для освежающего послеобеденного сна. В субботу рабочий день заканчивался в 17 часов, и высокопоставленные обитатели служебных кабинетов разъезжались к своим семьям на дачи, которые им предоставляло государство.

Что касается Сталина, то близкие к нему люди и охрана дачи знали, что суббота у него – банный день. Вождь строго соблюдал банный ритуал и никогда его не нарушал. Баня была выстроена на охраняемой территории дачного участка, и Сталин заранее предупреждал, к какому времени её следует подготовить. Ну, а воскресенье – само собой, день отдыха, когда на даче находился один человек из обслуживающего персонала для приготовления пищи и дежурный наряд офицеров охраны. Все остальные, включая коменданта Ближней дачи, в воскресенье к работам не привлекались.

Даже описывая простые житейские ситуации, Хрущёв не может пересилить свою натуру и теряет чувство меры, когда, например, уверяет, что сталинские ужины обычно заканчивались в пять или шесть часов утра. На самом деле, если гости вместе со Сталиным пребывали на дачу за полночь, то ужин заканчивался не позднее двух часов ночи. При более раннем прибытии окончание ужина соответственно укорачивалось.

Сталин считал, что его время, как и время любого другого ответственного работника, принадлежит государству и должно быть использовано для общественной пользы. Поэтому за ужином в неформальной обстановке продолжалось обсуждение текущих и перспективных дел. Не могло быть и речи о пустом времяпровождении.

Биологические часы сталинского организма работали таким образом, что засыпал он в 2-3 часа ночи, а просыпался около 10 часов утра, обеспечивая, тем самым, продолжительность сна в 7-8 часов. Министры и другие высокопоставленные лица знали, что после 12 часов Сталин может позвонить и затребовать необходимую информацию. С учётом этого фактора, утренние «планёрки» старались закончить до 12 часов.

Лживые и зачастую бредовые фантазии Хрущёва относительно Сталина разбиваются сразу поле знакомства с документом, фиксирующим режим работу вождя в Москве. Речь идёт о «Журнале регистрации». Посмотрим «Журнал» за 1953 год. Открывается год 2 января, когда Сталин вначале встретился один на один с Маленковым, а после его ухода принял в одно время семь человек руководящего состава, в числе которых были Берия, Булганин, Хрущёв.

5-го и 6-го января Сталин работал с китайской делегацией, также присутствовал Маленков. 13-го января переговоры с китайскими товарищами были продолжены. После их ухода в кабинете на пять минут появились Берия, Булганин, Маленков и Хрущёв. В 24 часа они вместе со Сталиным покинули кабинет. Весьма вероятно, что Сталин пригласил «четвёрку» на ужин, чтобы обсудить итоги переговоров.

22-го января «четвёрка» участвовала в представительном совещании по военным делам (приглашались 14 человек). 2-го февраля, судя по составу, совещание по военным вопросам продолжилось, но приглашались только первые лица военных ведомств (маршалы Василевский и Соколовский, адмирал Кузнецов). «Четвёрка» зашла в кабинет вместе со всеми, но Сталин отпустил её на 40 минут раньше военных.

7-го февраля Сталин вначале принимал аргентинского посла. «Четвёрка» появилась позднее вместе с другими приглашёнными и вместе с ними вышла в 20:25. 16-го февраля Сталин общался только с Маленковым, Берией и Булганиным (Хрущёва не было). Разговор был недолгим (15 минут), после чего все четверо вышли из кабинета в 22:35.

В целом, прослеживается такая закономерность: когда Сталину требовалось в спокойной обстановке обсудить какие-либо вопросы, приглашённые прибывали в его кабинет за 5-15 минут до окончания рабочего дня. Вначале происходил обмен приветствиями, какими-то репликами, после чего Сталин вызывал автотранспорт, одевался, и затем все вместе отбывали на Ближнюю дачу.

17-го февраля Сталин вечером принимал иностранных дипломатических работников. Булганин, Берия и Маленков зашли в кабинет за 15 минут до его закрытия и в 22:30 вышли из него вместе со Сталиным. Хрущёв и на этот раз остался без ужина. Всё. Больше в феврале 53-го Сталин никого в своём кремлёвском кабинете не принимал. Работал на Ближней даче, где для этого были созданы все условия, включая закрытые каналы правительственной связи.

И где, скажите, пресловутые просмотры кинофильмов и пустые затяжные разговоры, призванные, согласно Хрущёву, хоть как то развлечь безмерно страдающего от одиночества Сталина?! Врёт Хрущёв, врёт бессовестно! Сталин работал, обсуждал внутренние и международные проблемы, по которым принимал важные государственные решения, как и подобает руководителю такой великой державы, как Советский Союз.

Теперь, после необходимого отступления, вновь возвращаемся к событиям 28 февраля 1953 года. Ещё раз зафиксируем тот важный факт, что никакой встречи «четвёрки» членов Бюро Президиума со Сталиным в Кремле в тот субботний вечер не было. Хрущёв всё выдумал. Дополнительно к этому, документально подтверждено, что Сталин не принимал гостей на Ближней даче в субботу вечером.

Историки, чуткие к кажущимся, на первый взгляд, мелочам, обратили внимание на то, что на Ближней даче каким-то непостижимым образом сохранилось меню на вечер 28.02.1953. Из этого меню следует, что Сталин заказал себе картофельные паровые котлеты, биточки, фрукты, сок и простоквашу. Получается, что принимать гостей вождь не планировал. В противном случае, обслуживающий персонал дачи заранее приготовил бы гостевой ужин (напитки, холодные и горячие закуски) и накрыл стол, исходя из числа приглашённых гостей.

Ещё одним подтверждением того, что гостей не ждали, служит следующий факт. Если Сталин приглашал гостей, то к делу подключалась сестра-хозяйка Валентина Истомина. Её ещё называют экономкой дачи. Она согласовывала с Хозяином меню ужина и накрывала стол. Как правило, во время самого ужина В.Истомина в столовой не находилась (слушать разговоры руководителей государства ей было не обязательно), но была где-то рядом в готовности помочь. Так вот, в тот субботний вечер в состав дежурной смены была включена работница столовой Матрёна Бутусова, а не В.Истомина. И ещё. Как следует из рассказов охранников дачи, у коменданта дачи полковника Орлова был выходной день. Разумеется, что в случае приёма гостей комендант дачи обязан был находиться на службе.

Работая над своими мемуарами, Хрущёв исходил из того, что в обществе теперь знают о том, что врачи приехали к Сталину только утром 2 марта. Поэтому надо было как-то «закрыть» образовавшийся временной разрыв между субботой 28 февраля и утром понедельника 2 марта. Что происходило за это время со Сталиным? Был ли он здоров, или уже находился на грани между жизнью и смертью? Кто последним видел вождя в добром здравии? Хрущёв и берётся ответить на эти вопросы с пониманием того, что примитивная булганинская версия болезни Сталина уже не работает.

Для начала попытаемся сами понять, для чего Хрущёв придумал эти «кремлевские посиделки» со Сталиным и последующий ужин на Ближней даче? Дело в том, что Хрущёв надиктовывал свои воспоминания в 1969-1970 гг., а в 1967 году на Западе вышла в свет книга дочери Сталина Светланы Аллилуевой под названием «Двадцать писем к другу». После прочтения книги могли появиться и уже появлялись неожиданные вопросы и выводы. О содержании книги С.Аллилуевой Хрущёв знал из прослушивания передач западных радиостанций, нацеленных на Советский Союз. Об этом он сам признаётся в заключительной части своих воспоминаний.

Так уж совпало, что 28 февраля у Светланы был день рождения (ей исполнилось 27 лет). По этому случаю, родственники именинницы, её друзья и коллеги по аспирантуре вечером собрались на праздничный ужин. Ожидался звонок от Сталина, но он не позвонил и дочь не поздравил. Поскольку раньше такого никогда не было, то обеспокоенная Светлана утром следующего дня сама сделала попытку поговорить с отцом по телефону, но из этого ничего не вышло. С ней кто-то разговаривал, но отвечали ей, скорее всего, не с территории дачи, а совсем из другого места (вполне разумная замена). Ответы, как бы из «дежурки», были успокаивающими в том смысле, что поскольку движение в комнатах первого этажа не наблюдается, значит, товарищ Сталин ещё спит.

В свете рассмотренных событий можно сделать вывод, что связь с Ближней дачей и самого Сталина «вырубили» уже вечером 28 февраля. Вот Хрущёв и решил уверить всех, что со Сталиным было всё в порядке и вечером 28 февраля и утром 1 марта. Свидетели тому – «четвёрка» высокопоставленных руководителей страны. Из живых свидетелей только Маленков мог знать и сказать правду. Не рисковал ли Хрущёв, публикуя свои измышления? Нет, он твёрдо знал, что пенсионер Маленков – это человек, который больше всего на свете ценит личный покой, и потому ничего опровергать не станет.

Теперь самое время закрыть «тему Поскрёбышева». Поскольку на понедельник 2 марта было назначено заседание Президиума ЦК, то весьма вероятно, что Сталин заранее поручил бы секретарю Президиума ЦК А.Н.Поскрёбышеву подготовить проекты Постановлений по вопросам, подлежащим рассмотрению. Логично предположить, что Поскрёбышев был в готовности лично или по телефону доложить вождю о результатах проделанной работы. И тут вдруг обнаруживается, что правительственная связь с Ближней дачей не работает ни 28 вечером, ни 1 марта утром.

Высокий статус Поскрёбышева позволял ему напрямую позвонить Маленкову и выразить ему свою тревогу. Дальнейшее могло развиваться по схеме: «Скорая» увозит больного вождя в Кремлёвку, реаниматологи немедленно приступают к работе, врачи собирают анализы и составляют планы лечения пациента. Вот почему с целью избежать подобного развития событий, булганинско-хрущёвская ОПГ весьма предусмотрительно и дальновидно убрала Поскрёбышева «за линию горизонта».

Затем Хрущёв приступает к описанию событий позднего вечера 1 марта 1953 года:
«Уже было поздно, я разделся, лег в постель. Вдруг звонит мне Маленков: «Сейчас позвонили от Сталина ребята (он назвал фамилии), чекисты, и они тревожно сообщили, что будто что-то произошло со Сталиным. Надо будет срочно выехать туда. Я звоню тебе и известил Берию и Булганина. Отправляйся прямо туда».

Я тотчас вызвал машину. Она была у меня на даче. Быстро оделся, приехал, всё это заняло минут 15. Мы условились, что войдём не к Сталину, а к дежурным. Зашли туда, спросили: «В чём дело?». Они: «Обычно товарищ Сталин в такое время, часов в 11 вечера, обязательно звонит, вызывает и просит чаю. Иной раз и кушает. Сейчас этого не было». Послали мы в разведку Матрёну Петровну, подавальщицу, немолодую женщину, много лет проработавшую у Сталина, ограниченную, но честную и преданную ему женщину.

Чекисты сказали нам, что они уже посылали её посмотреть, что там такое. Она сказала, что товарищ Сталин лежит на полу, спит, а под ним подмочено. Чекисты подняли его, положили на кушетку в малой столовой. Там была малая столовая и большая. Сталин лежал на полу в большой столовой. Следовательно, поднялся с постели, вышел в столовую, там упал и подмочился. Когда нам сказали, что произошёл такой случай и теперь он как будто спит, мы посчитали, что неудобно нам появляться у него и фиксировать своё присутствие, раз он находится в столь неблаговидной ситуации. Мы разъехались по домам».

Какая невиданная деликатность, и какая неслыханная чушь – всё то, о чём рассказал в этом отрывке Хрущёв. Начнем с простого. Автор отрывка представляет нам Сталина в образе советского барина, у которого наготове вышколенные слуги для исполнения желаний типа подать по звонку чай. Между тем, Сталин ненавидел всяческие проявления барства, и потому не стал бы ночью удерживать прислугу, которую дома ждёт семья, только для того, чтобы ему подали чай. Для этих целей на даче имелись электрочайник и электрическая плитка, с помощью которых вождь в любое время мог приготовить себе свежий чай и разогреть пищу. И, если уж на то пошло, то вышколенные слуги никогда не заходят без разрешения в господские покои, чтобы спросить, почему их до сих пор не вызывают, а то они уже совсем заждались.

Ранее мы уже отмечали, что Хрущёв всегда лжёт со смыслом, и у него самая невинная ложь служит основанием для возведения лжи более фундаментальной. В данном случае непритязательная ложь, связанная с «подавальщицей» Матрёной Петровной, нужна была Хрущёву для того, чтобы обосновать возможность офицерам охраны войти во внутренние помещения дачи, чего они ранее никогда не делали. После чего, обнаружив Сталина не в лучшем состоянии, они подняли тревогу, вызвав руководителей страны.

Теперь о вызове «четверки». В этом вопросе Хрущёв превзошёл самого себя, сотворив целый мир Зазеркалья, в котором действуют непонятные законы, позволяющие работникам низового звена – офицерам охраны при первом подозрении обращаться не по инстанции, а сразу звонить второму человеку в руководстве страны – Маленкову. И это при том, что Маленков органы МГБ не курировал, а был сосредоточен на внешней политике СССР.

Стоит напомнить, что МГБ СССР – это военизированная структура, в которой действуют иерархические принципы связности и подчинённости. Работник низового звена за свои действия отвечает перед своим вышестоящим командиром, который, в свою очередь, подчинён и подотчётен вышестоящему начальнику. В такой системе донесения и обращения осуществляются по инстанции, то есть к своему непосредственному начальнику. Обращение «через голову», минуя непосредственного начальника сразу к руководителю более высокого ранга, допускается только в экстраординарных случаях, когда непосредственный начальник внезапно умер, заболел т.п.

Разумеется, всё это знали офицеры охраны Ближней дачи, поэтому о своих подозрениях старший офицер дежурной смены доложил бы коменданту дачи полковнику И.М.Орлову. Именно последний отвечал за безопасность и порядок на всей дачной территории. Это – его зона ответственности. Возможно, что прибывший по вызову комендант придёт к выводу, что его полномочия не позволяют ему самому преодолеть возникшие трудности. В этом случае он из «дежурки» будет звонить в Москву ответственному дежурному по МГБ с докладом о возникшем ЧП.

Ответственный дежурный – это высокопоставленный сотрудник МГБ с большими полномочиями. Прежде всего, он будет соединяться с замначальника Управления охраны полковником Н.П.Новиком, чтобы выслать ему машину для поездки на место чрезвычайного происшествия. В случае болезни Новика, телефонный звонок будет адресован замминистра Рясному. Офицеры МГБ на высоких должностях при отбытии на отдых в воскресный день обязаны были оставлять телефоны и адреса своего временного или постоянного пребывания.

Понятно, что позвонить из дежурной комнаты руководителям страны, охрана дачи не могла. Такой звонок мог сделать только министр Госбезопасности, но не ранее, чем лично разберётся в ситуации после прибытия на место. После этого он должен будет пройти в кабинет Сталина и по спецсвязи позвонить, кому надо.

Интересно, что диктуя свои воспоминания о болезни и смерти Сталина, Хрущёв ни разу не упоминает фамилию начальника Госохраны и руководителя МГБ СССР Игнатьева, как будто такой фигуры в натуре не существовало. Во всяком случае, он на глаза Хрущёву, как бы не попадался.

События в «хрущёвском Зазеркалье» разворачиваются вопреки общепринятым законам логики. Итак, Матрёна Бутусова обнаруживает Сталина, лежащим без движения на полу, и принимает его за спящего, о чём сообщает офицерам охраны. Но почему чекисты поверили на слово женщине без медицинского образования? Известно, что в случае даже непродолжительного обморока, к больному вызывают врача, поскольку существует риск поражения или сердечной мышцы (инфаркт), или кровеносных сосудов головного мозга (инсульт). А тут человек не приходит в себя («как будто спит»), не управляет функциями своего тела, а его, как бревно, переносят с пола на диван и оставляют без помощи.

Могли ли офицеры охраны проигнорировать служебные инструкции, не вызвать врача и, тем самым, взять на себя ответственность за неоказание помощи руководителю СССР? Конечно, нет, но в «хрущёвском Зазеркалье» возможно всё. К той же серии нелепостей относится поведение прибывших членов Бюро Президиума, которые, в свою очередь, поверили на слово чекистам и, даже не взглянув на «спящего» Сталина (исключительно по причине своей природной деликатности), разъехались по домам. Где логика? Если чекисты твёрдо решили, что со Сталиным всё в порядке, и он просто спит, то зачем они стали вызывать руководителей страны? Для того, чтобы сообщить им об этом?!

Хрущёв, видимо, и сам понимал шаткость воздвигнутой им пирамиды лжи, поэтому он придумал, как замаскировать свои литературные несуразности. Для этого он переключил всеобщее внимание на некую пикантную подробность: «…а под ним подмочено». Трюк сработал, и Хрущёву можно выставить высший балл за находчивость, потому что эта подробность придала как бы дополнительную правдоподобность всему рассказу. Такой вывод можно сделать на основании того, что даже самые вдумчивые аналитики принимают фантазии Хрущёва за подлинность, заслуживающую доверия.

Пора, наконец, без иронии, как говорят, на полном серьёзе спросить: Для чего, с какой целью понадобилось Хрущёву придумывать несуществующий визит высокопоставленных руководителей к «спящему» Сталину, якобы, по вызову охранников дачи? На это у Хрущёва были весьма веские причины. Он знал, что охранников дачи усыпили, и они были не в состоянии выполнять свои обязанности. Это была великая тайна, о которой, кроме Хрущёва, знали очень немногие лица. Однако, в обществе уже появились верные догадки на этот счёт. Вот рассказчик и придумывает сюжет, доказывающий, как он считает, что охрана не дремала и адекватно реагировала на внештатные ситуации. А это значит, что Сталин всё время находился под защитой, и никакие злоумышленники не могли причинить ему вред.

О том, что охрана дачи всё-таки спала, следует из рассказа-воспоминания одного из офицеров охраны — П.Лозгачёва:
«А когда Хозяин гостей провожал, то прикреплённый тоже провожал – двери закрывал за ними. И прикреплённый Хрусталёв Иван Васильевич закрывал двери и виде Хозяина, а тот сказал ему: «Ложитесь-ка вы спать. Мне ничего не надо, и я тоже ложусь. Вы мне сегодня не понадобитесь». И Хрусталёв пришёл и радостно говорит: «Ну, ребята, никогда такого распоряжения не было …». И передал нам слова Хозяина …

И правда, за всё время, что я работал, это было единственный раз, когда Хозяин сказал: «Ложитесь спать …». Обычно спросит: «Спать хочешь?» — и просверлит тебя глазами с ног до головы. Ну, какой тут сон! … Мы были, конечно, очень довольны, получив такое указание, и смело легли спать».

Цитируемый фрагмент взят из книги Ю.Мухина, который, используя его, стал защищать честь и достоинство сотрудников МГБ, доказывая, что охранники врут, наговаривают на себя, в то время, как они вовсе и не спали.

По нашему мнению, всё было с точностью до наоборот: охрана, действительно, спала, но под влиянием снотворного, а не вследствие собственного добровольного выбора. А всё остальное – враньё. Ложь начинается с утверждения о приезде гостей на дачу в субботу. Большой вины охраны в том нет, их научили так говорить. Плохо только то, что заранее никто не догадался для большей убедительности синхронизировать время отъезда гостей: у Булганина – это 2-3 часа ночи, у Хрущёва – 5-6 часов утра, у охраны – около 4-х утра. Такой разнобой возможен только при условии, что реального события не было, и все руководствовались только своими собственными фантазиями.

Лживым является и утверждение, что Сталин, в порядке исключения, разрешил охране идти спать, и они, как малосознательные «дембеля», обрадовались случаю и со спокойной совестью крепко уснули. В действительности, Сталин ничего подобного не говорил и не разрешал. Просто офицеров охраны строго предупредили, что если будет проводиться следствие, и оно установит факт сна во время дежурства, то следует говорить, что таково было распоряжение Хозяина, и они ему подчинились.

Генерал Власик в своих небольших по объёму воспоминаниях свидетельствует о том, как Сталин относился к охранной службе:
«Однажды, во время летнего отдыха, один из сотрудников, охранявших территорию дачи, где отдыхал Сталин, заснул на своём посту. В оправдание его следует заметить, что сотрудников охраны у меня было всего девять человек, а территория была большая, вся в зарослях, и люди, конечно, уставали. Тов. Сталину доложили об этом, он вызвал меня и спросил, какие меры приняты в отношении этого сотрудника. Я ответил, что хочу снять его с работы и отправить в Москву. И.В. поинтересовался, сознался ли он в том, что заснул на посту. Я ответил, что сознался.
— Ну, раз сознался, не наказывай его, пусть работает, — сказал И.В.
После этого случая я провёл с сотрудниками беседу, увеличил охрану и таким образом дал возможность охране нормально отдыхать».

Усыпление офицеров охраны Ближней дачи – важная и необходимая часть общего плана заговорщиков по умерщвлению Сталина. Если оставить их бодрствующими, то к полудню 1-го марта они точно поднимут тревогу из-за отсутствия признаков пробуждения вождя. Перемещение больного Сталина в Кремлёвскую больницу – это крах всех тщательно разработанных планов заговорщиков. Исходя из этих соображений, никак нельзя было избежать усыпления офицеров охраны.

Дальнейший рассказ Хрущёва относится уже к утру 2 марта:
«Прошло некоторое время, опять слышу звонок. Вновь Маленков: «Опять звонили ребята от товарища Сталина. Говорят, что всё-таки что-то с ним не так. Хотя Матрёна Петровна и сказала, что он спокойно спит, но это необычный сон. Надо ещё раз съездить». Мы условились, что Маленков позвонит всем другим членам Бюро, включая Ворошилова и Кагановича, которые отсутствовали на обеде и в первый раз на дачу не приезжали. Условились также, что вызовем и врачей. Опять приехали в дежурку. Прибыли Каганович, Ворошилов, врачи. Из врачей помню известного кардиолога профессора Лукомского. А с ним появился ещё кто-то из медиков, но кто, сейчас не помню».

И снова – молчок про Игнатьева, но это хрущёвское молчание красноречивее всяких слов. В криминалистике существует железное правило: если в доме умершего все отпечатки пальцев тщательно стёрты, то следует открывать уголовное дело и искать убийцу. То, с каким усердием и упорством Хрущёв отводит внимание от фигуры Игнатьева, позволяет сделать вывод: Хрущёв из-за всех сил покрывает убийцу и своего сообщника.

Мы подходим сейчас к самому провальному моменту в излагаемой Хрущёвым истории о естественном характере заболевания Сталина. Его версия такова: ночью у Сталина случился инсульт (в просторечии – удар), и его в бессознательном состоянии обнаружила охрана дачи. Но как чекисты могли сделать вывод, что со Сталиным «что-то не так» и что его сон носит необычный характер? Это возможно только при условии, что охранники ночью входили к спящему Сталину и наблюдали за ним. А это как раз исключено и категорически невозможно!

О том, что товарищ Сталин поздно пробуждается, знали все. Дежурная смена устанавливала факт пробуждения по косвенным признакам, наблюдая за перемещениями тени в окнах комнат первого этажа, где также мог включаться и выключаться свет. Просто так, взять и войти во внутренние помещения дачи – такого никто из охраны не мог даже и помыслить. Для подобных дел существует высокое начальство, а задача чекистов – охранять покой товарища Сталина.

Таков был установившийся за многие годы порядок, который устраивал всех. Именно невозможность для охраны войти ночью в покои Сталина обрушивает всю систему хрущёвской лжи и выдаёт их с Булганиным личную заинтересованность в удобной им трактовке причины внезапного заболевания вождя.

На самом деле, события могли развиваться так. Рано утром 2 марта на дачу приезжает министр Игнатьев, обходит комнаты и убеждается, что всё идёт по плану: яд сработал. Прежде всего, он зачищает помещения от остатков яда. Потом направляется в дежурную комнату, с трудом будит охрану и строго отчитывает её за вопиющее нарушение режима несения службы. Спрашивает: Когда они в последний раз видели товарища Сталина? Ошалевшие от долгого сна охранники не могут сказать ничего вразумительного. Тогда Игнатьев предложит всем отправиться на поиски охраняемого лица. Сталина найдут лежащим без сознания на полу столовой, перенесут в кабинет и положат на диван.

Не забудет Игнатьев изъять и потом уничтожить Журнал регистрации посещений дачи Сталина, в котором дежурная смена фиксирует всех посетителей и время их пребывания на охраняемом объекте. Теперь ни одна живая душа не узнает, кто посещал дачу в последнее время и мог занести отравляющее вещество. После этого Игнатьев позвонит по спецсвязи, но не Маленкову, а Булганину, который по должности курирует МГБ СССР.

Прибывший Булганин сразу возьмёт управление в свои руки, но действовать он будет странно с точки зрения обычной человеческой логики. В самом деле, если любой человек потеряет сознание и упадёт на улице, дома или на рабочем месте, то ему немедленно будет вызвана «Скорая помощь». Больного, или пострадавшего доставят в реанимационное отделение соответствующей больницы, где имеется аппаратура для: переливания крови, искусственного дыхания, компенсации почечной недостаточности и другие системы жизнеобеспечения.

В палате реанимации действует режим строгой стерильности, сюда допускают только ограниченный медицинский персонал, чтобы исключить занесение какой-либо инфекции, могущей ослабить и без того ослабленный организм пациента. Почему же в случае Сталина ничего этого не было сделано, и он до самой своей смерти находился в неприспособленном помещении правительственной дачи, куда прямо с улицы заходили люди?

Ответ на поставленный вопрос лежит на поверхности: если Сталин будет находиться в Москве, в реанимационной палате, куда кроме медиков никого не допускают, то врачи смогут увидеть признаки отравления пациента, подкрепить это предположение необходимыми анализами и приступить к лечению в этом направлении. Если под рукой не будет соответствующего антидота, то успех лечения гарантировать трудно (яд очень сильный). Однако по факту отравления немедленно будет назначено расследование, а этого заговорщики допустить никак не могли.

Вот почему план умерщвления Сталина предусматривал любой ценой сохранять больного на Ближней даче, не допуская его перемещения в Кремлёвку. И Булганин стал энергично действовать в этом направлении. У него уже имелся заранее составленный список врачей, которых сотрудники МГБ стали срочно привозить на Ближнюю дачу, но в этом списке не будет специалиста-токсиколога.

Первый медицинский осмотр больного был произведён в 7 часов утра 2 марта. Собравшимся медикам Булганин объявит, что у товарища Сталина ночью случился третий по счёту инсульт, возможно отягощённый инфарктом. В этих условиях немедленная перевозка больного в Москву может вызвать его смерть при транспортировке, а этого нам никто никогда не простит. Во всяком случае, он – Булганин не может взять на себя такую ответственность. Единственный разумный выход – вначале путём интенсивной противоинсультной терапии добиться улучшения состояния больного и только потом перевозить его в Кремлёвскую клинику.

Булганин отлично понимал, что после интенсивной терапии против несуществующего инсульта, никакое «потом» никогда не наступит. Егоров, Виноградов и министр Смирнов наизусть помнили содержание хранящейся в Лечсанупре Амбулаторной карты Сталина, в которой сделаны записи обо всех перенесённых вождём заболеваниях. Будь кто-либо из них утром 2 марта на Ближней даче, Булганин не смог бы ставить свой диагноз и давать докторам «ценные указания». Булганин с Хрущёвым всё предусмотрели и с помощью «Дела врачей» виртуозно осуществили. «Мастера своего дела!» — иначе и не скажешь.

И Булганин, и все, кому положено, знали, что вторым человеком в руководстве партией и страной является Маленков. Поэтому Булганин позвонит ему и доложит, что ночью у товарища Сталина случился удар, но в настоящее время бригада лучших медиков работает над его спасением.

После приезда Маленкова и других руководителей, пришло время вспомнить и о близких родственниках вождя. Светлана Аллилуева о событиях утра 2 марта:
«… меня разыскали на уроке французского языка в Академии общественных наук и передали, что «Маленков просит приехать на Ближнюю …». Когда мы въехали в ворота и на дорожке возле дома машину остановили Н.С.Хрущёв и Н.А.Булганин, я решила, что всё кончено. Я вышла, они взяли меня под руки. Лица обоих были заплаканы. «Идём в дом, — сказали они, — там Берия и Маленков тебе всё расскажут».

Мне рассказали, что, по-видимому, удар случился ночью, его нашли часа в три ночи, лежащим вот в этой комнате, вот здесь, на ковре, возле дивана, где он обычно спал. Там он сейчас, там врачи, ты можешь идти туда».

О событиях того дня вспоминает и Хрущёв: «Мы, члены Бюро Президиума, также установили своё постоянное дежурство. Распределились так: Берия и Маленков вдвоём дежурят. Каганович и Ворошилов, я и Булганин. Главными «определяющими» были Маленков и Берия. Они взяли на себя дневное время, нам с Булганиным выпало ночное».

Даже когда дело касается мелочей, Хрущёва не оставляет привычка врать: никому бы в голову не пришла мысль привлекать к дежурству Маленкова, поскольку из-за болезни Сталина он перешёл в ранг первого лица в государстве и обязан был принимать важные решения. Это тем более справедливо с учётом того, что Маленкова было кем заменить: Хрущёв почему-то игнорирует двух других, более молодых членов Бюро Президиума – Первухина и Сабурова.

Впрочем, персональный состав дежурных – вопрос второстепенный. Кто нам ответит на главный вопрос: Кому, вообще, пришла в голову идея устанавливать круглосуточное бдение членов Бюро Президиума у постели больного Сталина? Ведь у постели умирающего Ленина члены Политбюро не дежурили. Если уж дежурства так важны, давайте поручим это дело министрам и их заместителям из аппарата министерств здравоохранения СССР и РСФСР. Они – надёжные и проверенные люди с медицинским образованием, поэтому от их дежурств пользы будет значительно больше.

На это возражение у Булганина уже был готов мощный контраргумент: Вы что, не читаете в газетах о «Деле врачей-вредителей»?! Дело ещё не закрыто, и на этом этапе никому из именитых медиков доверять нельзя. Мы не имеем права рисковать здоровьем и жизнью товарища Сталина!

Далее Булганин заявит, что проблем с дежурством не будет. Являясь первым заместителем Сталина в правительстве, он считает своим долгом постоянно находиться рядом с больным вождём. После такого булганинского заявления, вопросов и возражений больше не будет: какая преданность и какое благородство! Хрущёв инициативу Булганина поддержит и согласится подменять своего коллегу, чтобы дать тому время для сна и отдыха. Этот жест Хрущёва никого не удивит, ибо все знали, что Булганин с Хрущёвым – близкие друзья и живут в одном доме.

Имеются доказательства того, что у Сталина дежурили попеременно исключительно Булганин и Хрущёв. Например, из записи в «Журнале регистрации» следует, что 2 марта 1953 года, после утреннего посещения больного Сталина, в 10:40 в кабинет вошли: Берия, Ворошилов, Каганович, Маленков, Микоян, Молотов, Первухин, Сабуров, Хрущёв, Шверник и другие (всего 13 человек). Как видим, отсутствует Булганин, хотя по времени – это дневное дежурство.

В тот же день вечером в 20:25 в кабинете собрались почти те же самые лица, но присутствует Булганин, а Хрущёва нет (дежурит). В воспоминаниях Сергея Хрущёва есть фраза о том, что у Сталина дежурили его отец и Булганин. Как всё это объяснить? Дело в том, что, начиная со своих первых контактов с бригадой медиков, Булганин настойчиво внушал докторам, что товарищ Сталин, дескать, ранее уже перенёс два инсульта, и сейчас произошёл третий, возможно, фатальный. Руководители страны знают об этом. Тем не менее, обязанность врачей состоит в том, чтобы не терять надежды и в меру своих знаний и умений работать над устранением последствий инсульта.

Пущенные по ложному следу медики старались, не жалея себя, но от всех их препаратов и лечебных процедур больному становилось не лучше, а хуже, как и бывает в случае неправильной диагностики. Всякие попытки кого-либо из врачей заподозрить у пациента признаки отравления Булганин решительно пресекал. Ему не требовалось включать в свою преступную команду докторов (врачей-убийц). Всё и так пойдёт по плану, если медики будут добросовестно «лечить» товарища Сталина от псевдоинсульта.

С.Аллилуева оставила в своей книге такие воспоминания об обстановке, царившей на даче в те дни:
«В большом зале, где лежал отец, толпилась масса народу. Незнакомые врачи, впервые увидевшие больного (академик В.Н.Виноградов, много лет наблюдавший отца, сидел в тюрьме), ужасно суетились вокруг. Ставили пиявки на затылок и шею, снимали кардиограммы, медсестра беспрестанно делала какие-то уколы, один из врачей беспрерывно записывал ход болезни …

Привезли установку для искусственного дыхания из какого-то НИИ, и с ней молодых специалистов; кроме них, должно быть, никто бы не сумел ею воспользоваться. Громоздкий агрегат так и простоял без дела, а молодые врачи ошалело озирались вокруг, совершенно подавленные происходящим».

От себя добавим, что привезённый «громоздкий агрегат» не смогли использовать по той простой причине, что для его работы не оказалось силовой электрической сети, которая имеется во всех стационарных медицинских учреждениях. К даче же была подведена обычная электрическая сеть, рассчитанная на подключение и использование бытовых приборов малой электрической мощности.

Естественно, что план медленного умерщвления Сталина мог сработать только при условии, что рядом с ним не должен надолго оставаться (дежурить) человек, не посвящённый в антисталинский заговор. В самом деле, предположим, что придёт очередь дежурства Берии. Он начнёт справляться у врачей, как идёт процесс лечения. Те объяснят ему, что человеку после третьего инсульта трудно рассчитывать на поправку. Какой третий инсульт, если у товарища Сталина никогда не было ни одного инсульта?! А тут, возможно, кто-то из докторов выскажет мнение о том, что у больного наблюдается симптоматика пищевого отравления. И что тогда будет?!

Кроме того, нельзя было исключить маловероятную возможность того, что Сталин на короткое время придёт в сознание и назовёт убийцу (или убийц), а этого допустить было нельзя. Вот почему для предотвращения рисков, Булганин никому не собирался передавать свой пост у постели умирающего вождя. Исключение делалось только для его подельника Хрущёва, который иногда подменял Булганина, хотя основная нагрузка ложилась на последнего.

Могли ли врачи сделать что-либо вопреки тому, что говорил, советовал и приказывал Булганин? Вряд ли. Им было известно, что в Правительстве СССР Булганин по должности был первым заместителем Сталина и потому, в принципе, мог вскоре стать Председателем Совета Министров СССР. Вступать в спор с таким могущественным человеком – себе дороже.

Итак, инспирированное заговорщиками «Дело врачей-вредителей» позволило осуществить следующее:
1. Удалить от Сталина и нейтрализовать тех деятелей медицины и здравоохранения, которые знали всё о здоровье вождя и могли воспрепятствовать «диагнозу Булганина». В итоге, добились того, что вокруг постели Сталина суетились, «незнакомые врачи, впервые увидевшие больного».
2. Никто из авторитетных медиков не мог противодействовать решению Булганина оставить больного в неприспособленном помещении дачи, вместо того, чтобы везти его в Кремлёвскую больницу, где шансов на спасение было бы гораздо больше.
3. Принудить министра Игнатьева стать активным участником антисталинского заговора в качестве исполнителя в деле убийства Сталина.
4. Под видом заботы о безопасности установить дежурства, благодаря чему Булганин с Хрущёвым гарантировано и без помех перевели Сталина из состояния болезни в состояние смерти.

Ну, а режущий глаза антисемитизм – это дымовая завеса, отвлекающий фактор, маскирующий истинные цели тайных организаторов «Дела врачей-вредителей». Нечто вроде хрущёвского: «…а под ним подмочено».

А вы говорите: «ЦРУ, ЦРУ». Какое на фиг ЦРУ?! Если Булганин с Хрущёвым и получали какие-то подсказки, то приходили они не из ЦРУ, а совсем из других сфер. Следует признать, что их демон-разрушитель почти всегда давал заговорщикам дельные советы и толковые рекомендации. А вы что думали?!

1.10. Смерть и похороны Сталина

Советские люди с тревогой следили за сообщениями о состоянии здоровья товарища Сталина. Они были уверены, что вождь находится в Москве, и для его лечения созданы наилучшие условия: привлечены самые квалифицированные специалисты, используется самое прогрессивное и эффективное медицинское оборудование. Откуда они могли знать, что, на самом деле, последнее пристанище товарища Сталина являет собой суетливый и бестолковый зал ожидания его смерти?! Могучий организм Сталина около пяти суток боролся за жизнь, но негодяи-отравители сделали всё, чтобы не дать ему ни единого шанса на выживание. 5 марта 1953 года в 21 час 50 минут Иосиф Виссарионович Сталин скончался.

Хрущёв, претендующий на роль свидетеля тех событий, описывает всё таким образом:
«Итак, поговорили мы обо всём с Булганиным, кончилось наше дежурство, и я уехал домой. Хотел поспать, потому что долго не спал на дежурстве. Принял снотворное, лёг. Только лёг, но ещё не уснул, услышал звонок. Маленков: «Срочно приезжай, у Сталина ухудшение. Выезжай срочно!». Я тотчас же вызвал машину. Действительно, Сталин был в плохом состоянии. Приехали и другие. Все видели, что Сталин умирает. Медики сказали нам, что началась агония. Он перестал дышать…

Как только Сталин умер, Берия тотчас сел в свою машину и умчался в Москву с «ближней» дачи. Мы решили вызвать туда всех членов Бюро или, если получится, всех членов Президиума ЦК партии. Точно не помню. Пока они ехали, Маленков расхаживал по комнате, волновался. Я решил поговорить с ним. «Егор, — говорю, — мне надо с тобой побеседовать». «О чём?» — холодно спросил он. «Сталин умер. Как мы дальше будем жить?». «А что сейчас говорить? Соберутся все, и будем говорить. Для этого и собираемся». Казалось бы, демократичный ответ. Но я-то понял по-другому, понял так, что все вопросы оговорены им с Берией, всё давно обсуждено. «Ну ладно, — отвечаю, — поговорим потом».

Вот собрались все. Тоже увидели, что Сталин умер. Приехала и Светлана. Я её встречал. Когда встречал, сильно разволновался, заплакал, не смог сдержаться. Мне было искренне жаль Сталина, его детей, я душой оплакивал его смерть, волновался за будущее партии, всей страны. Чувствовал, что сейчас Берия начнёт заправлять всем. А это – начало конца. Я не доверял ему, не считал его коммунистом. Я считал его способным на всё, быстрым на расправу мясником и убийцей.

И вот пошло распределение «портфелей». Берия предложил назначить Маленкова Председателем Совета Министров СССР с освобождением его от обязанностей секретаря ЦК партии. Маленков предложил утвердить своим первым заместителем Берию и слить два министерства, госбезопасности и внутренних дел, в одно Министерство внутренних дел, а Берию назначить министром. Я молчал. Молчал и Булганин. Тут я волновался, как бы Булганин не выскочил не во время, потому что было неправильно выдать себя заранее. Ведь я видел настроение остальных. Если бы мы с Булганиным сказали, что мы против, нас бы обвинили большинством голосов, что мы склочники, дезорганизаторы, ещё при неостывшем трупе начинаем в партии драку за посты.

Да, всё шло в том самом направлении, как я и предполагал. Молотова назначили первым замом Предсовмина. Кагановича – замом. Ворошилова предложили избрать Председателем Президиума Верховного Совета СССР, освободив от этой должности Шверника. Очень неуважительно выразился в адрес Шверника Берия: сказал, что его вообще никто в стране не знает. Я видел, что тут налицо детали плана Берии, который хочет сделать Ворошилова человеком, оформляющим в указах то, что станет делать Берия, когда начнёт работать его мясорубка. Меня Берия предложил освободить от обязанностей секретаря Московского комитета партии с тем, чтобы я сосредоточил свою деятельность на работе в ЦК партии. Провели мы и другие назначения. Приняли порядок похорон и порядок извещения народа о смерти Сталина. Так мы, его наследники, приступили к самостоятельной деятельности по руководству государством и партией».

В этой важной главе воспоминаний Хрущёвым поставлена точка, но наше расследование продолжается, поскольку в хрущёвских сочинениях торжествует принцип: «всё, что было не со мной, помню». Попробуем отфильтровать хоть какие-то крупицы истины, двигаясь постепенно от простого к самому главному.

Утверждения Хрущёва о том, что он, якобы, дежурил вместе с Булганиным, очень устал, готовился уснуть, но его поднял с постели звонок Маленкова – ложь от начала и до конца. Во-первых, Хрущёв никогда не дежурил одновременно с Булганиным, ибо последний хорошо справлялся со всем необходимым самостоятельно, и Хрущёв ему был нужен в качестве сменщика. Во-вторых, Хрущёв никак не мог отлучиться из Москвы, поскольку на нём лежала обязанность по организации и проведению Совместного заседания Пленума ЦК КПСС, Совета министров СССР и Президиума ВС СССР. Какое уж тут дежурство?!

Далее Хрущёв уверяет, что сразу после смерти Сталина «Берия умчался в Москву», а Маленков, оставаясь на Ближней даче, стал собирать туда членов Бюро и Президиума ЦК: «Вот собрались все. Тоже увидели, что Сталин умер…И вот началось распределение «портфелей». Берия предложил назначить Маленкова Председателем Совета Министров СССР…». В пылу вдохновенного вранья Хрущёв забывает, что он только что самолично заставил Берию умчаться в Москву.

Хрущёв вправе рассказывать о том, как сильно он горевал в связи со смертью Сталина, но зачем врать на тему «Приехала Светлана. Я её встречал.»? На самом деле, Светлана никуда не уезжала с тех пор, как утром 2 марта приехала на Ближнюю дачу по вызову Маленкова. На втором этаже дачи находились комнаты, которые вождь не использовал. Это были комнаты для гостей, и здесь можно было отдохнуть и переночевать.

Теперь переходим к главному. Торг Хрущёва с Маленковым о распределении должностей в послесталинском руководстве действительно был, но он имел место не после смерти Сталина, а до этого события и совсем в другом месте. Трудно ручаться за точное содержание переговоров двух руководителей, однако содержание их никак не соответствовало той версии, которую приводит Хрущёв.

Предварительно заметим, что в назначении Берии руководителем объединённого МВД не было никакой интриги, поскольку ранее Сталин лично выступил с такой инициативой, поддержанной видными деятелями Бюро и Президиума ЦК. Хрущёв с Булганиным тогда тоже не возражали, ибо не видели для себя опасности, исходящей от Берии. Последний стал опасен для друзей-отравителей лишь после того, как слишком близко приблизился к тайне смерти Сталина.

В рамках общей задачи реконструкции событий прошлого, автор настоящей книги предлагает свою версию переговоров, которая будет более точной по содержанию. Уверенность в этом основывается на уже известных итогах сговора Хрущёва с Маленковым, которые трудно поставить под сомнение.

Хрущёв:
«Егор, ты знаешь, что я давно нахожусь на руководящей партийной работе. В 1938 году стал кандидатом в члены Политбюро, а в 1939 году после 18 съезда был избран членом Политбюро ЦК. Тем не менее, из-за немилости и предвзятости Сталина моя работа в Секретариате ЦК сведена к минимуму. Более молодые и менее опытные секретари ЦК Пегов и Суслов пользуются правом председательствовать на заседаниях Секретариата ЦК, а у меня такой возможности нет.
Теперь, когда, заняв пост Председателя Совмина СССР, ты становишься первым лицом в государстве, будет справедливо, если я возьму на себя обязанности координатора работы ЦК. При Сталине эту работу успешно выполнял ты, обеспечивая помощь и поддержку вождю по партийной линии. Взяв на себя твои прежние функции, я могу стать твоим помощником и настроить аппарат ЦК и партийные организации на слаженную работу по претворению в жизнь решений Советского правительства.

Я беспокоюсь не только о себе. Меня также волнует судьба Николая Булганина. При Сталине он был его единственным первым замом. Сейчас планируется иметь несколько первых замов, и это, естественно, понижает его статус. Ты знаешь, что по поручению Президиума ЦК Николай курировал вопросы внутренней и внешней безопасности и был в тесном контакте с министрами Игнатьевым, Кругловым и Василевским. Само собой разумеется, что, став руководителем объединённого МВД, Берия не допустит контроля над собой со стороны Булганина. Значит, круг его обязанностей сократится более, чем вдвое. В этих новых условиях будет логично, если куратор, хорошо знакомый со спецификой оборонных проблем, сам станет военным министром. Ну, а Василевского можно переместить на должность первого заместителя министра».

Претензии Хрущёва неприятно поразили Маленкова. Он знал, что Сталин считал Хрущёва человеком, провалившим порученную ему работу, и планировал его понижение. А теперь, вдруг, Хрущёв заявляет свои права на очень сильное повышение в иерархии партийно-государственной власти. Маленков также помнил и знал, что Сталин уже пробовал Булганина на должности министра Вооружённых сил СССР, но вынужден был отказаться от его услуг. К министру Василевскому у Сталина претензий не было.

Маленков оказался в некомфортной для себя ситуации. Он привык добросовестно выполнять поручения товарища Сталина, будучи твёрдо убеждённым в том, что и сами поручения вождя, и его работа по их исполнению идут на пользу государства. Поэтому тогда Маленков в своей деятельности проявлял твёрдость и бескомпромиссность. Сейчас ситуация изменилась, и Хрущёв требует от него высоких должностей для удовлетворения личных («шкурных») интересов. При здравствующем Сталине о таком нельзя было и помыслить.

Чтобы оттянуть необходимость принятия решений, Маленков поначалу холодно возразил в том смысле, что «торг неуместен», и всё, мол, решится на заседании Бюро Президиума. Но и Хрущёву отступать было некуда: или сейчас, или никогда. Всё зависит от Маленкова. Окружающие смотрят на него, как на продолжателя дела Сталина. Его голосом говорит как бы сам Сталин. Всё, что предложит Маленков, утвердят члены Бюро. Изменить что-либо, потом будет невозможно.

Трудная и рискованная операция по устранению Сталина окажется бессмысленной, если сейчас же не вырвать у Маленкова те должности, которые Хрущёв с Булганиным себе запланировали. Именно поэтому Хрущёв идёт ва-банк, заявив, что в случае непринятия его предложений, он лично, а также Булганин и Микоян выступят против кандидатур Берии и Ворошилова и призовут к этому других своих сторонников в ЦК. Тем самым, по вине Маленкова, в руководящих органах возникнут ненужные противостояния вместо слаженной совместной работы.

Как должен был реагировать Маленков на этот хрущёвский шантаж? Правильнее всего было бы проявить принципиальность и заявить, что интересы государства следует ставить выше амбиций отдельных личностей. Так, дескать, учит товарищ Сталин, и так будет действовать он – Маленков. Но чтобы так ответить Хрущёву, надо было иметь твёрдый, несгибаемый характер, а этого у Маленкова как раз и не было. Всегда имея за спиной поддержку товарища Сталина, Маленков не развил в себе черты непримиримого борца за свои собственные убеждения. Впрочем, таких черт характера у мягкотелого Маленкова не было от природы, а с этим трудно что-либо поделать.

На соглашательскую сущность Маленкова и рассчитывал хитрый и наглый напиральщик Хрущёв, предъявляя ему свой ультиматум. И Маленков поступил так, как подсказывала ему его натура: он уступил Хрущёву, успокаивая свою совесть утешительными соображениями о том, что сейчас, в самом деле, единство и сплочённость рядов выше и дороже всего остального. Вступив в сговор с Хрущёвым, и согласившись на его условия, Маленков совершил гигантскую ошибку, приведшую к разрушению всей выстроенной Сталиным системы власти в СССР.

Поскольку при Сталине центр принятия решений переместился в правительство, то назначение Маленкова Председателем Совмина СССР сталинских планов не нарушало. Однако, вождь не мог даже представить, что Маленков совсем уйдёт из Секретариата ЦК, фактически передав руководство партией Хрущёву. Сталин был уверен, что Берия в должности первого заместителя Предсовмина СССР возьмёт на себя большую часть правительственной работы. Исходя из этого, Маленкову останется время для того, чтобы руководить партией в должности секретаря ЦК КПСС, опираясь на своих помощников Пегова и Суслова.

Первая ошибка Маленкова состояла в том, что он преждевременно поверил в необратимую прочность оставленной Сталиным системы управления. На самом деле, всё держалось на авторитете Сталина, на доверии к нему широких народных масс. Маленков недооценил готовность партийной номенклатуры к реваншу, к восстановлению своих утраченных позиций и привилегий. Вторая ошибка Маленкова заключалась в уверенности, что Хрущёв станет действовать в Секретариате ЦК по ранее установленным Сталиным правилам. На деле, Хрущёв оказался вождём жаждущей реванша партийной номенклатуры, мечтающей о том, что партия вновь станет руководящей и направляющей силой в Советском обществе.

В литературе часто можно встретить утверждение, что Сталин умер, не успев назначить своего преемника. Это – неверно. Естественно, что вождь нигде публично не говорил: «Своим преемником назначаю Маленкова». Заявления подобного рода не могли быть сделаны в демократическом государстве, которым Сталин считал Советский Союз. Если о преемнике нельзя было говорить открыто, то на него можно было указать другими способами. Например, «Отчётный доклад ЦК» делегатам 19 съезда партии делал Маленков. Скажут: « Ну, и что? Сталину трудно было самому читать объёмный доклад, вот он и поручил это дело Маленкову». Так могут говорить люди, которые не изучали выступления в прениях по докладу Маленкова. Выступавшие делегаты съезда одобряли не только сам доклад, но и выражали весьма позитивное отношение к самому докладчику. Это – первый момент.

Момент второй. Наступает 1953 год. Сталин проводит первый в новом году приём в своём кремлёвском кабинете. По записи в «Журнале регистрации» за 2 января 1953 года первым в кабинет вождя заходит в 20:30 Маленков. Беседа с ним длится чуть более часа, и в 21:35 Маленков покидает кабинет. Следующие посетители прибывают в 22:00. Среди них Берия, Булганин, Хрущёв и ещё четверо товарищей. Приём длится 55 минут. Как ещё более красноречиво Сталин мог выразить без слов, кого в своём окружении он считает первым среди равных?

Наконец, в мемуарах и Хрущёва, и других лиц нет и тени сомнения в том, кто с началом болезни Сталина становится первым руководителем в стране. Всё замыкается на Маленкове, все нити управления ведут к нему. Теперь, когда преемник точно известен, следует с сожалением признать, что, выбрав Маленкова, Сталин совершил серьёзную ошибку. Как такое могло случиться? Ответ: Маленков при Сталине и Маленков после Сталина – совершенно разные личности с одним общим паспортом.

Сталин знал Маленкова, как разумного, спокойного и рассудительного человека. Именно поэтому ему, чаще других, вождь поручал руководство всяческими комиссиями по расследованию запутанных дел, в которых сталкивались интересы и амбиции различных личностей. Председательство Маленкова в таких комиссиях гарантировало справедливый и взвешенный подход к субъектам конфликта и то, что принятое решение будет в пользу того человека или группы лиц, которые в своей деятельности отдают предпочтение не личным, а государственным интересам.

Пример такого поведения Маленкова приводит в своей ранее упомянутой книге мемуаров А.Е.Голованов. Он сообщает, что в один из весенних дней 1944 года после доклада в Кремле о деятельности АДД, он стоял в ожидании новых боевых задач. Вдруг Сталин подошёл ближе и сказал: «Наконец-то и на вас к нам поступила жалоба». Голованов продолжает: «Это было настолько неожиданно, что прошло некоторое время, прежде чем прозвучал ответ: «Товарищ Сталин, — услышал я свой ровный и спокойный голос, чему был сам удивлен. – Если эта жалоба серьёзна, я полагаю, что её нужно обязательно расследовать! Если расследование покажет, что я действительно в чём-то виноват, меня следует строго наказать, в зависимости от тяжести моего проступка. Если же расследование покажет и докажет отсутствие какой-либо вины с моей стороны, я прошу привлечь к такой же строгой ответственности лицо, написавшее жалобу»».

Пользуясь «Журналом регистрации», мы можем с точностью до минуты сообщить, что это случилось 16 мая 1944 года. Голованов забыл, видимо, уточнить, что зашёл он в сталинский кабинет в 21:50 не один, а одновременно с крупными чинами из Наркомата обороны и Генштаба. В кабинете, кроме Сталина, уже находились члены ГКО Берия, Молотов и Маленков. Вышел Голованов из кабинета через пять минут в 21:55. За такое короткое время он вряд ли докладывал о деятельности АДД и, тем более, не «получал указания о дальнейшей боевой работе АДД». Вероятнее всего, Сталин просто сообщил о полученной жалобе и поручил расследовать её Маленкову. После ухода Голованова совещание с военными продолжалось до 23:30.

Сталин не случайно поручил расследование этого дела секретарю ЦК ВКП(б) Маленкову, поскольку именно он курировал в ГКО авиацию, производство самолётов и двигателей к ним.

«На другой день я был вызван в ЦК. Будучи совершенно уверенным в том, что за мной ничего предосудительного нет, я как-то и не думал о том, кто и что мог обо мне написать. Явившись в кабинет секретаря ЦК, к своему удивлению увидел там командира полка В.С.Гризодубову. Поздоровавшись, я сел. Мне было задано значительное количество вопросов, на многие из которых ответить я не мог. Среди таких вопросов были, например, такие: почему полк, которым командует Гризодубова, до сих пор не гвардейский, тогда как другой, организованный в то же время, уже получил гвардейское знамя? Почему командир полка получила мало наград? Почему Гризодубова до сих пор полковник, в то время как она – единственная женщина-командир в АДД, и почему её полк находится в положении пасынка? Почему к нему плохо относится командование? И ряд других вопросов.
В составе АДД находилось много десятков полков, которые входили в состав дивизий, а последние – в состав корпусов. На большинство поставленных вопросов ответить я, естественно, не мог. Сказав секретарю ЦК, что лично не занимаюсь вопросами деятельности отдельных полков, просил дать мне время разобраться. Такое время мне было дано, и я уехал».

Несколько дней понадобилось Голованову, чтобы прояснить ситуацию в полку Гризодубовой. Для этого пришлось вызвать для беседы и командира авиакорпуса генерала В.Е.Нестерцова, и командира дивизии генерала В.И.Картакова. Оба генерала указали на плохое состояние дел в полку:

«Большое количество лётных происшествий, не связанных с выполнением боевых заданий, низкая воинская дисциплина среди личного состава. Командир же систематически отсутствовала в полку со ссылкой на необходимость встреч с кем-либо из членов Политбюро, причём уезжала, даже не поставив об этом в известность своего непосредственного командира… Так, ещё в 1942 году, когда шли тяжёлые бои под Сталинградом и был ранен командир дивизии, Гризодубова без чьего-либо ведома бросила полк и улетела в Москву, а в январе 1944 года проделала то же самое под Ленинградом и не являлась в свою часть до возвращения последней на место своего постоянного базирования, и полком фактически командовал её заместитель майор Запыленов».

Во время доверительной беседы с командующим, комкор Нестерцов дополнительно рассказал следующее:
«Видите ли, Александр Евгеньевич, за время пребывания Гризодубовой в дивизии, которой я раньше командовал, а потом, уже командуя и корпусом, видел я много упущений по службе с её стороны и старался ей как-то в этом помочь, зная, что человек она невоенный. Когда я бывал в полку, в разговорах со мной она всякий раз подчёркивала свою близость к членам Политбюро нашей партии, называя каждого из них по имени и отчеству, и у меня из этих разговоров сложилось убеждение, что и на полк, которым она командует, поставил её лично Сталин, о чём говорила она недвусмысленно. Своё отсутствие в полку всякий раз она объясняла поездками к высокопоставленным лицам для решения тех или иных вопросов для полка».

Следует прямо признать, что глава книги Голованова, посвященная конфликту с Гризодубовой, оставляет впечатление недосказанности и порождает недоумённые вопросы у читателей. Как, например, Гризодубова могла объяснять свои поездки в Москву необходимостью «решения тех или иных вопросов для полка»? Что, разве в Москве находились лица или организации, курирующие её отдельно взятый полк?!

Причина недоумений, как нам представляется, состоит в том, что Голованов почему-то счёл ненужным хоть в малейшей степени раскрыть личность самой Валентины Степановны Гризодубовой. А ведь речь идёт о прославленной советской лётчице, первой среди женщин удостоенной в 1938 году звания Героя Советского Союза. Впрочем, и эта информация не даёт полноты картины. В действующей Красной Армии служили тысячи Героев Советского Союза, но дисциплину они не нарушали. Главное заключалось в том, что В.С.Гризодубова являлась депутатом Верховного Совета СССР первого созыва. Именно эта должность и позволяла ей оставлять полк для поездок в Москву.

Здесь народная героиня находила понимание и поддержку у члена Политбюро ЦК ВКП(б), Председателя Президиума Верховного Совета СССР М.И.Калинина, который её хорошо знал и давал ей поручения по парламентской линии. Следует также принять во внимание, что, как депутат ВС СССР, Гризодубова выполняла обязанности председателя Антифашистского комитета советских женщин и члена Комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков.

Вполне допустимо предположить, что никаких самовольных оставлений Гризодубовой своего полка не было, а в Москву она отправлялась не по своей личной инициативе, а по вызову вышестоящей организации для участия в каких-то мероприятиях. Впрочем, командование дивизией и корпусом тоже можно понять: идёт война, а командир авиаполка отвлекается на посторонние занятия и плохо руководит вверенной ей частью.

Также вполне допустимо предположить, что звание генерала от авиации открывало перед Гризодубовой возможности занять высокую и почётную должность в самой столице, и это обещали ей её высокие покровители. Рассматривать вариант продолжения воинской карьеры несерьёзно. Генералов, командующих полками, не бывает, а двигать её на командование авиадивизией было нереально. За год до окончания войны имелось достаточное количество более достойных претендентов с высшим военным образованием и солидным боевым опытом.

Итак, целью Гризодубовой было получение генеральского звания, а для начала хорошо бы сделать её полк гвардейским. И вот, она жалуется М.И.Калинину, что на службе её всячески затирают, не дают ходу. Её непосредственный начальник Картаков – близкий родственник командующего АДД Голованова. Благодаря этому, поступивший в АДД майором, Картаков через два года становится генералом и командиром дивизии. Кроме того, этот Картаков – непорядочный человек и преследует её, как женщину.

«Добрый дедушка» М.И.Калинин был возмущён услышанным и заявил, что всё это надо изложить письменно, а он лично передаст письмо Сталину. Почему Сталину? Потому, что Голованов подчинялся непосредственно ему, и никаких других начальников над ним не было. О том, что Голованов и Картаков женаты на сёстрах, Гризодубова знала по слухам, которые широко ходили тогда в дивизии и в авиакорпусе. Знать об этом точно она не могла, поскольку не имела доступа к «Личным делам» лиц высшего комсостава.

Маленков, занимавшийся проверкой жалобы Гризодубовой, был в курсе того, что в результатах проверки заинтересован сам М.И.Калинин, и потому был не против того, чтобы известная в народе личность получила звание генерала и продолжила свою деятельность на более ответственной службе. Таков был расклад сил и желаний к тому моменту, когда Голованов вторично оказался в кабинете Маленкова.

«Когда я зашёл в кабинет секретаря ЦК, Гризодубова, как и в прошлый раз, была уже там. Поздоровавшись, я начал свой доклад. Начал почему-то с генеральского звания, сказав, что для получения его нужно командовать не полком, а, по меньшей мере, дивизией. «Так вы и двигайте её на дивизию», — услышал я реплику Маленкова. Такой реплики я совсем не ожидал. Стало ясно, что разговор предстоит трудный».

Трудным разговор оставался и далее, когда речь зашла о присвоении гвардейского звания полку Гризодубовой. Голованов был категорически против этого, ссылаясь на мнения командира дивизии и командира корпуса. Вот тут и стало постепенно выясняться, что ни сам Голованов, ни его жена ранее ничего о Картакове не знали и в родственной связи с ним не состояли. Что касается присвоения ему звания полковника, минуя звание подполковника, то это была инициатива самого Сталина. Вождь выяснил, что майор Картаков долгое время работал военным инструктором в Китае и потому пропустил, не по своей вине, присвоение очередного воинского звания «подполковник». Сталин посчитал такое положение несправедливым, и распорядился присвоить командиру авиаполка Картакову звание полковника.

Маленков понял, что из-за недостоверной информации он сам оказался в неловком положении, поэтому он закончил разговор, попрощался и уехал. Теперь ему предстояло самому разобраться в том, где правда, а где ложь.

«Ждать развязки событий долго не пришлось. Очень скоро я был вновь вызван в ЦК. Когда я вошёл в кабинет, Маленков поздоровался со мной и, не говоря ни слова, вызвал помощника и сказал, чтобы заходила Гризодубова. Когда она подошла к столу, секретарь ЦК поднялся со стула. Встал и я.

— Мне поручено объявить решение Политбюро по вашей жалобе, Гризодубова, — сказал Маленков. – За клевету в корыстных целях на непосредственных командиров, за попытку оклеветать маршала Голованова – командующего Авиацией дальнего действия, которому вверена партией и руководством страны ответственейшая работа, за попытку дискредитировать в глазах руководства преданного Родине и партии полководца, принято решение передать дело о вас в военный трибунал для привлечения к судебной ответственности, куда и передать имеющиеся материалы. А сейчас идите к товарищу Шкирятову – председателю Комиссии партийного контроля, там будет решён вопрос о вашей партийной принадлежности.

Я не могу описать здесь, что последовало за объявлением этого решения. На коленях, в слезах молила Гризодубова о прощении, почему-то больше обращаясь ко мне, чем к секретарю ЦК … Я невольно подумал, сколько ещё людей, невинных людей на белом свете страдают от всяких наговоров».

Со своей стороны, Голованов попросил Маленкова, чтобы его имя не связывали с именем «этой женщины», и что он не хочет быть участником суда над ней. В итоге, Гризодубову без лишнего шума убрали из АДД. В Верховный Совет СССР второго и последующих созывов её больше не избирали.

Во всей этой истории с Гризодубовой для нас также представляет интерес позиция самого Сталина. А это — скажем прямо – позиция как бы стороннего наблюдателя, а точнее, — позиция арбитра, который беспристрастно наблюдает за схваткой, чтобы в конце объявить победителя. В самом деле, полномочия Сталина позволяли ему единолично в течение нескольких минут решить вопрос с генеральским званием Гризодубовой. Этого времени достаточно, чтобы работники его секретариата успели подготовить приказ и другие документы для подписи Сталину.

Однако Сталин не собирается делать ничего в этом направлении, чтобы не нарушать им же установленные правила. По этим правилам, для награждения или повышения по службе любого государственного служащего, необходимо было иметь соответствующее представление вышестоящих руководителей, которые его хорошо знают и готовы взять на себя ответственность за его награждение или повышение.

Во времена моей молодости в научно-популярных и массовых публикациях довольно часто употреблялся заимствованный из электротехнической литературы термин «шунтировать». В электротехнике шунт – это низкоомное сопротивление, подключаемое параллельно к электроизмерительному прибору. Благодаря такому подключению львиную долю токовой нагрузки в электрической цепи принимает на себя шунт.

Сталин не хочет «шунтировать» действия Голованова, поскольку, отступая от установленных правил, он будет подавать дурной пример другим руководителям всех рангов. Окружение вождя знало эту его принципиальную позицию. Поэтому и оказывалось давление лично на Голованова с тем, чтобы он сам составил хорошую характеристику и представление на Гризодубову. Всё это прекрасно понимал и Голованов. В остром разговоре с Маленковым он прямо заявил, что готов оставить свой пост, но отрицательного отношения к деятельности Гризодубовой не изменит. Приятно, когда, в конце концов, правда и справедливость торжествуют.

Этот эпизод раскрывает уже ранее названные положительные качества Маленкова. К сожалению, про Маленкова при Сталине и без Сталина нельзя сказать словами: «Каким ты был, таким ты и остался». Маленков без поддержки вождя оказался руководителем слабым, нерешительным, неспособным принимать и отстаивать свои убеждения.

Теперь нам надлежит вернуться в основной поток повествования и посмотреть, в какой мере фантазии Хрущёва соответствуют событиям реального мира. А для этого следует ознакомиться с документом под названием «Протокол Совместного заседания Пленума ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР». Заседание происходило в Москве, присутствовали в своём большинстве члены и кандидаты в члены ЦК КПСС и другие ответственные лица (всего около 250 человек). Заседание в качестве председателя вёл Хрущёв, и началось оно в 20 часов 5 марта 1953 года. Удивительно, как он мог об этом забыть при его феноменальной памяти.

Важнейшие вопросы жизни страны были рассмотрены и утверждены за 40 минут, что предполагает строгое ведение собрания по заранее утверждённому сценарию, исключающему всякую самодеятельность и всякие экспромты.

Вначале Хрущёв предоставил слово министру здравоохранения Третьякову, который кратко проинформировал собрание о состоянии здоровья товарища Сталина. Это был очень правильный ход. Министр подтвердил, что с медицинской точки зрения товарищ Сталин находится в критическом состоянии. Весьма велика вероятность того, что смерть может наступить в течение ближайших нескольких часов.

Сообщение министра, по существу, придавало дополнительную легитимность, как самому заседанию, так и тем решениям, которое оно готовилось принять. Медицинская наука всё поставила на свои места и сняла у участников мероприятия смутные подозрения в том, что руководящая верхушка спешит с переделом власти при ещё живом вожде. До смерти Сталина оставалось менее двух часов.

Хрущёв дополнил информацию министра замечанием о том, что у постели товарища Сталина с самого начала его болезни было организовано дежурство членов Бюро Президиума ЦК. Сейчас там дежурит товарищ Булганин, чем и объясняется его отсутствие на данном заседании. Выходит, что Хрущёв зря волновался о том, «как бы Булганин не выскочил не во время» при обсуждении кандидатуры Берии.

На самом деле, никакого обсуждения кандидатур не было благодаря тому, что заблаговременно на этапе сговора Маленкова с Хрущёвым было достигнуто согласие по всем персоналиям. Цель Совместного заседания заключалась лишь в том, чтобы это согласие формально утвердить.

Затем в своём кратком вводном выступлении Маленков говорит о том, что Бюро Президиума ЦК разработало комплекс организационных и других мероприятий, который предлагается к рассмотрению и утверждению настоящим Совместным заседанием.

По первому пункту повестки дня выступает Берия. Не следует думать, что последний получил слово для выступления потому, что раньше других успел поднять руку. Нет, выступление Берии сразу после Маленкова было запланировано сценарием мероприятия, и слово ему предоставил председательствующий, то есть Хрущёв.

«Тов.Берия говорит, что Бюро Президиума ЦК тщательно обсудило создавшуюся обстановку в нашей стране в связи с тем, что в руководстве партией и страной отсутствует товарищ Сталин. Бюро Президиума ЦК считает необходимым теперь же назначить Председателя Совета Министров СССР. Бюро вносит предложение назначить Председателем Совета Министров СССР тов.Маленкова Г.М. Кандидатура тов.Маленкова выдвигается членами Бюро единодушно и единогласно…

Затем тов.Хрущёв предоставляет слово тов.Маленкову. Тов.Маленков вносит по поручению Бюро Президиума ЦК следующие предложения:
1. О назначении первыми заместителями Председателя Совета Министров СССР тт.Берия Л.П., Молотова В.М., Булганина Н.А., Кагановича Л.М.
2. Иметь в Совете Министров СССР вместо двух органов – Президиума и Бюро Президиума, один – Президиум Совета Министров СССР.
3. Рекомендовать Председателем Президиума Верховного Совета СССР тов.Ворошилова К.Е., освободив от этих обязанностей тов.Шверника Н.М.
4. Объединить Министерство государственной безопасности СССР и Министерство внутренних дел СССР в одно министерство – Министерство внутренних дел СССР. Назначить Министром внутренних дел СССР тов.Берия Л.П.
5. Назначить тов.Молотова В.М. Министром иностранных дел СССР. Назначить тов.Вышинского А.Я. постоянным представителем СССР в ООН.
6. Назначить маршала Советского Союза тов.Булганина Н.А. Военным министром СССР и первыми заместителями Военного министра СССР – маршала Советского Союза тов.Василевского А.М. и маршала Советского союза тов.Жукова Г.К.
7. Бюро Президиума ЦК предлагает иметь в Центральном комитете КПСС вместо двух органов ЦК – Президиума и Бюро Президиума, один орган – Президиум Центрального комитета КПСС, как это определено Уставом партии. В целях большей оперативности в руководстве, определить состав Президиума в количестве 11 человек и четырёх кандидатов. Утвердить следующий состав Президиума ЦК КПСС: тт.Сталин И.В., Маленков Г.М., Берия Л.П., Молотов В.М., Ворошилов К.Е., Хрущёв Н.С., Булганин Н.А., Каганович Л.М., Микоян А.И., Сабуров М.З., Первухин М.Г. ; кандидаты в члены Президиума ЦК КПСС – тт.Шверник Н.М., Пономаренко П.К., Мельников Л.Г., Багиров М.Д.
8. Избрать секретарями ЦК КПСС тт.Игнатьева С.Д., Поспелова П.Н., Шаталина Н.Н.
9. Признать необходимым, чтобы тов.Хрущёв Н.С. сосредоточился на работе в ЦК КПСС и в связи с этим освободить его от обязанностей первого секретаря Московского комитета КПСС».

Все кадровые и другие вопросы голосовались без обсуждения, один раз в «пакете». Голосовались единогласно. Автор предупреждает читателей, что не все предложения Маленкова приведены в книге, а только те, которые согласуются с её тематикой. Из-за этого также пришлось изменить нумерацию: пунктам 7, 8, 9 соответствуют пункты 13, 15, и 16 в оригинале Протокола.

Некоторые историки и аналитики выражают недоумение по поводу того, почему чиновник такого высокого ранга, как Булганин, непонятно зачем пребывал у постели умирающего Сталина. Дескать, было бы более логично находиться ему в Москве, чтобы участвовать в распределении должностей в послесталинском руководстве. Всё очень просто: Булганин как раз и находился там, где был важнее всего. От врачей он узнал, что вечером или ночью 5 марта Сталин умрёт, а Булганину было архиважно лично отдать офицерам МГБ распоряжения относительно того, что делать дальше с телом вождя.

Что касается распределения должностей, то Булганин был полностью в курсе того, что все «портфели» уже распределены, а Совместное заседание – это формальное мероприятие для утверждения ранее принятых решений. Дежурство Булганина в последние часы жизни Сталина отвечало интересам заговорщиков с точки зрения безопасности и заметания следов преступления.

Подписывая Протокол Совместного заседания, Хрущёв не удержался от соблазна внести в него некоторые коррективы. Так, в частности, свою должность он называет «Первый секретарь Московского комитета партии». Благодаря этому, могло складываться впечатление, что в его компетенцию входили и Москва, и Московская область, что было неверно, поскольку он руководил только областной парторганизацией.

Предлагаем читателям самостоятельно подсчитать индекс правдивости того, о чём рассказал Хрущёв в своих мемуарах, в сравнении с событиями реального мира. Впечатление такое, что пенсионер Хрущёв основательно заблудился в пространстве и времени. Если предположить, что когда-нибудь среди мировых лидеров будет проведён конкурс на предмет выявления лучшего среди них, то Хрущёв вполне мог бы претендовать на первое место в номинации «Лучший брехун всех времён и народов». Чего стоит, например, такой пассаж в его воспоминаниях: «Когда я до революции работал слесарем и зарабатывал свои 40-45 рублей в месяц, то был материально лучше обеспечен, чем когда работал секретарём Московского областного и городского комитетов партии»?!

Закончилось Совместное заседание незадолго до 21 часа. Члены вновь избранного Президиума ЦК договорились всем вместе отправиться на Ближнюю дачу, чтобы своим посещением выразить чувства уважения вождю. Возможно, следует считать случайностью тот факт, что смерть Сталина произошла у них на глазах. Вот какую запись оставила С.Аллилуева о смерти отца:

«Агония была страшной. Она душила его у всех на глазах. В какой-то момент, не знаю, так ли на самом деле, но так казалось в последнюю уже минуту, он вдруг открыл глаза и обвёл ими всех, кто стоял вокруг. Это был ужасный взгляд, то ли безумный, то ли гневный и полный ужаса перед смертью и перед незнакомыми лицами врачей, склонившихся над ним. Взгляд этот обошёл всех в какую-то долю минуты. И тут, это было непонятно и страшно, я до сих пор не понимаю, но не могу забыть – тут он поднял вдруг кверху левую руку (которая двигалась) и не то указал ею куда-то наверх, не то погрозил всем нам. Жест был непонятен, но угрожающ, и неизвестно к кому он относился. В следующий момент, душа, сделав последнее усилие, вырвалась из тела …

Душа отлетела. Тело успокоилось, лицо побелело и приняло всем знакомый облик; через несколько мгновений оно стало невозмутимым, спокойным и красивым. Все стояли вокруг, окаменев, в молчании несколько минут, не знаю сколько, кажется, что недолго. Потом члены правительства устремились к выходу, надо было ехать в Москву, в ЦК, где все сидели и ждали вестей».

Поднятая вверх, к небу рука – это жест-указание о неминуемом возмездии за совершённое преступление. Одновременно это был также жест-обращение к Тому, Кто сказал однажды: «Мне — отмщение, и Я воздам». В следующую минуту Силы Света подхватили душу, тёмные энергии отступили, вследствие чего «лицо стало спокойным и красивым».

С.Аллилуева права в том, что высокопоставленные руководители покинули помещение дачи через несколько минут после смерти её отца. «Журнал регистрации» сообщает, что уже в 22:25 5 марта 1953 года в сталинский кремлёвский кабинет вошли: Берия, Ворошилов, Каганович, Маленков, Молотов, Хрущёв. Как видим, Берия вошёл в кабинет одновременно со всеми. Значит весть о том, что Берия, якобы, отделился от всех и один умчался в Москву, является очередной хрущёвской «брехаловкой».

Впрочем, и эта ложь не пропала зря, а нашла своё применение: Н.Добрюха предположил, что Берия рванул в Москву, чтобы основательно и без помех покопаться в сталинском архиве для отыскания каких-то нужных ему документов. Более того, тот же Н.Добрюха, руководствуясь мемуарами Хрущёва, выдвинул гипотезу о наличии у Сталина двойников. Так что, господа историки, читайте и изучайте Хрущёва, он ещё не тому научит. Но, если говорить серьёзно и без сарказма, то можно только выразить сочувствие тем аналитикам, которые возводят свои «конструкции» на обманчивых зыбучих песках хрущёвских воспоминаний.

Вновь возвращаемся к записям С.Аллилуевой об отце:
«И тело увезли. Подъехал белый автомобиль к самым дверям дачи, все вышли. Сняли шапки и те, кто стоял на улице, у крыльца. Я стояла в дверях, кто-то накинул на меня пальто, меня всю колотило. Кто-то обнял меня за плечи, это оказался Н.А.Булганин. Машина захлопнула дверцы и поехала. Я уткнулась лицом в грудь Николая Александровича и, наконец, разревелась. Он тоже плакал и гладил меня по голове. Все постояли ещё в дверях, потом стали расходиться».

Этот фрагмент воспоминаний относится к событиям ночи 6 марта. Не случайно, что Булганин не уехал вместе со всеми, а оставался на даче вплоть до момента погрузки тела в автомобиль. Известно, что руководил перевозкой тела, вскрытием и подготовкой его к бальзамированию замминистра Госбезопасности СССР генерал-лейтенант Рясной. Ему Булганин и передал свои инструкции о предстоящих действиях.

Сотрудники МГБ провели опись личного имущества Сталина. Вот его перечень: «Два френча, ботинки, две пары валенок, из которых одна пара ношеных, вторая пара – новые, ни разу не обутые». Всё. На сберкнижке остаток – 900 рублей. А где же все деньги? Сталин хорошо зарабатывал, совмещая несколько должностей. Кроме того, огромными тиражами выпускались его книги. Где авторский гонорар? Ответ: почти все заработанные деньги вождь переводил на специальный счёт в Госбанке, из которого лауреатам Сталинских премий выплачивалось их денежное вознаграждение. На себя Сталин почти ничего не тратил.

Дальнейшие события развивались предсказуемо. Поспешно проведённое вскрытие со всей очевидностью показало смерть вождя от отравления. Что оставалось теперь делать членам врачебной комиссии? Конечно, можно проявить принципиальность и честно признать, что их диагноз оказался неверным, и потому предписанное лечение только ускоряло смерть пациента. Но такое признание было бы равносильно самоубийству, поскольку все представляли себе кару, которая последует вслед за этим признанием. С этого момента члены врачебной комиссии, руководствуясь инстинктом самосохранения, стали добровольно, без всякого принуждения фальсифицировать факты и документы, могущие указать на истинную причину смерти Сталина. Вы хотели смерть от инсульта? Получите! Со стороны докторов не последовало возражений и после того, как чекисты объявили, что у них есть приказ: по окончании вскрытия кремировать все внутренние органы. А что тут возражать, если сразу все концы – в огонь?!

Это было последнее важное звено в плане убийства Сталина и заметания следов преступления. Теперь в огне сгорали все улики, могущие в ближайшем или отдалённом будущем доказать сам факт отравления вождя.

Ну, и кто теперь будет утверждать, что Булганин был заурядной личностью, таким себе исполнительным служакой без комплексов и лидерских качеств?! Подлинный Булганин предстаёт перед нами в образе умнейшей в своём роде личности, знатока человеческой психологии, умеющего конвертировать людские слабости в свою собственную пользу.

Чтобы логически закончить тему, связанную со С.Аллилуевой, приведём еще один отрывок из её книги:
«Дом в Кунцево пережил, после смерти отца, странные события. На второй день после смерти хозяина, — ещё не было похорон, — по распоряжению Берия, созвали всю прислугу и охрану, весь штат обслуживающих дачу, и объявили им, что вещи должны быть немедленно вывезены отсюда (неизвестно куда), а все должны покинуть это помещение.

Спорить с Берия было никому невозможно. Совершенно растерянные, ничего не понимавшие люди собрали вещи, книги, посуду, мебель, грузили со слезами всё на грузовики, всё куда-то увозилось, на какие-то склады; подобных складов у МГБ-КГБ было немало в своё время. Людей, проживших здесь по десять – пятнадцать лет не за страх, а за совесть, вышвыривали на улицу. Их разогнали всех, кого куда; многих офицеров из охраны послали в другие города. Двое застрелились в те дни. Люди не понимали ничего, не понимали, в чём их вина? Почему на них так ополчились? Но в пределах сферы МГБ, сотрудниками которого они состояли по должности (таков был, увы, порядок, одобренный отцом!) они должны были беспрекословно выполнять любые распоряжения начальства».

Можно понять огорчение и возмущение Светланы относительно того, с какой поспешностью и бесцеремонностью проводились описанные выше события. Скоро мы докажем, что ко всему этому безобразию Берия не имел ни малейшего отношения. Отдавали приказы и хозяйничали в доме совсем другие люди, никак не связанные с ним.

До того, как будет раскрыта эта тема, следует возвратиться в сталинский кабинет, в который в 22:25 вошли шесть старших руководителей. Главный редактор «Правды» Д.Шепилов претендует на то, чтобы представить себя участником первого после смерти вождя совещания в Кремле. Вот фрагмент его воспоминаний:

«Все прибывшие члены Президиума ЦК сразу проследовали в кабинет Сталина. Сразу был приглашён и я … Атмосфера этого первого заседания Президиума ЦК после смерти Сталина, была слишком сложной, чтобы охарактеризовать её какой-нибудь одной фразой. Но в последующие месяцы и годы я часто вспоминал это ночное заседание в часы и минуты, когда на «ближней» даче остывало тело усопшего диктатора.

Когда все вошли в кабинет, началось рассаживание за столом заседаний. Председательское кресло Сталина, которое он занимал почти 30 лет, осталось пустым, на него никто не сел. На первый от кресла Сталина стул сел Г.Маленков, рядом с ним – Н.Хрущёв, поодаль – В.Молотов; на первый стул слева сел Л.Берия, рядом с ним – А.Микоян, а дальше с обеих сторон разместились остальные».

Всегда хочется выразить благодарность и признательность тем авторам, которые в интересах будущих поколений правдиво свидетельствуют о пережитых ими событиях истории. Но желание это пропадает после первых простых проверок на подлинность. Вот и Шепилов не выдержал тест на правдивость. Согласно «Журналу регистрации» пробыл он в сталинском кабинете всего десять минут (с 22:40 до 22:50) – время, достаточное только для того, чтобы получить указания относительно оформления траурного выпуска газеты «Правда» за 6 марта. После этого он сразу поспешил в редакцию.

И приглашён он был в кабинет не сразу, а спустя 15 минут после начала заседания, так что никак не мог видеть «рассаживание» членов Президиума ЦК за рабочим столом. Не мог также Шепилов видеть за рабочим столом Микояна, который вошёл в кабинет вместе с Булганиным только в 1:25 уже 6 марта.

Ну ладно, можно снисходительно отнестись к такой человеческой слабости, как тщеславие и желание придать своей фигуре большую значимость в историческом процессе. Но можно ли оставаться терпимым, зная, что Шепилов врёт по-крупному, когда утверждает: «Условились на следующий день созвать Пленум ЦК, на котором решить самые неотложные вопросы руководства партией и странной»?! Между тем, известно, что Пленум ЦК уже состоялся до смерти Сталина 5 марта 1953 года в рамках Совместного заседания Пленума ЦК КПСС, Совета министров СССР и Президиума ВС СССР. Именно тогда и были приняты все решения по управлению партией и страной.

Оставим пока Шепилова в покое и переключим внимание на его наставника — Хрущёва. Некоторые авторы утверждают, что последний не был участником антисталинского заговора. Довод этот подкрепляется тем соображением, что Хрущёв, дескать, ничего не выиграл от смерти вождя, сохранив свои прежние должности секретаря ЦК и члена Президиума ЦК.

На самом деле, это не совсем так. Наоборот, Хрущёв первым среди лиц сталинского окружения немедленно получил огромный выигрыш от устранения Сталина. Почему «первым» и почему «немедленно»? Дело в том, что проходивший в рамках Совместного заседания Пленум ЦК КПСС обладал кворумом, и решения Пленума вступили в силу сразу после окончания голосования. В отличие от этого, вступление в должность высокопоставленных правительственных и государственных служащих осуществляется только после опубликования в официальной печати соответствующих Указов Президиума ВС СССР, что и случилось 7 марта 1953 года.

Последнее обстоятельство подтверждается записями в «Журнале регистрации», в котором только 7 марта и позднее фамилию Маленкова стали записывать на первом месте, как вступившего в должность Председателя Совмина СССР. До 7 марта запись вошедших в кабинет руководителей проводилась в алфавитном порядке, и фамилия Маленкова оказывалась в середине списка.

Так вот. Во-первых, уже вечером 5 марта Хрущёв освободился от тяготившей его и ставшей ненавистной должности первого секретаря Московского обкома партии. Во-вторых, уходя из Секретариата ЦК на хозяйственную работу в Совмин СССР, Маленков передал Хрущёву свои права и обязанности координатора работы ЦК, а через аппарат ЦК – фактически контроль над всеми партийными организациями в центре и на местах.

При жизни Сталина секретарь ЦК Хрущёв под присмотром вождя курировал Украинскую ССР, а теперь секретарь ЦК Хрущёв стал курировать огромную страну под названием Советский Союз, причем без всякого присмотра. Чувствуете разницу? Или, может быть, кто-то не знает, какие возможности открывала в СССР должность лидера единственной правящей партии?! А Хрущёв знал, и потому, ради достижения поставленной цели, рискнул по-крупному, встав вместе с Булганиным во главе антисталинского заговора. Таков ответ тем, кто не видит для Хрущёва пользы от устранения Сталина.

Именно благодаря своему новому статусу неформального руководителя КПСС, Хрущёв был назначен председателем Комиссии по организации похорон И.В.Сталина. И Хрущёв извлёк максимальную пользу от этого своего председательствования, добившись отсрочки исполнения решения о слиянии МГБ и МВД в единый орган – МВД СССР под руководством Берии. Свою инициативу Хрущёв аргументировал так: центральный аппарат МГБ и все его сотрудники уже включились в реализацию плана мероприятий по организации похорон Сталина и контролируют обстановку и в Москве, и на местах. Поэтому реорганизация органов власти в этот критический для страны период в высшей степени несвоевременна и нецелесообразна.

Инициатива Хрущёва получила одобрение, благодаря чему министр Игнатьев оставался на посту руководителя МГБ до 15 марта, то есть ещё 10 дней после смерти Сталина. Аналогичным образом, из соображений внешней безопасности маршал Василевский продолжил работу на посту военного министра до 15 марта, после чего был переведён на должность первого заместителя Булганина – нового министра обороны.

Игнатьев на все сто процентов использовал отпущенное ему дополнительное время. По его приказу (а не Берии!) была проведена тотальная зачистка места преступления (Ближняя дача). Тогда же избавились от потенциальных свидетелей, «разогнав всех, кого куда», по выражению С.Аллилуевой. Что касается двух охранников, которые, якобы, застрелились, то, скорее всего, под видом самоубийств ликвидировали тех сотрудников МГБ, которые находились на посту при въезде в посёлок Кунцево. В отличие от офицеров охраны, которых усыпили, эти люди исправно несли службу и могли стать опасными свидетелями.

А что же Берия? А Берия занял кабинет министра МВД и ждал 15 марта, когда истекут полномочия Игнатьева. Последний, впрочем, не был огорчён своей отставкой с поста министра. Его партийный босс Н.Хрущёв умел ценить и награждать преданных ему работников: ещё 5 марта 1953 года на Пленуме ЦК КПСС Игнатьев был заранее избран секретарём ЦК КПСС.

Само собой разумеется, что Берия не имел отношение и к трагическим событиям, имевшим место в Москве, когда в давке погибли и пострадали люди, пришедшие проститься со Сталиным. Весь комплекс правоохранительных мероприятий в это время осуществляли сотрудники игнатьевского МГБ.

В трудах некоторых авторов выражается удивление и недоумение по поводу того, как, мол, Хрущёв – крупный партийный руководитель и председатель Комиссии по организации похорон вождя, нёс гроб с телом Сталина к Мавзолею не в первом ряду, где шествовали Маленков и Берия, а в третьем ряду вместе с Булганиным и после Молотова с Ворошиловым. Да, действительно, в официальных СМИ руководители партии и правительства назывались в такой последовательности: Маленков, Берия, Молотов, Ворошилов, Хрущёв, Булганин, Каганович, Микоян.
Скромное пятое место в списке руководителей, естественно, огорчало Хрущёва: по его понятиям лидер КПСС должен находиться, по меньшей мере, сразу после руководителя правительства. Эту «ошибку» Хрущёв исправит довольно скоро, когда в сентябре 1953 года на Пленуме ЦК он станет Первым секретарём ЦК КПСС.

А тогда, в марте 53-го страна ещё жила по сталинским законам, согласно которым главенствующая роль в стране отводилась Правительству СССР, которое было призвано нести полную ответственность за экономику, безопасность и жизненный уровень советских граждан. Что касается партийных органов, то Сталин доверил им важную функцию воспитания, подбора и расстановки кадров.

Можно сказать, что в первом послесталинском руководстве нашла отражение инерция сталинского мышления, согласно которому руководители правительственных структур занимали более высокое положение, чем руководители партийных органов. Тем не менее, пользуясь своим возросшим политическим весом, Хрущёв сумел «отжать» на одну ступень вниз своего друга Н.Булганина – первого вице-премьера. По такому поводу сам Булганин не переживал. Вновь получив должность военного министра и право носить вожделенный маршальский мундир, Булганин был счастлив. В том, что Хрущёв займёт со временем более высокое положение, чем он, Булганин не сомневался и был к этому готов.

На посту председателя Комиссии по организации похорон, Хрущев сумел сразу продемонстрировать, что со сталинским подходом о вторичной роли партийных органов в системе власти, пора заканчивать. Такой вывод следует после ознакомления с документом за подписью Хрущёва под названием «Организация похорон Иосифа Виссарионовича Сталина». Здесь в разделе «Порядок процессии» приводится список, которым регламентируется, кто должен идти в траурной процессии за гробом вождя. Вот этот список: члены Президиума ЦК КПСС, затем семья, члены и кандидаты в члены ЦК, депутаты Верховного Совета СССР, главы делегаций братских компартий, почетный воинский эскорт.

Ознакомившись с этим списком, так и хочется спросить: А кого, собственно говоря, хоронят? Казалось бы, ответ очевиден: Председателя Совета министров СССР. Тогда возникает другой вопрос: Почему в списке нет министров – тех, кто многие годы работал в правительстве под непосредственным руководством Сталина. Ведь Сталин после 19 съезда не был ни Генеральным, ни Первым секретарём ЦК КПСС. Хрущёв всё это хорошо понимал, но умышленно расставил акценты таким образом, что в списке нет даже упоминания о сталинских министрах. Хрущёв даёт сигнал, что наступает другое время, время высокопоставленных господ-партийцев (партноменклатуры), а министры – слуги народа и потому должны знать своё место во властной иерархии.

В процессе самих похорон вождя также отмечены некоторые странные непонятности. Известно, что при движении траурной процессии от Дома Советов к Мавзолею хорошо известные (и менее известные) военачальники несли на атласных подушках государственные награды И.В.Сталина: Маршальскую Звезду (маршал С.М.Будённый), два ордена «Победа» (маршалы В.Д.Соколовский и Л.А.Говоров), три ордена Ленина (маршалы И.С.Конев, С.К.Тимошенко, Р.Я.Малиновский), три ордена Красного Знамени (маршал К.А.Мерецков, маршал бронетанковых войск С.И.Богданов, генерал-полковник В.И.Кузнецов), орден Суворова первой степени (генерал армии М.В.Захаров). Медали несли вице-адмирал В.А.Фокин, маршал авиации К.А.Вершинин, генерал армии И.Х.Баграмян, генерал-полковники М.И.Неделин и К.С.Москаленко.

Странно, например, что в этом списке присутствует малоизвестный москвичам генерал-полковник К.С.Москаленко – командующий войсками Московского района ПВО, но отсутствует его начальник – командующий войсками Московского военного округа генерал-полковник П.А.Артемьев. А его москвичи хорошо знали, как человека, сыгравшего видную роль при обороне Москвы. Он же командовал парадом войск на Красной площади 7 ноября 1941 года и руководил организацией Парада Победы летом 1945 года.

Выбор Хрущёва не был случайным. Он знал, что Артемьев – выходец из НКВД и, значит, человек Берии. А по мысли Хрущёва, важную во всех отношениях должность командующего войсками МВО должен занимать его человек – генерал Москаленко. Но главная странность заключалась в том, что ни в газетах, ни в кадрах фото-кинохроники граждане страны не увидели фамилий и портретов самых значимых и популярных маршалов Советского Союза: Г.К.Жукова, А.М.Василевского и К.К.Рокоссовского. Попробуем разобраться в причинах этой странности.

Как известно, Рокоссовский с ноября 1949 года работал министром национальной обороны Польши после того, как президент ПНР Болеслав Берут убедил Сталина в полезности такого назначения. И прославленный полководец вынужден был неохотно согласиться на жизнь в Польше из уважения к личной просьбе Сталина. Б.Берут не ошибся в своём выборе, и Рокоссовский обеспечил становление и развитие современных и боеспособных Вооружённых сил ПНР.

Не стоит сомневаться в том, что Рокоссовский очень хотел проводить в последний путь дорогого ему человека, тем более, что Польша – не Африка и перелёт из Варшавы в Москву много времени не занимает. Но Хрущёв знал, что в военных (и не только) кругах у Рокоссовского была стойкая репутация «любимого маршала товарища Сталина». А вот любимчиков Сталина нам не надо! Хрущёв позвонит Беруту и уточнит у него состав польской делегации, командируемой в Москву на похороны Сталина. После этого звонка Рокоссовского в составе польской делегации не будет.

Что касается Василевского, то с ним было всё по-другому. Ведь он – действующий до 15 марта военный министр и член Комиссии по организации похорон И.В.Сталина. Где его спрятали и зачем? Последний раз перед «исчезновением» фамилия Василевского была зафиксирована в «Журнале регистрации». Он зашёл в кремлёвский кабинет, где уже находились члены Президиума ЦК, во второй половине ночи и пробыл там с 00:30 до 01:30. Это было уже 9 марта – день похорон Сталина. Итак, Василевский пробыл в кабинете 60 минут. Чтобы военному человеку доложить о готовности военного ведомства к реализации намеченного плана мероприятий, так много времени не требуется.

Большую часть времени занял деликатный и душевный разговор. Собравшиеся не хотели обидеть прославленного полководца и достойного человека, но речь шла о том, чтобы убедить Василевского не показываться на публике во время церемонии похорон, ибо это может создать определённую проблему.

Проблема заключалась в том, что несколько сот человек, присутствовавших вечером 5 марта на Совместном заседании, знали, что вместо Василевского руководителем военного министерства назначается Булганин. Строгого секрета из этого не делали, поэтому эта новость стала известна многим москвичам и не только им. Однако на следующий день, то есть 6 марта Хрущёву удалось убедить членов Президиума ЦК в целесообразности отсрочить на 10 дней вступление в министерские должности Берии и Булганину. Пусть, дескать, министры Игнатьев и Василевский пока исполняют свои обязанности вместе со своими командами, но знать об этом всем необязательно, чтобы не создавать путаницу и не генерировать недоуменные вопросы. Вот почему на похоронах не было Василевского, зато Булганин снял свою гражданскую одежду и облачился в форму маршала Советского Союза, давая, тем самым, понять, что он уже вступил в должность военного министра.

Василевский, скорее всего, вынужден был согласиться принять участие в этом не очень достойном спектакле с хрущёвской режиссурой. Таким путём маршал мог избежать ненужных и мучительных объяснений на публике. Где во время похорон находился Василевский? Самый подходящий вариант – ссылка на нездоровье и необходимость пройти какой-то курс лечения (возможно, в домашних условиях).

Теперь переходим к ответу на вопрос: Почему такие командующие войсками военных округов, как Тимошенко, Баграмян и другие, приняли участие в церемонии похорон И.В.Сталина, а командующий войсками Уральского военного округа маршал Жуков – нет? При поиске ответа на поставленный вопрос будет, по меньшей мере, невежливо, если проигнорировать свидетельства на эту тему самого Жукова:

«Шёл месяц март 1953 года. Я только что вернулся в Свердловск с тактических учений войск округа. Начальник секретариата доложил мне: только что звонил по «ВЧ» Министр Обороны Булганин и приказал мне позвонить. Я тотчас же соединился с Булганиным. Он сказал мне: «Завтра утром Вам нужно быть в Москве». Я пытался выяснить цель вызова, Булганин ответил: «Прилетишь – узнаешь…».

Булганина я застал в его кабинете. Он был одет в шинель и разговаривал по Кремлёвскому телефону. Я представился, как положено военному человеку. Булганин сказал: «Сегодня состоится Пленум ЦК. Вам нужно быть на Пленуме. Я тороплюсь в Кремль». Протянув руку, он быстро вышел из кабинета на машину.

Перекусив на скорую руку, я пошёл к А.М.Василевскому – начальнику Генерального штаба. Поговорив о текущих делах, я спросил Александра Михайловича, не знает ли он вопросы, которые будут обсуждаться сегодня на Пленуме ЦК. А.М. ответил: «Ей богу не знаю. Мне самому только что звонил Министр обороны и сказал, что сегодня состоится Пленум. Час открытия будет сообщён дополнительно».

Собравшись на Пленум, мы узнали в кулуарах, что Сталин серьёзно болен. В назначенный час участники Пленума ЦК заняли места в Свердловском зале. Минут через пятнадцать-двадцать появился Президиум ЦК. Открывая Пленум, Н.С.Хрущёв сказал: «Настоящий Пленум созван в связи с тяжёлой болезнью товарища Сталина. По состоянию здоровья он, видимо, не сможет скоро вернуться к руководству партией и государством. Обсудив создавшееся положение, Президиум ЦК вносит на Ваше рассмотрение ряд неотложных вопросов по улучшению структуры министерств, центральных государственных учреждений и персональных назначений».

Первым секретарём ЦК была предложена кандидатура Хрущёва. Председателем Совета Министров названа кандидатура Маленкова. Министерство Внутренних дел объединяется с Министерством Государственной Безопасности. В связи с этим, Министром Внутренних дел названа кандидатура Берия. Министром Обороны остался Булганин. Первым заместителем Министра Обороны была рассмотрена и утверждена моя кандидатура.

Надо сказать, что назначение меня на должность первого заместителя Министра Обороны было для меня полной неожиданностью, т.к. Булганин, как Министр Обороны, для меня не был авторитетом, и он это хорошо знал… Так или иначе, но я уже не вернулся в Свердловск и немедля вступил в исполнение новых обязанностей».

В этом отрывке своих воспоминаний Жуков, в отличие от Шепилова, правильно сообщает, что Пленум ЦК состоялся до смерти Сталина. К сожалению, большая часть жуковской информации правдивой быть названа никак не может. Подобно Хрущёву, Жуков предпочитает творить свою собственную историю.

Так, согласно Жукову, его вызвал в Москву Булганин, который, якобы, ещё до Пленума ЦК уже был министром обороны. Как мог Жуков забыть, что назначение Булганина министром, а его первым замом было оформлено одним и тем же пунктом Постановления Совместного заседания?! Значит, в Москву Жукова вызвал не Булганин, а настоящий военный министр А.М.Василевский, которого Жуков записал зачем-то в начальники Генштаба. А что прикажете делать с подлинным начальником Генштаба маршалом В.Д.Соколовским?!

Само собой разумеется, что не мог Жуков 5 марта не только разговаривать с Булганиным, но даже видеть его, поскольку указанный персонаж «дежурил» у постели Сталина и появился в Москве только поздней ночью 6 марта. Непонятно, зачем Жукову понадобились все эти фантазии?

Далее Жуков с солдатской прямолинейностью заявляет, что после известия о своём назначении, он тотчас приступил к исполнению новых обязанностей и в Свердловск не поехал. В общем, «как только, так сразу». На самом деле, не в кремлёвском, а в другом кабинете Жукову объяснили, что приказа о его новом назначении пока нет, поэтому ему следует немедленно возвращаться в Свердловск и продолжать исполнение обязанностей командующего войсками Уральского ВО. Более того, дальнейшее пребывание в Москве создаст неудобства ему самому: люди будут поздравлять его с крупным повышением по службе, а он вынужден будет объяснять, что приказа ещё нет.

Жукова заверят в том, что приказ о его переводе в Москву на новую должность будет подписан менее, чем через десять дней, а пока ему следует сосредоточиться на том, чтобы в срок и без проблем передать дела преемнику. Ну, и не забыть перед отбытием в столицу провести тёплый прощальный ужин, как и положено в таких случаях.

Казалось бы, всё ясно, но Жуков не сдаётся и продолжает гнуть свою линию: «Во время похорон Сталина, Булганин мне рассказывал о той ночи, во время которой со Сталиным случилось несчастье …». По Жукову получается, что он находился где-то рядом с Булганиным и даже имел возможность выслушивать его рассказы. Почему тогда Жукова никто не видел? Может быть потому, что, выходя из дома, он одел плащ-невидимку?!

Калинин Г.А.